Философия техники в зарубежной философии 20 века

Конкурирующий подход означает, что машина (как и программа) создается человеком, и, в этом смысле является отражением той цели, которая  была предварительна выработана человеком и которой она призвана служат. В этом случае способность машины (программы) к целесообразному поведению определяется ее создателями .

Вопрос о возможности  построения искусственного интеллекта, равного, а возможно, и превосходящего человеческий разум, сводится к традиционному  философскому вопросу о природе  человеческого разума вообще, без  решения которого создание искусственного интеллекта вряд ли представится возможным, поскольку, по меткому замечанию Г.Л. Дрейфуса, автора книги "Что может компьютер? Пределы искусственного интеллекта", "То, что мы узнаем о пределах разума компьютера, . скажет нам многое и о человеческом интеллекте" Неожиданный выход из данной дилеммы предложил известный польский писатель-фантаст и философ Станислав Лем, предположивший, что магистральным путем развития для компьютеров будет моделирование не интеллекта, а инстинктов и тропизмов. С его точки зрения, развитие искусственного интеллекта. Приходит в противоречие с одной из коренных доминант всего технического прогресса — принципом целесообразности, и поскольку многие, если не все, цели, стоящие перед разработчиками современных информационных систем, могут быть разрешены без обращения к принципу искусственного интеллекта, . постольку создание самого искусственного интеллекта становится задачей, представляющей второстепенный интерес. Таким образом, постановка задачи о последствиях создания искусственного интеллекта является не вполне корректной.

Несомненно, философский  потенциал проблемы компьютерного  моделирования человеческого сознания еще не исчерпан. Даже если предложить, что системы с искусственным интеллектом не станут столь же распространенны ми, как программы типа "Norton Commander" если допустить, что их создание представляет собой задачу, интересную лишь в академическом смысле, тем не менее ответ на вопрос о том, способны ли машины к самостоятельному мышлению будет еще долго занимать умы философов.

Особое место  в современной "философской литературе занимают труды, посвященные оценке техники. Порожденная потребностями адекватного управления долгосрочными инвестициями в сложные и дорогостоящие технические проекты, проблема оценки техники является чрезвычайно острой. Заключается она в Том, что еще до реализации такого проекта мы с необходимостью должны представлять себе все последствия планируемой инновации. К чему приведет внедрение новой техники? Как оно скажется на экономической обстановке? На политической? На экологической? На здоровье населения? На его воспроизводстве? На безопасности страны? И т. д., и т. д.... И ответ надо получить еще до создания новой техники, потому, что исправление ошибок, допущенных на стадии проектирования, может обойтись чрезвычайно дорого, много дороже, чем изначальная стоимость самого проекта.

Оценка техники  и была призвана учитывать социально  значимые последствия второго и  третьего порядка для масштабных технических проектов. При проведении проектных работ такого масштаба во главу угла обычно ставится один критерий — будь то инженерная целесообразность экономические соображения, соображения  безопасности, и т. д. Идея заключалась  в том, чтобы обеспечить целостность  критериев эффективности проекта, преодолев eго фрагментарность на основе междисциплинарных исследований.

Однако, традиционные инженерные методы и критерии исследования здесь не срабатывают. Дело в том, что техника ценностно нейтральна, она, сама по себе, не может быть ни плохой, ни хорошей. Что такое, например, автомобиль "сам по себе" — предмет гордости и престижа, способный обеспечить личности свободу передвижения, или же четырехколесный монстр, убивающий людей, отравляющий атмосферу? Каждый может сам ответить на этот вопрос однако, принципиально важно здесь то, что ответ не может быть выработан ни одним из методов, ни одной из инженерных дисциплин. Более того, этот ответ вообще не может быть выработан априорно и рационально, ибо он полностью зависит от того набора базовых ценностей, из которого вы и исходите, отвечая на данный вопрос. Таким образом качества и свойства, связываемые человеческим сознанием с техническим объектом, оказываются зависящими в большей степени от самого этого сознания, чем от свойств самого объекта. А, следовательно, вторичные последствия технической инновации определяются не столько свойствами самого проекта, сколько ценностными характеристиками, причем, вопрос о "ценностной нагруженности" планируемой инновации оказывается критически важным.

Именно поэтому  для работ по оценке техники потребовалась  не просто социологическая и методологическая, а философская основа. И на философском уровне эта проблема обсуждалась в США в работах В. Байера, К. Парсела, Г. Портера, Г. Решера и др., посвященных проблемам аксиологии техники, методам ее оценки, совершенствованию планирования технических инноваций и т. д. Отмечалось, что совершенное, достоверное, теоретически обусловленное планирование технического прогресса было бы равнозначно попытке стилизации исторического процесса по некоему заданному образцу. Не говоря уже об издержках, с коими неизбежно связана подобная попытка, которые в демократическом обществе недопустимы. Оставляя в стороне необходимость таких методов контроля, отметим, что даже в такой "идеальной" схеме технической инновации неизбежны ошибки — хотя бы на уровне принятия решения. Где гарантии того, что это решение — "хорошее"? И, поскольку невозможно предвидеть изменение ценностных ориентации будущих поколений, нельзя гарантировать и того, что даже "хорошее" решение, принятое сегодня останется "хорошим" и для наших потомков.

Близко к этой проблеме примыкают дискуссии о  так называемом "инженерном идиотизме". Речь идет о таких технических проектах, создатели которых допустили ошибку еще на стадии целеполагания, сознательно или бессознательно, пренебрегая группой значимых факторов. В силу этого, рационально и творчески разработанный проект при реализации порождает массу проблем, заставляющих современников усомниться в здравом уме его разработчиков Сомнения эти, как правило, беспочвенны. Дело в том, что инженерное знание, как и все человеческая практика, организовано в согласии с принципом разделения труда, поэтому, разработчики, будучи узкими специалистами, исходят в своей деятельности из методов, присущих их областям инженерной науки. Порождаемые же конфликтные последствия оказываются за пределами этих методов.

В обоих случаях  речь идет о выработке критериев  рациональности планирования технической  инновации, не детерминированных жестоко  техническими, экономическими или политическими факторами. И именно потребностями синтеза весьма различных по своему происхождению данных объясняется апелляция разработчиков к философским методам рефлексии, потенциально способным к построению холистских представлений о предмете исследования.

Одной из "классических" философских проблем, поднимаемых  философией техники, является вопрос о происхождении техники и о ее связи с природой и обществом. На философском уровне этот вопрос означает попытку исследования процесса формирования новой техники — то есть процесса научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ Он аналогичен процессу исследования в науке, и, следовательно, может быть исследован с помощью гносеологических методов. Однако, поскольку техника принципиально несводима только к "прикладному естествознанию", постольку существует принципиальная разница между созданием новой техники и процессом научного поиска. Так, например, целью создателей новой научной теории является выработка как можно более общей закономерности Создателей же техники подобное заботит мало, их целью является выработка конкретного технического решения Именно поэтому, в отличие от естествознания, техника формируется как знание "ad hoc", для данного случая, что влечет за собой существенное отличие в гностических методах техники и науки.

Это различие лучше  всего продемонстрировать на при  мере всем известны вертолеты, без которых  сегодня труд но представить жизнь современного общества. Технически проблема полета с помощью несущего ротора решена, к тому же во многих вариантах. Однако полного теоретического обоснования такого полета не существует, т.е. не создано теории расчета аэродинамики вертолетов, позволяющей находить общие решения при их конструировании. Весь арсенал математических и инженерных методов этих расчетов состоит из частных решений, основанных на тех или иных допущениях "ad hoc".

Такое положение  проистекает и из существенных различий в подходах к исследуемому объекту, характерному для естествознания и  техники Естествознание, стремясь постичь  объективную, т. е. не зависящую от воли самого естествоиспытателя, картину  мира, стремится минимизировать те неизбежные искажения, которые вносит в мироздание наличие самого естествоиспытателя. В технике же, для которой ее усложнение и совершенствование  является основным гностическим актом, дело обстоит, как говорится, с точностью  до наоборот — объект исследования подлежит достоянному изменению в ходе познания, причем как в соответствии с его ходом, так и в соответствии с волей своих создателей. К примеру, создавая новую модель самолета, проводят ее исследование в аэродинамической трубе, и по его результатам конструкция может быть подвергнута определенным изменениям. Но изменения в конструкцию могут быть внесены не только на основе этих испытаний, они могут иметь вполне произвольный характер.

Таким образом, данная точка зрения состоит в том, что  естествозвание и техника сугубо различны по своим гностическим методам. Существуют и несколько конкурирующих точек зрения.

Одна из них сводится к тому, что поскольку современная  техника широко использует в своей  практике достижения развития науки, и, более того, поскольку различные  сферы технического знания постепеннно эмансипировались до уровни "технических наук", постольку мы должны говорить не о "науке" или "технике" как о самостоятельных феноменах, а о едином феномене современной науки и техники. Эта точка зрения крайне популярна среди марксистских исследователей в области философии техники, тем более, что она хорошо сочеталась с известным марксистским тезисом "о превращении науки в непосредственную производительную силу общества".

Вторая, несколько  пародоксальная точка зрения, отстаивается немецким философом П. Янихом в его широкоизвестной статье "Физика — естественная наука или техника"? (в сб. "Философия техники в ФРГ". М., 1969). Яних тоже полагает, что наука сливается с техникой в некий комплекс Он утверждает следующее деятельность физики, будучи основана на наблюдении, измерении и эксперименте, является технической деятельностью, а сама физика — в некотором смысле, разновидностью техники, описывающей поведение тех или иных артефактов. С точки зрения Яниха, физика, как наука, основана на применении приборов, которые суть технические артефакты. Более того, с точки зрения физики, научный результат становится таковым, когда мы от простого наблюдения объективных сущностей можем перейти к их измерению. Но, согласно Яниху, любое измерение — суть способ для производства искусственных, то есть технических, явлений. Действительно, любая шкала по своей природе искусственна, являясь продуктом человеческой культуры. Это верно даже для такого феномена как время, которое рассматривается Янихом как объективное, но квантуемое в соответствии с темпоральными представлениями человечества, выработанными культурой. Наконец, физический эксперимент в его описании предстает перед нами как специальным образом организованный искусственный объект, поскольку для его постановки мы всегда должны технически реализовать те или иные условия эксперимента. Суммируя все, Яних делает вывод о том, что скорее естествознание должно быть понято как вторичное следствие техники, чем техника как применение естественных наук.

Вопрос о связи техники с  природой и обществом в настоящее время является одним из ключевых. Традиционное понимание парадигмы технического прогресса как безграничного процесса "улучшения" основывалось на двух базовых идеях, выработанных наукой и философией Нового времени. Первое из них — это представление о неограниченности природных ресурсов планеты, второе — представление о человеке как о "царе природы", призванном господствовать над нею. Оба эти представления являются ошибочными. Ресурсы планеты ограничены, причем их пределы ясно видны уже сейчас. А, следовательно, безграничный экстенсивный рост невозможен. Кроме того, все большую популярность сегодня приобретает иное понимание места человека в природе, основанное на признании того, что человек — всего лишь часть природы, не имеющий возможности существовать вне ее. Этим объясняется необходимость философского осмысления феномена технического прогресса, т. е. связей между техникой, природой и человеком.

По какому пути пойдет в будущем развитие технической  цивилизации? И вообще, есть ли у  нее это будущее, или же она  рухнет под собственной тяжестью, окончательно погубив биосферу планеты? Как связаны между собой технический и общественный прогресс? В частности, если технический прогресс замедлится или даже будет остановлен как это отразится на социальной ткани общества, не приведет ли это к стагнации и регрессу? И, говоря в более общих терминах, чем определено развитие в паре общество-техника, что является детерминантом прогресса?

Вот только немногие из тех вопросов, которые ставит сегодняшний день перед философией техники. Однозначного ответа на них  не существует, и мы можем лишь выбирать между конкурирующими точками зрения.

Говоря о моделях  детерминизма в социальном и технологическом  развитии человеческого общества, отметим, что при всем многообразии таких  моделей, их можно разделить на две  большие группы — назовем их, вслед за Ф. Раппом, моделями "технологического" и моделями "ценностного" детерминизма. И хотя с точки зрения формальной логики, эти две группы моделей исключают друг друга, обе они одновременно оказываются истинными, что будет ясно из дальнейшего изложения.

Различные формы  технологического детерминизма пользуются завидной популярностью прежде всего в маркситской среде. Начиная с Карла Маркса, существует такое понимание хода исторического процесса, которое во главу угла ставит уровень технического прогресса. В марксистской теории это звучит так: уровень развития производительныx сил (под ним понимается состояние техники данного общества) определяет уровень производственных отношений (то есть вся социальная картина того же общества). Эта идея подвергается усовершенствованию с введением понятия "способа производства", который определяет "формацию". И тех, и других насчитывается пять — первобытно-общинная, рабовладельческая, феодальная, капиталистическая и, в перспективе, — социалистическая и коммунистическая как венец всей истории. Существенным тут является то, что технический прогресс понимается как некий квазиавтономный процесс, не зависящий не только от индивида, но и от общества в целом. Именно ходом этого процесса определяются все социокультурные изменения, происходящие в обществе. Истина, содержащаяся в таком подходе к пониманию исторического и технологического прогресса заключается в том. что действия людей не являются спонтанными я вполне свободными. Они ограничены тем набором средств, который предлагает им существующая в данном обществе технология. И, в этом смысле, сторонники технологического детерминизма безусловно правы. К их числу Ф. Рапп относит таких крупных философов, как Ж. Эллюдь, Г.-М. Маклюзн, А. Хабермас и Г. Маркузе. К ним можно добавить еще и главу франкфуртской школы Т. Адорно.