Философия серебряного века

Сборник «Проблемы  идеализма» был явлением не только философским, но и политическим: его выход связан с созданием в 1901 г. «Союза Освобождения», переросшего впоследствии в партию конституционных демократов. Вполне естественно, что и реакция на него носила политический характер прежде всего со стороны марксистов как ортодоксальной, так и позитивистской ориентации. С критическими откликами в разных изданиях выступили Л. Аксельрод, А. Богданов, А. Луначарский, Н. Рожков.

Но особенно бурный, даже скандальный общественный резонанс вызвало появление в  марте 1909 г. сборника «Вехи». Авторы сборника - Бердяяв, Булгаков, Гершензон, Изгоев, Кистяковский, Струве, Франк - выступили с резкой критикой радикального крыла русской интеллигенции. Они единодушно утверждали, что корень ее заблуждений - в «религиозном отщепенчестве», отрыве от духовной почвы. Русская революционная интеллигенция обвинялась в социальном утопизме и этическом нигилизме. Авторы «Вех» стремились выдвинуть идею религиозной культуры, основанной на знании и приумножении лучших отечественных традиций.

В предисловии  к книге М. Гершензон писал, что общей платформой авторов является «признание теоретического и практического первенства духовной жизни над внешними формами общежития... С этой точки зрения идеология русской интеллигенции, всецело покоящаяся на противоположном принципе - на признании безусловного примата общественных форм - представляется участникам книги внутренне ошибочной, т. е. противоречащей естеству человеческого духа...» (Вехи. Из глубины. С. 10). Истоки такой идеологии, по мнению авторов сборника, восходят к социалистическим и анархическим учениям европейской мысли, которые там утратили всякое значение. Однако их охотно заимствует (причем в искаженном виде) та традиция российской культуры, которая идет от Бакунина, Чернышевского, Лаврова, Михайловского. У интеллигентов последнего поколения - эсэров, социал-демократов, большевиков - в почете именно эта традиция, ориентированная на социальные потрясения и радикальные изменения общественного строя. Другая традиция связана с именами Чаадаева, Соловьева, Достоевского. Но их идеи не имеют руководящего значения, так как не обосновывают социализма и революции.

Выход сборника буквально всколыхнул российское общество. Практически не было такого печатного  издания, которое бы не откликнулось на это событие. Библиография, собранная Гершензоном, насчитывает 217 наименований различных публикаций по поводу «Вех», появившихся в период с марта 1909 г. по февраль 1910 г. В обсуждении сборника о русской интеллигенции приняли участие практически все круги российского общества. Но особенно активно отреагировали политические партии, которые даже организовали выпуск специальных «антивеховских» книг. Эсеры издали сборник «Вехи» как знамение времени», кадеты - «Интеллигенция а России». Лидер партии кадетов П. Н. Милюков видел в позиции веховцев измену демократическим принципам. Он даже совершил лекционное турне с целью опровергнуть «Вехи» и защитить репутацию интеллигенции. В. И. Ленин откликнулся на книгу острополемичной статьей «О «Вехах»». Назвав сборник «энциклопедией либерального ренегатства», он сразу обратил Внимание на его антиматериалистическую направленность: «Красной нитью проходит через всю книгу решительная борьба с материализмом, который аттестуется не иначе, как догматизм, метафизика, «самая элементарная и низшая форма философствования»» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 19. С. 168).

Борьба с  идеализмом в любых его проявлениях  к тому времени была для Ленина важнейшим делом политической жизни. Уже была написана книга «Материализм и эмпириокритицизм», где с революционной  страстностью проводится линия безусловного утверждения диалектического и исторического материализма, бескомпромиссной борьбы против идеализма, «фидеизма», махизма, прежде всего его русского варианта, претендующего на «особый путь» в философии. Его принцип: если не «чистый» материалист - значит идеалист. Для опровержения оппонентов Ленин сплошь и рядом использует речевые средства, весьма отдаленные от философского лексикона. «Сор», «вздор», «напыщенная претенциозная галиматья», «философские безголовцы»... Он повторяет смачные дйцгеновские выражения типа «гнусная партия середины», «вшивая яма», не без удовольствия адресуя их своим противникам. Не были пощажены в этом смысле и идеалисты-богоискатели, равно как и богостроители: «Богоискательство отличается от богостроительства... ничуть не больше, чем желтый черт отличается от черта синего...

Всякая идея о всяком боженьке, всякое кокетниччнье даже с боженькой есть невыразимейшая мерзость... это- самаяяопасная мерзость, самая гнуснаяя«зараза»» (Ленин  В. И. Полн. собр. соч. Т. 48. С. 226-227).

Политика все  более властно и неуклонно  превращала философию в свое подспорье. В «Вехах» Н. Бердяев сетует на то, что философия идеологизируется, что истина всецело подчиняется  интересу. Неважно, ложна или истинна  идея, главное в том, что она  способна служить социализму. «Основное моральное суждение интеллигенции укладывается в формулу: да сгинет истина, если от гибели ее народу будет лучше житься, если люди будут счастливее; долой истину, если она стоит на пути заветного кличч «долой самодержавие» (Вехи. Из глубины. С. 17-18). На этот счет Ленин отвечал, что если бы геометрические аксиомы задевали интересы людей, то они наверное опровергались бы.

Актом политической конфирмации диалектического материализма и превращения его в символ веры большевиков можно считать резолюцию «О ведении ЦО», принятую в июне 1909 г. на расширенном совещании редакции газеты «Пролетарий». «Представители расширенной редакции в ЦО, - говорится в этом документе, - должны занять в философских вопросах, если эти вопросы встанут в ЦО, определенную позицию диалектического материализма Маркса-Энгельса». Эта установка действовала, по существу, восемь последующих десятилетий. Война позиционная превратилась в войну фронтальную, которая завершилась полным поражением идеализма в России.

Материализм победил, но эта победа была достигнута не при помощи «оружия критики», а посредством «критики оружием». Сборник «Из глубины», выпущенный по инициативе П. Б. Струве в 1918 г. с участием «веховских» авторов, прозвучал прощальным песнопением русскому идеализму. Не случайно в качестве названия для книги были взяты слова из погребального псалма: «Из глубины взываю к Тебе, Господи...» В 70-е годы А. М. Солженицын организовал во Франции выпуск сборника «Из-под глыб», который был как бы продолжением «веховской» традиции. Но это уже было другое поколение авторов, другое мышление, другая проблематика...

Если подъем в области литературно-эстетической дал повод назвать период, о  котором шла речь, «Серебряным  веком», то, оценивая достижения в области  философской мысли, С. А. Левицкий называет его «Золотым веком» русской философии. На самом деле такого взлета русская мысль не знала ни в прежние, ни в последующие времена. И если для творческих исканий в области поэзии, искусства, эстетики этот век, по существу, закатился с наступлением советской эпохи, то его философская традиция несмотря на вынужденную эмиграцию основной части самих философов продолжалась практически до середины нынешнего столетия. Свои лучшие произведения Н. Бердяев, С. Булгаков, С. Франк, Н. Лосский, Л. Шестов и ряд других видных представителей Ренессанса издавали уже за границей. Возвращение этих книг на родину и относительно недолгий всплеск их популярности стали в каком-то смысле «вторым изданием», или «стереотипным переизданием» философии «Серебряного века» России.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Выводы по 1-ой главе

 Ничто в жизни не проходит бесследно, человечество то и дело к чему-то возвращается. Ведь и «Серебряный век» с его философским Ренессансом, как и европейское Возрождение, - это, в известном смысле, возвращение к истокам. В начале века крупнейшие философы России обратились к идейному наследию своих предшественников в отечественной и мировой мысли. Они звали не «назад, к Соловьеву» или «назад, к Канту», а советовали не отрываться от этих выдающихся гуманистов, для которых человек выступает не как средство, а как цель общественного прогресса.

Поэтому мы вправе надеяться, что и философия «Серебряного века» еще получит свое настоящее  возрождение. Но уже не как веяние моды, а как осознанно востребованная интеллектуальная и духовная ценность. Мы вправе ожидать, что возрождение отечественной философии будет одновременно означать и ее новую интеграцию в мировую мысль.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 2

Философия и наука: разделение самосознания

 

1.2. Золотой  и серебряный века философии

        Так, несколько банально, я обозначу тот временной период самосознания культуры, когда оно выражалось синкретичностью  философии и науки. Собственно, философия и означала науку, наука и формировалась как философия. Философская рефлексия обнимала всю предметность бытия и многомерное пространство духа, поднимаясь над ними и структурируя их. Она без противоречий связывала индивидуальный житейский опыт,  коллективный социальный опыт и опыт, полученный специальными  познавательными процедурами (последний в будущем и конституируется в качестве науки, научного знания). При этом философия очень мало была озабочена своей, так сказать, функциональностью, или практической значимостью. Во-первых, эта значимость подразумевалась как бы сама собой, вследствие того, что никакой другой формы сосредоточения знания и не существовало. Во-вторых, куда большее значение имели мировоззренческие системы, конструируемые философией  и вносимые в общественное сознание, чем научно-технические инновации, поскольку сфера производительного труда вполне обходилась традиционными орудиями и технологиями и не нуждалась  в этих инновациях. Да  их внедрение вряд ли и было возможным в условиях рабовладения. Правда, несколько по-иному дело обстояло в сфере военной деятельности, весьма открытой к достижениям научно-технической мысли.

        Зато духовная сфера жизни общества была очень восприимчивой к усвоению новых форм движения мысли. Для этого в античном сообществе сложились существенные предпосылки. Прежде всего, возникла настоятельная практическая потребность в овладении методами рационального мышления. Политическая жизнь, ставшая доминантной формой существования  полисного человека, требовала умения строить речь, умения внятно выражать мысли, умения убеждать для принятия нужных решений. Третейский суд, ставший важнейшим социальным институтом, требовал умения строить аргументацию, выявлять  те мыслительные конструкции, которые ведут к заблуждению или заведомо неистинны, и приходить к доказательному выводу. Сфера экономики, торговли требовала умения производить точные измерения,  строить расчеты  и обоснования цен на товары. Военное искусство, далеко не последнее по своей значимости,  требовало регулярной службы и регулярного строя. Таким образом, во всех сферах и отраслях общественной жизни требования правильности, регулярности, рациональности их организации и управления стали в плоскость непосредственной практической актуальности.

       Задача наблюдения за процессами мышления с целью познания его структуры и законов функционирования оказалась выдвинутой на передний план общественных потребностей. Мышление становится предметом  специального наблюдения, описания и анализа. Мышление как субъект познания и мышление как предмет познания, существуя в единстве, отделяются друг от друга и противопоставляются, строятся абстракции над абстракциями и результаты этой деятельности становятся основаниями, объяснительным принципом миропонимания. Естественно, что в своих рафинированных формах этот процесс осуществляется только в напряженной интеллектуальной деятельности очень немногих людей, обладающих не только достаточными знаниями, не только необходимым талантом, но и достаточной предрасположенностью к таким занятиям. А самое существенное, что продукт их размышлений об этих высших и абстрактных сущностях становится общественно необходимым продуктом – он, грубо говоря, имеет спрос. Философская рефлексия теперь становится органической частью бытия общественного человека, одним из важнейших инструментов его гносеологического отношения к миру и процесса его социализации,  Формируется совершенно новая структура социальной жизни – образование,  в котором философия, и что еще более важно - методы мышления, открываемые философией, играют ведущую роль.

        В духовном пространстве античного мира эта работа абстрактной мысли имеет, однако, весьма относительную самостоятельность. Она переплетена, сопряжена  с содержательными формами и способами традиционного племенного мифологического и религиозного мышления. Она  зачастую и выражает себя в этих традиционных формах, что, с одной стороны, затрудняет понимание  ее смыслов, с другой, напротив, делает их доступными для внедрения в общественное сознание. Поэтому философия, имея свое собственное содержание и свои собственные методы, сохраняет органическую связь с мифологией и искусством, вырастает на их почве и питается ею. Разделение сознания в этих своих формах, конечно, уже несет в себе некоторую напряженность, но  еще нет  разрыва между ними. Философские абстракции оснований миропонимания находят выражения в чувственно-предметных формах и образах воды или огня, музыки сфер и т.п.,  но это уже не олицетворение стихий, а именно необходимая чувственно-образная поддержка абстракций, имеющих характер универсалий.

        Очень скоро философия, эмансипируясь от  чувственности, начинает размышлять и над сущностью своих родственных форм – мифологией и искусством, отыскивая им рациональные объяснения. Она теперь не только структурирует духовное пространство, но строит его, даже в определенном смысле сотворяет его и задает ему смыслы  Мышление осознает свою приоритетную роль в таком организованном и сотворенном мире, правда, эта роль лишь  замечается, фиксируется и, что вполне оправданно,  легко абсолютизируется. Это выражается во все нарастающей тенденции к гипостазированию, то есть отделению абстрактных понятий не только от  чувственной действительности, но и от самого мышления и превращения их в особую действительность. Наиболее четкого выражения этот процесс достигает в платоновской философии, и  впоследствии будет постоянно проявлять себя в средневековом реализме, а потом в гегельянстве.

        Другой тип абсолютизации связан с гипостазированием цели и получает форму телеологии. Целеполагание. - важнейшая характеристика сознания, переносится на всю природу вообще и тогда мир рассматривается с позиции финализма, существования некоей конечной цели, заложенной в каждом явлении и в каждом процессе. Основы такого мироосознания были сформулированы в философии Аристотеля, в его учении об энтелехии.

       Эти характерные черты философской рефлексии стоит особенно заметить, поскольку в дальнейшем изложении, при анализе ее аберраций,   к ним нужно будет вернуться.

       Расцвет  античной философии можно объяснить  тем,  что она стала общественно необходимым способом организации пространства бытия человека. Философия своей предметностью, фактом своего существования уже порождает вокруг себя некоторое силовое поле, в котором содержание сознания, равно как и содержание человеческой деятельности, продуцируется и поддерживается в определенной континуальности, задающей условия и возможности пониманий и действий. Здесь содержание знания  сливается с его существованием. А поскольку философия включает в себя и объективное содержание знания, которое получает название научного, она приобретает доминантное культуротворческое значение и начинает выполнять важнейшую человекообразующую функцию. Теперь осознавать себя в культуре человек античности мог лишь через осознания себя по отношению к философии. Языком культуры  стал язык греческой философии, сиречь – греческой науки. Поэтому я и называю это время золотым веком философии.

        В последующие времена языком культуры станет теология, и философия в значительной мере уступит ей свою роль организатора и строителя культурного пространства.  Возникнет различие между языком философии и языком науки, оно разовьется до состояния противоположности. А поскольку язык является фундаментом культуры, возникнет и довольно острая коллизия в понимании места философии и науки в культуре и в понимании их культуротворческих функций.