Международная экономическая интеграция, и ее объективные стороны

Между тем данные опроса свидетельствуют и о другом. Граждане стран Центральной и Восточной Европы, наконец, поняли ценность созданной Советским Союзом на их территории атомной энергетики. Например, в Болгарии против использования атомной энергии настроены только 33 % респондентов, в Чехии - 40, Словакии - 47, в Литве — 55 %. Теперь новые государства — члены ЕС, которым на основании договоров о присоединении было навязано обязательство приостановить работу АЭС, и была выплачена согласованная сторонами компенсация, просят возобновить работу уже закрытых атомных реакторов или отсрочить остановку еще действующих. Приостановка работы АЭС ведет к огромным потерям со стороны ЕС. Остановка реакторов в Болгарии, Македонии, Албании и Хорватии уже повысили стоимость атомной электроэнергии на 80-100 %.

Дни, когда энергия  доставалась легко, закончились. Глобальный спрос на энергию растет. ЕС приходится бороться за энергию с крупнейшими  странами-импортерами энергоносителей, большинство из них до недавнего  времени не представляли собой угрозы как конкуренты Евросоюза. Развитие таких регионов мира, как Ближний и Средний Восток, Северная Африка, Латинская Америка, а также Индия и Китай приведут в скором будущем к тому, что решение проблем энергообеспечения очень осложниться. На это будут влиять и внутренние факторы, которые будут ослаблять позицию ЕС в таких условиях.

Таким образом, именно потребность  в создании особых тесных форм отношений  с Россией в энергетической сфере  обуславливает выработку особой политики в отношении нашей страны. Но все это только в идеале. А в реальности в отношениях РФ и ЕС взаимное недоверие, недовольство друг другом и, в целом, институциональный паралич, вызывающий постоянные раздоры. Фундамент отношений между Россией и ЕС шаткий настолько, насколько это возможно.

В отношениях России и ЕС есть дефицит долгосрочных целей, и дело здесь не только в отсутствии политической воли с обеих сторон. Существует объективная логика, а именно различие между внутриполитическими дискурсами о суверенитете в России и Европе.

Основное отличие заключается в том, что в своем стратегическом мышлении Москва руководствуется "вестфальскими" представлениями, о суверенитете. По мнению ЕС, "нынешнее стремление увеличить власть государства, поддержанное большинством российской политической элиты как необходимый инструмент национального возрождения и как коррекция беспорядка ельцинской эпохи, не создает внутреннего стимула для реформ и не дает внешней точки отсчета, которая позволила бы начать многостороннее сотрудничество с Европой, особенно в условиях изменяющейся международной системы и трансформирующегося понимания суверенитета.

Что касается Евросоюза, он не сформулировал долгосрочного видения своих отношений с Россией. Для его чиновников основной структурной проблемой является тот факт, что РФ не имеет так называемого призвания к членству; и они не до конца понимают, как сотрудничать с соседом, который к ним не присоединится. После 50 лет успешной интеграции и адаптации к окружающему миру Евросоюз до сих пор остается интеграционной структурой. В ее основе заложен набор бюрократических правил, процедур и институтов, нацеленных на трансформацию стран и территорий по универсальным стандартам. Именно это «вмешательство»в дела РФ так часто раздражает российскую сторону. В очевидном стремлении сформировать Россию по своему собственному образу и подобию, Евросоюз проецирует свои ценности, нормы и правила (но также продвигает свои материальные интересы), ожидая, что Россия примет правила игры, описанные ЕС. Это не более, чем проекция внутренней логики Евросоюза (который вел себя так же в отношении Словакии или Эстонии), но без обещания включить Россию в свой состав.

Набор политических практик  и инструментов ЕС, предназначенных  для регулирования отношений  с внешним окружением, называется европизацией. Под этим термином брюссельский Центр изучения европейской политики понимает «трансформацию национальной политики и процесса выработки политических решений в соответствии с современными европейскими ценностями и стандартами посредством:¹²

• юридических и институциональных обязательств, вытекающих из норм и правил ЕС и Совета Европы;
• объективных изменений в экономических структурах и интересах индивидов в результате интеграции;
• субъективных изменений в верованиях, ожиданиях и идентичности.

Несмотря на все свои постмодернистическе заявления об «отрицании политики силы», Евросоюз является прямым наследником западной миссионерской традиции. «Европизация» описывается ЕС как процесс «развития» аутсайдеров до «стандартов нашего уровня», который представляет других как обделенных моральными качествами. В подтверждение приводится тот факт, что для членов в ЕС странам-кандидатам требуется быть исследованными на предмет соответствия стандартам демократии, верховенства права, прав человека, экономических структур и т.д. В случае несоответствия этим стандартам стране-кандидату отказывается в равной субъективности с членами Евросоюза, и она приговаривается к исключению. Это именно то, что случилось с образом России в Европе после того, как стало ясно, что она больше не соответствует идеальной европейской нормативной модели и движется к полуавторитарному бюрократическому режиму. Разочарование в «европеизации» России привело к ее последующей маргинализации и изоляции в дискурсах и практиках Евросоюза.

В ответ на дискурсивное наступление ЕС Россия выступила с идеей своей «исключительности». Если этот маневр и удался, и Россия останется «исключением», все равно все ведет к косвенному признанию Европы как гегемонистской «нормы». В этой модели к «исключительности» России буду просто толерантны, но не признают ее в ее самобытности.

«Суверенитет» и «европеизация» являются двумя конкурирующими стратегиями по управлению глобализацией. Первая стратегия направлена на защиту внутреннего порядка, а вторая — на проецирование своего внутреннего порядка. Россия усиливает внутреннюю государственность в качестве консервативного средства по уменьшению неопределенности, вызванной глобальными рисками, отсекает риск на границах. Евросоюз же распространяет свои внутренние структуры для управления этой неопределенностью вне своей территории, минимизирует риск на дальних подступах. Фактически Россия и ЕС поменялись ролями, которые они играли на протяжении второй половины XX в., когда СССР пытался экспортировать свою модель, а Европа была ориентирована на себя саму и воздерживалась от каких-либо внешнеполитических инициатив. Ныне все ровно наоборот: Россия впервые за 500 лет воздерживается от территориальных притязаний и концентрируется на вопросах внутренней политики, а ЕС превращается в ревизионистскую державу, которая пытается перенести свою модель на соседние государства.

Столкновение двух модернистских  проектов - ключевое структурное препятствие  в отношениях между ЕС и Россией. Таким образом, среднесрочный прогноз  не особенно оптимистичен; скорее всего, отношения ЕС и России зашли в тупик. Диалог между ними будет буксовать из-за аморфных институтов, бессодосодержательных саммитов и бюрократических споров. Даже если новые документы и смогут явиться, наподобие нового Базового соглашения России и ЕЭС они вряд ли что-то изменят, учитывая традицию принятия документов в рамках сторонних отношений.

Ключевой проблемой  останется системная несовместимость  полуавторитарной России, руководствующейся  принципами  суверенитета «жесткой власти», и интеграционной машины Евросоюза с ее «бюрократическим империализмом», которая структурно неспособна принять РФ, не склонную поддаваться на интеграционное давление. До тех пор, пока не произойдет значительных изменений в российской внутренней и внешней политике, а также изменений в подходе ЕС к России, отношения между ними будут оставаться в упадке и кризисе.

С обеих сторон политике будет не хватать сдержательности  и связности, и она, скорее, будет  реагирующей, чем инициативной. Политика Евросоюза в отношении РФ будет  децентрализована, в ней будут конкурировать различные взгляды - от традиционно персонализированного подхода Франции, Германии и Италии до историчёского недоверия со стороны новых членов ЕС из восточной Европы. В результате восторжествует двусторонняя политика. Примером современных разногласий в Евросоюзе является Североевропейский газопровод, который поддерживают Германия и ряд стран "старой" Европы и которому противодействуют новые члены ЕС из Восточной Европы.

У России также отсутствует  долгосрочное видение своих отношений  с ЕС, и она придерживается политики реагирования и ограничения ущерба. Москва будет выступать противовесом политики Брюсселя в их общем зарубежье, воспринимая возможность вступления в ЕС Украины и Молдавии как угрозу для своих национальных интересов. В то же время она будет рада извлечь выгоду из двусторонних отношений, используя внутренние разногласия в Евросоюзе и различия в подходах ЕС и США (относительно недавний пример - по вопросу в Ираке).

Некоторые области взаимодействия России и ЕС останутся в экономической сфере — в частности, будут постоянно возникать и требовать решения проблемы с экспортом природного сырья из России и импортом в последнюю продовольствия из ЕС. Кроме того, вопросы внутренней и внешней безопасности будут особенно дискуссионными, в частности, такие проблемы как визовый режим, миграция, соперничество EC и России на пространстве СНГ. Это соперничество будет тем более острым, что РФ отказалась участвовать в Европейской политике добрососедства, которая воспринимается в Москве как вмешательство ЕС в регионе, считающимся естественной зоной интересов России. Многие российские комментаторы воспринимают Европейскую политику добрососедства, как попытку Брюсселя возвести "санитарный кордон" на восточной границе ЕС, что приведет к еще большей изоляции России.

Патовая ситуация в отношениях России и ЕС, видимо, будет продолжительной, без каких-либо стимулов, акторов  или политической воли, способных  их улучшить. Внутренние затруднения  с обеих сторон послужат причиной, по которой Москва и Брюссель заморозят серьезный диалог о долгосрочном будущем своих отношений. Тем временем ЕС также будет занят вопросами своего внутреннего развития, осмысляя задержку в ратификации Лиссабонского договора. В условиях неопределенности Россия явно не станет приоритетным направлением внешней политики ЕС. Более того, она будет рассматриваться как еще одна внешняя угроза, влияние которой необходимо минимизировать.

Иными словами, обе стороны, загруженные своими внутренними  проблемами, будут видеть действия другой стороны как угрозу. Тем не менее, обе стороны также должны будут проявить терпимость и сдержанность. Брюссель должен идти на диалог с Москвой из соображений безопасности энергопоставок (особенно учитывая тот факт, что источники в Северном море исчерпаны, на Среднем Востоке растут риски, а резервы Каспия переоценены) и глобальной безопасности. Москва должна идти на диалог с Брюсселем ради решения вопросов по экспорту энергоносителей, по общему с ЕС зарубежью, и в целом потому, что ЕС для России важный интерфейс и окно на Запад. Взаимное раздражение и ограничение ущерба, наряду с непременной взаимной терпимостью и потребностью избежать крупных кризисов, приводит нас к феномену "вынужденного партнерства" между Россией и ЕС.

Заглядывая за горизонт 2009 г., не стоит ожидать быстрых изменений. Проблема является не непреходящей и связана не только с авторитарным сдвигом в России в период президентства Путина и не только с трудностями в ЕС, связанными с расширением и с конституционной реформой. Вопрос и не в плохом качестве отношений между Москвой и Брюсселем, что можно было бы исправить некой "правильной" политикой и содержательными документами. На самом деле проблема состоит в системной несовместимости ЕС и России, которые находятся в разных фазах эволюции своих систем управления пространством, что приводит их к противоположным взглядам на глобализацию и подталкивает к модернистским ритуалам "отчуждения".

Подводя итог этому вопросу, хотелось бы определить некоторые рекомендации для политики.

Более позитивные сценарии отношений ЕС и России требуют постепенного изменения в менталитете у обеих сторон. Российская элита нуждается в менее изоляционистском представлении о мире.

Набор идентичности, инструментов и концепций, в отношениях ЕС и РФ не годится для Выхода из тупика. Для того чтобы сдвинуться с мертвой точки, помимо двусторонней и региональной дипломатии, необходимо инновационное, нетривиальное мышление. Необходимо критически взглянуть на догмы политического мышления  в Москве и Брюсселе, на российский "суверенитет" и на брюссельскую "европеизацию".

Что касается России, то размен драгоценного "суверенитета" может, к примеру, означать отмену виз для граждан Евросоюза, "одностороннее визовое разоружение". В этом случае, возможно, Брюссель почувствует, что обязан отреагировать на такой шаг, упростив получение шенгенской визы для граждан России, с перспективой отмены виз вообще.

Кроме того, Россия и ЕС могут экспериментировать с созданием "пилотных регионов" на общих границах, которые послужат полигонами отработки  процедур адаптации законодательства ЕС и безвизовых обменов. Первым из таких регионов мог бы стать Калининград. Идея калининградского анклава, имеющего статус "заморской территории" России, была представлена в начале 2005 г., но была отвергнута Кремлем, который увидел в этом угрозу размывания российского суверенитета, и Брюсселем, который не пожелал делать для России "исключение из правил".

Все это возвращает нас  к вопросу о глобализации. В  поисках путей адаптации к  ее рискам и вызовам Россия и Европа возвращаются к традиционным модернистским дискурсам. Для России возврат к "суверенитету" в 2000-х годах означает возврат к модернистским основам российской государственности последних пяти веков, сформированной в качестве противовеса Западу. В то же время для ЕС "европеизация" звучит по-постмодернистски, но на практике означает обращение колониалистской интерпретации "западности" как блага. Критически оценивая "суверенитет" и "европеизацию", Россия и Европа должны попытаться принять Другого как данность, а не как то, чему надо противостоять и что нужно трансформировать. В итоге может родиться концепция евро плюрализма, которая станет новым основанием долгосрочного партнерства Европы и России.