Европа и процессы глобализации экономики

ЕВРОПА И ПРОЦЕССЫ ГЛОБАЛИЗАЦИИ ЭКОНОМИКИ

Прежде чем говорить о  месте и роли Европы в глобализирующейся экономике, следует определиться с самим понятием “глобализация экономики”. В последние годы этот термин стал модным, расхожим и употребляется где попало и как попало. Нередко он используется как синоним интернационализации хозяйственной жизни и врастания национальных экономик в мирохозяйственную систему или как эквивалент либерализации международной торговли и инвестирования, или даже как иное выражение процесса интегрирования национальных хозяйств. Такая терминологическая "безразмерность" вносит путаницу и мешает пониманию этого исторически нового и действительно важного процесса. Поэтому, чтобы читатель понимал, о чем пойдет речь в этом разделе, с самого начала внесем ясность в терминологию.

Интернационализация хозяйственного, политического, культурного и других аспектов жизни общественных организмов, функционирующих как национально-государственные макроструктуры – наиболее общее понятие нарастающего взаимодействия между такими организмами (странами), то есть межнационального (межстранового) общения на самых разных исторических его стадиях – от первых проявлений международного разделения труда до современной сложной и многоуровневой системы международных связей и взаимозависимостей и в самых разных его пространственных масштабах – от двустороннего до регионального и глобального уровней.

Глобализация — это пространственная характеристика интернационализации хозяйственной жизни на том историческом этапе, когда она приобрела всемирный охват, то есть во второй половине ХХ века и особенно в последние десятилетия. Такое количественное расширение ареала интернационализации до предельно возможных масштабов придало ей новое качество. Крупные субъекты хозяйственной жизни превратились в игроков глобального масштаба, принципиально изменилось соотношение эндогенных и экзогенных факторов развития национальных (страновых) общественных организмов, изменилась роль государств как организационно-политических инструментов, обеспечивающих функционирование таких организмов.

Что же касается международного интегрирования, то это — наивысшая на сегодня ступень интернационализации хозяйственной жизни, когда нарастающая экономическая взаимозависимость двух или нескольких стран переходит в сращивание национальных рынков товаров, услуг, капиталов и рабочей силы и формирование целостного полигосударственного социально-экономического организма с единой валют-но-финансовой системой, единой в основном правовой системой и теснейшей координацией внутри- и внешнеэкономической политики государств-членов. По многим причинам такой уровень достижим пока лишь в наиболее развитых регионах мира и, следовательно, ограничен региональными рамками.

Таким образом, если глобализация – это стадия предельно возможного развития интернационализации вширь, то интеграция – наивысшая ступень развития ее вглубь.

Истоки и механизмы  глобализации экономики

Исторически сложилось так, что локомотивом интернационализации  хозяйственной жизни, а во второй половине ХХ века – также глобализации экономики и региональной интеграции стали Западная Европа, ее отпрыски — Канада, США и Австралия, а  также Япония. На протяжении первых 16–18 веков новой эры эта группа стран, именуемая сегодня “Западом”, по уровню своего развития мало отличалась от остального мира, если судить по такому обобщающему критерию, как ВВП  на душу населения. По подсчетам известного исследователя истории мировой экономики Ангуса Мэддисона, в течение первых полутора тысячелетий н. э. эти показатели в странах Запада и во всех остальных были весьма близки и составляли (в долл. 1990 г.) на рубеже нашей эры соответственно 440 и 400 долл., а в 1500 г. – 624 и 545 долл. Запад начал явно отрываться от остального человечества лишь в XVIII–XIX вв.

Почему это стало возможным?

Главным образом благодаря  тому, считает этот ученый, что здесь  своевременно осознали способность  человека преобразовать на основе исследований и экспериментов и подчинить  себе силы природы и поняли, что  для реализации этих способностей человека-инноватора, человека-предпринимателя необходимо создать благоприятные общественные условия. Исследовательский аспект в экспериментальной науке имел для Запада исключительное значение и стал главным условием ускорения технического прогресса, проявившего себя в полную силу в XIX–ХХ веках. Структурные перемены, устранившие ограничения на рынках, свободная купля-продажа собственности, успехи в создании корпораций и бухгалтерской отчетности и формирование надежных финансовых институтов — все это способствовало снижению рисков и развитию предпринимательства. В отличие от этого в остальной части мира отношения собственности и другие общественные институты оставались традиционно нацелены на защиту общинных и клановых приоритетов, на поддержание социального равновесия и были гораздо менее пригодны к тому, чтобы допускать самостоятельность отдельных личностей, поощрять новаторство и рискованные социальные перемены.

Кроме того, немаловажное значение имели семейные и религиозные  традиции. Западные семейные традиции предусматривали планирование рождаемости  и ослабляли обязательства в  отношении более дальних родственников, что способствовало концентрации, а  не распылению богатства. В остальной  части мира, напротив, доминировала восходящая к глубокой древности  традиция многодетных семей, почитались родственные связи, обычай предписывал  помогать даже дальней родне. Это  мешало не только накоплению богатства у отдельных талантливых инноваторов, но и не позволяло создавать материальную основу для крупных технических прорывов.

В итоге сначала Западная Европа, а вслед за ней и другие страны Запада смогли в XVIII-XIX вв. достичь  значительного технического прогресса, роста на этой основе производительности труда, активного развития международной  торговли, вовлечения в собственный  хозяйственный оборот природных  ресурсов других стран, в том числе  тех, которые все еще оставались на доиндустриальных и докапиталистических  ступенях развития. Все это вместе взятое привело к тому, что благосостояние в странах Запада стало расти ускоряющимися темпами. В Англии, например, производительность труда (ВВП в расчете на один час затраченного рабочего времени) почти за два столетия, с 1700 г. по 1890 г., возросла в 3,5 раза, а за последующие сто лет, с 1890 г. по 1989 г., — в 6,5 раза. Соответственно росли здесь и подушевые доходы: в 3,1 и 4,9 раза. Остальное человечество продвигалось вперед очень медленно. Если на Западе средний доход на душу населения за последнюю тысячу лет повысился в 49 раз, то в остальной части мира — лишь в 7 раз¹. Разрыв в уровнях технико-экономического развития и, соответственно, в доходах на душу населения между Западом и всеми прочими регионами вплоть до 70-х годов ХХ в. продолжал неуклонно увеличиваться.

Раскрепощение личности, поощрение  свободы ее творчества, гарантии ее прав на плоды своего труда в сочетании  с рыночной системой хозяйствования открыли в Западной Европе, США  и других странах Запада неисчерпаемый  источник постоянных инноваций и  в технико-технологической сфере, и в области менеджмента, и  в маркетинге. Это позволило Западу не только стать авангардом мирового экономического сообщества, но и использовать в своих интересах природные  богатства и дешевую рабочую  силу всего остального человечества. Сначала путем грубого военного насилия, создания колониальных империй и принуждения покоренных народов к уплате дани, но затем, по мере становления и развития в метрополиях капитализма, все более и более на основе рационального разделения труда между индустриальными метрополиями и аграрно-сырьевыми колониями и полуколониями с учетом абсолютных и относительных преимуществ каждой из сторон.

В начале ХХ в. это дало повод  Дж. Гобсону, Р. Гильфердингу, а потом и марксистам-ленинцам заявить о наступлении эпохи империализма и колониальной эксплуатации горсткой индустриальных стран всего остального мира. Н. Бухарин, В. Ленин и другие большевистские теоретики безапелляционно объявили империализм последней, предсмертной стадией капитализма, которая неизбежно приведет к мировой революции. Это был типичный случай, когда горе-теоретики за деревьями не видят леса и выдают желаемое за действительное.

В действительности же торговая и инвестиционная экспансия индустриальных держав — явление многоплановое  и по большому счету позитивное для  стран, отставших в своем технико-экономическом, социальном и культурном развитии. В обмен на свои тропические и  иные аграрные продукты, минеральное  сырье или топливо они получают все более совершенные готовые  изделия и услуги, представляющие собой конечный продукт долгого  развития научно-технической мысли, огромных затрат интеллектуального  труда и крупных капиталовложений. Сначала это был, скажем, паровоз, потом автомобиль, телефон, телевизор, компьютер и т. п. Не будь такого обмена, остальные страны не доросли бы до создания и потребления подобных товаров и услуг в течение  многих десятилетий, а может быть, и столетий. Благодаря импорту  таких “чудес”, пришедших из иной цивилизации, здесь расширяется  круг потребляемых товаров и услуг, а вместе с ним и кругозор местного населения. Оно начинает понимать, что  можно жить богаче, комфортнее, содержательнее, чем жили многие поколения предков. Возникает общественная потребность  в повышении уровня образования, растет квалификация рабочей силы и  культура производства.

Со временем и, по историческим меркам, довольно скоро общая грамотность  местных кадров, уровень их производственной культуры достигают такой ступени, когда становится возможным перенести  в данную страну некоторые простейшие производства из той самой иной цивилизации. Тогда сюда начинает притекать инвестиционный капитал, открываются разного рода школы и курсы по подготовке местных  работников нужного профиля, растет их занятость. Да, они получают за свой труд в несколько раз меньше, чем  их собратья в странах мирового авангарда, но все же эти заработки существенно  выше прежних, когда они в деревне  пасли скот, занимались примитивным  земледелием или рыболовством. Да, урбанизация в таких странах  сплошь и рядом принимает уродливые  формы, но в конечном счете уровень бытовой и общей культуры народа повышается намного быстрее, чем прежде. Да, разрушаются вековые общинно-клановые традиции, но средний жизненный уровень растет, подрывая экономические основы самих этих традиций.

Страны Запада, как авангард мирового сообщества, в силу объективных  экономических императивов не могут  существовать без расширения экспорта своих товаров и услуг. Жесткая  конкуренция на мировом рынке  заставляет их товаропроизводителей изобретать все новые, все более удобные  потребительские товары и услуги, все более эффективные инвестиционные изделия. А это сопряжено с  неуклонным повышением их науко- и техноемкости. Но чем выше их науко- и техноемкость, чем больше затраты на исследования и разработки, на проектирование и внедрение в производство, тем настоятельнее потребность в массовом сбыте, масштабы которого все более превосходят объем внутреннего спроса. Поэтому перманентные поиски все более обширных внешних рынков стали условием существования обрабатывающей промышленности и сферы услуг высокоразвитых стран Европы и Запада в целом.

Речь идет не просто об экстенсивном расширении внешних рынков, но и  о повышении их емкости в результате роста доходов населения периферийных стран, накопления там капитала и  объемов инвестирования. Таким образом, хотя ТНК Запада и заинтересованы в сохранении низкой оплаты труда  в странах дислокации их зарубежных филиалов, они не меньше, а возможно, даже еще больше заинтересованы в  увеличении платежеспособного спроса их населения и накопления здесь  капитала как условия расширения спроса на инвестиционные товары.

В свою очередь и страны мировой периферии оказались  шаг за шагом втянутыми в международное  разделение труда, внешнюю торговлю и кредитно-финансовые связи настолько, что уже не в состоянии без  них решать собственные экономические, социальные, демографические и прочие проблемы. Они больше не могут, как  в прошлых столетиях, не догонять страны, ушедшие вперед в технико-экономическом, социальном и культурном отношениях. В ХХ в., особенно в последние его десятилетия, сложился, таким образом, своеобразный геоэкономический симбиоз мирового авангарда и обширной периферии. При всех противоречиях и конфликтах между ними они все более нуждаются друг в друге.

Однако такой симбиоз  – не застывшее равновесие однажды  возникшей взаимозависимости. Это  живое, саморазвивающееся и все  более углубляющееся взаимодействие двух различных подсистем единого  геоэкономического организма. Характер такого взаимодействия определяется направлениями  и темпами научно-технического прогресса  в странах мирового авангарда, с  одной стороны, и возможностями  следующих за ним эшелонов мировой  периферии воспринимать и осваивать  те производства и технологии, которые  передаются сюда авангардом, – с  другой.

Механизм такого перемещения  в самом упрощенном виде выглядит так. Исходным двигателем выступает  высокая доходность науко- и техноемкой продукции. Если продажа на мировом рынке одного килограмма сырой нефти приносит 2–2,5 цента прибыли, то килограмм бытовой техники дает 50 долл., килограмм авиационной техники – 1000 долл., а килограмм электроники и информационной техники позволяет заработать до 5 тыс. долл. Непрерывное появление в странах Запада все более высоких технологий позволяет им получать на внутренних и мировом рынке постоянно растущие доходы, повышать свой общий уровень жизни, а следовательно, оплату труда и социальную защиту наемных работников. Но это увеличивает издержки на оплату труда и удорожает практически всю массу производимых в данной стране товаров и услуг, как в науко- и техноемких отраслях, так и во всех остальных. Соответственно понижается международная ценовая конкурентоспособность ее товаров и услуг. Если высокотехнологичные товары и услуги при этом менее уязвимы, поскольку их конкурентоспособность определяется не столько ценой, сколько их качеством, то продукция менее высоких “этажей” производственной пирамиды страдает от этого значительно больше. Выпускать ее в данной стране становится невыгодно.

Это обстоятельство заставляет предпринимателей высокоразвитых стран  постоянно выносить нижние “этажи”  отечественного производства в менее  развитые страны, где рабочая сила дешевле, но уровень ее квалификации уже поднялся настолько, что позволяет  освоить перемещаемые производственные структуры или хотя бы некоторые  их технологические звенья. Так складываются транснациональные производства все  более сложных промежуточных  и готовых изделий, стоящих, так  сказать, одной ногой в индустриальных странах, а другой — в развивающихся.

В теории это явление известно как международный цикл производства, в ходе которого технически лидирующая страна постепенно передает свои производственные мощности следующим за ней странам. Последние по мере возрастания их собственного технологического и кадрового  потенциала, а также повышения  уровня оплаты рабочей силы в свою очередь начинают переносить некоторые  производственные мощности в страны, которые в своем технико-экономическом  развитии следуют за ними, и т.д. Обычно сначала передается “вниз” по цепочке текстильное производство, затем – химическое, потом – металлургия, за ней – автомобилестроение и, наконец, – электроника. Эта теория, опирающаяся на опыт Японии 30-х годов (в то время развивающейся страны), была сформулирована в 1935 г. японским экономистом Канаме Акамацу и получила позднее поэтическое название “летящие гуси”.