Риторические приемы на основе речей русских юристов

 

 В деле Грузинского  и в речи Ф. Н. Плевако  в защиту Каструбо-Карицкого мы  можем найти образцы apostrophe: «Но,  послушайте, господа: было ли место  живое в душе его в эту ужасную минуту». «Но, господа, чтобы мертвого ребенка спустить в овраг, зачем спускаться самому под мост?»? Очевидно, что эти реплики не имеют конкретных адресатов.

 

 Очень часто и умело  Ф.Н.Плевако пользовался приемом  distributio. Это видно в его речи по делу Люторических крестьян. «Документы прочитаны, свидетели выслушаны, обвинитель сказал свое слово …; но жгучий и решающий задачу вопрос не затронут, не поставлен смело и отчетливо. А между тем он просится, он рвется наружу: заткните уши, зажмурьте глаза, зажмите мои уста, – все равно, он пробьется насквозь …Всякая чуткая душа, всякая пробужденная совесть слышит, требует его от меня, если я обойду его. Не думайте, что я уклоняюсь в сторону от целей правильно понятой защиты; не бойтесь, что увлекусь публицистическим интересом предложенного вашему суду дела, перейду пределы судебного диспута».? Этот прием пронизывает весь эпизод: сначала перечисляются все судебные процессуальные действия, потом адвокат касается освещения важного вопроса. Затем он рассуждает о тех, кто понимает, что нужно коснуться этой темы. С помощью этого же приема уверяет слушателей в том, что сейчас адвокат скажет все по делу.

 

 Вновь обратимся к  книге П.Сергеича «Искусство речи  на суде»: Оратор должен быть  как Фальстаф: он должен уметь заставлять других людей думать. Возбудить ум в других не сможет ничто лучше недоговоренности. «Опытный оратор всегда может прикрыть от слушателей свою главную мысль и навести их на нее, не высказываясь до конца. Когда же мысль уже сложилась у них, когда зашевелилось торжество завершенного творчества и с рождением мысли родилось и пристрастие к своему детищу, тогда они уже не критики, полные недоверия, а единомышлен-ники оратора, восхищенные собственною проницательностью».? Таким образом, оратор заставляет слушателей домысливать, причем домысливать так, как это нужно говорящему.

 

 Не последнюю роль  среди риторических приемов адвокатов  занимают вопросительные конструкции.  Вопросы, задаваемые говорящим  присутствующим или как бы  самому себе по ходу рассуждения, во-первых, привлекают внимание слушателей, вовлекают их в мыслительную деятельность, во-вторых, заставляют идти по пути, который выбирает для них оратор и который для него – наиболее приемлемый.

 

 Задаваемые вопросы  различаются по их функциональному плану. Вопросы могут обозначить переход от одной микротемы к другой. Предложения типа: «Итак, установив положение, что никакого вопроса о будущем браке не было, можно ли допустить факт подарка 100 тысяч?»?, «Получив их по бланковой надписи, Замятнин по наступлении срока мог ими воспользоваться. Раз ему показалось неловким обнаружить векселя раньше и предъявить их до истечения срока, когда никто не знал о существовании их, то почему он нашел возможным, после 13 марта представить их к учету в банк?»? Распространены вопросы «внутреннего диалога», такие, как: «Для Курбатова, получающего 250 тысяч ежегодного дохода, потерять 100 тысяч не значит лишиться состояния: ради чего же человек мог бы покривить душой?», «Если бы явилось сомнение относительно того, точно ли все так произошло, как нам говорят, то, я думаю, нужно поставить вопрос таким образом: если сомнительно, как произошли эти неправильные документы, то зачем отягощать свою совесть сомнением? Зачем не оказать милость такому человеку?»? Также используются вопросы, которые создают эффект ожидания: «Что же жена? Остается с матерью, отделавшись от бедняка-мужа? Нет, она уходит к нему в гостиницу делить с ним его судьбу. Это горячее, открытое предпочтение мужа матери смирило последнюю, и она сама пошла просить зятя вернуться в дом.»?

 

 Как видно, риторические  приемы очень разнообразны. С  их помощью можно достичь желаемого,  однако адвокату необходимо брать  во внимание уместность определенного  риторического приема в данной  конкретной ситуации. Кроме того, нельзя забывать и о содержательности речи, иначе любые словесные ухищрения будут бесполезными.

 

Параграф 1.3.Виды недобросовестных риторических приемов в адвокатской  деятельности.

 

 Как водится, нигде  не обходится без ложки дегтя.  Некоторые адвокаты в своей деятельности пользуются недобросовестными риторическими приемами. Как пишет Р.Гаррис в своем сочинении «Школа адвокатуры»: «Такие уловки – прием плохих адвокатов, и худшее или лучшее в них заключается в том, что они никогда не достигают цели … В таких уловках нет ничего похожего на искусство; они недостойны настоящего оратора. Это не есть правда, это не слова прямого человека; а если у вас нет ни правды, ни искренности, вы, даже обладая внешними качествами речи, не достигните высшего ее искусства. Правда и искренность составляют основные достоинства и прелесть красноречия; в них источник силы, увлекающей и подчи-няющей слушателей».? Очевидно, юристы разных стран сходятся во мнении: эти уловки – мелочные и низменные.

 

 В этой главе мы попытаемся  описать недобросовестные приемы  в общем, а в следующей –  остановимся на некоторых из  них отдельно. В основном, в недобросовестных  приемах логические операции  подменяются психически эффективными  способами убеждения. 

 

 Во-первых, самая грубая и примитивная уловка – вывести противника из себя. Для этого используют оскорбления, переход на «личности», глумление, из-девательство, явно несправедливые, возмущающие обвинения. Противник, доведенный до точки кипения, теряет контроль над собой и над ситуацией.

 

 Во-вторых, это клевета и недобросовестные  намеки на моральные и человеческие  качества участников процесса. Это  становится возможным в силу  накаленности обстановки (особенно  в уголовных процессах) и напряженности  отношений между сторонами. Такую ситуацию усугубляют показания свидетелей: свидетели подсудимого очерняют сторону потерпевшего, а свидетели потерпев-шего – подсудимого.

 

 В-третьих, обращение исключительно  к чувствам участников процесса, игра на человеческих страстях, слабостях, привязанностях, давление на жалость. Это касается и судей, хотя закон предписывает им быть бесстрастными и объективными. В статье 17 УПК РФ говорится: Судья, присяжные заседатели, а также прокурор, следователь, дознаватель оценивают доказательства по свое-му внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью. Если еще можно достичь общего понимания норм закона, то с совестью все гораздо сложнее, у каждого она своя.

 

 Но существует и теория оправдания данного направления убеждения в деятельности адвоката. Как говорит Блэр, чувство может быть подкреплено разумом: «Надо доказать им, что имеются действительные и достаточные основа-ния для того, чтобы они горячо приняли дело к сердцу. Надо, чтобы они имели перед собой логическое и нравственное оправдание чувства, ими овладевающего, и были уверены, что не ошибаются, отдаваясь ему».? Адвокат как бы выступает гипнотизером, а правомерность и польза гипноза весьма неоднозначны, поэтому пока трудно подобрать весомые аргументы для защиты такого воздействия.

 

 В.Д.Спасович говорил в речи  о подлоге завещания капитана  Седкова: «Бороздин подготовил  себе шестерых соучастников в  этом деле. Да, эти дети имеются  у Бороздина, они пищат и  просят есть...Я очень жалею, что не могу поставить перед вами эту фалангу... Они не соучастники, а скорее бессознательные подстрекатели (выражение, употребленное обвинителем), но они еще скорее адвокаты отца, гораздо сильнее меня и речистее... Я полагаю, что не обойдется без того, чтобы они произвели на вас известное впечатление».?

 

 Как правило, в теории риторики  в качестве уловок выделяют  софистику и эристику. Вопрос  об этической допустимости этих  уловок считается дискуссионным.  Например, Ю.В.Рождественский считает, что использование средств софистики и эристики является морально законным, если избегается употребление фальсификации, лжи, диффамации и наглости.

 

 Итак, в-четвертых, разновидности  эристических уловок. Самые распространенные  уловки в судебных процессах – просеивание фактов, конструирование подозрений.

 

 Прием просеивания фактов  является одним из часто употребляемых  адвокатами. Механизм его деятельности  заключается в том, что сознательно  опускаются факты, о которых  говорить невыгодно. Возможность  замалчивать какие-либо события связана с тем, что никогда нельзя в полном объеме восстановить последовательность событий, обстановку. Конструирование подозрений – высказывание предположений, связанных, с темой, но тем не менее уводящих об-суждение в сторону.

 

 С.И.Поварнин в двадцатой  главе своего «Искусства спора»  отдельно выделяет среди прочих  «профессиональную» – «адвокатскую  уловку». Адвокат «старается оставить  противника при его заблуждении  и обосновать на ошибке его  свое доказательство, которое иначе,  может быть, и не ладилось бы».? Адвокат намеренно не поправляет замеченной ошибки в деле, в выступлениях других участников. В качестве ошибки можно рассматривать описку, оговорку, неграмотное с правовой точки зрения заявление, неверное толкование правовых норм.

 

 Также выделяется понятие  лживого довода. Когда адвокат  не располагает существенными  истинными доводами, в ход идут  ложные мысли, которые являются  новыми для аудитории. Успеху  этого приема способствует частичность  и избирательность лжи. Однако  лживый довод бывает трудно признать таковым, т.к. он приобретает статус субъективного довода.

 

 Нельзя обойти вниманием  логическую уловку – «ложное  обобщение». Человек приводит несколько  примеров того, что кто-то или  что-то обладают тем или иным  признаком, и затем делает вывод, что все подобные лица и предметы обладают этим признаком.

 

 Кроме этой, существует множество  других софистических приемов,  которые «являются особым приемом  интеллектуального мошенничества,  попыткой выдать ложь за истину  и тем самым ввести противника в заблуждение.»? Однако употребление их с целью обмана является некорректным приемом аргументации.

 

 Таким образом, можно сказать,  что количество недобросовестных  приемов не уступает количеству  добросовестных. Как мы выяснили, главная цель недобросовестных приемов – исключительно психическое воздействие, причем в ходу оказываются ложь, фальсификация, диффамация.

 

Глава 2. Виды недобросовестных приемов  в речах русских юристов

 

Параграф 2.1. Недобросовестные портреты участников процесса.

 

 Нами уже отмечалось, что адвокат входит в особое состояние в процессе выступления на суде и мало контролирует свое психоэмоциональное состояние. Кроме того, устная речь тем и отличается от письменной, что она не поддается корректировке, т.к. непосредственно разворачивается во времени. Адвокат в соответствии с п.1 ст.8 Кодекса профессиональной этики адвоката, принятого первым Всероссийским съездом адвокатов 31.01.2003г., активно защищает права, свободы и интересы доверителей всеми не запрещенными законодательством средствами, руководствуясь Конституцией Российской Федерации, законом и настоящим Кодексом. Поэтому вся деятельность адвоката осуществляется для помощи клиенту, что вольно или невольно заставляет адвоката приукрашивать образы других участников.

 

 Недобросовестные портреты других участников процесса появляются даже у самых уважаемых и профессиональных юристов еще и потому, что большая часть, рассматриваемая ими, касается преступлений против личности, соответственно – и мотивы, в основном, носят личностный ха-рактер (месть, ревность и др.).

 

 Например, С.А.Андреевский, защищая  Богачева, убившего свою жену, так  охарактеризовал его супругу:  «Луиза Глеб-Кошанская не любила  Богачева. Она уже не была девушкой. У нее было приключение с  одним господином, сосланным в настоящее время в Сибирь. Мы знаем, что ее бывший покровитель наметил для нее театральную карьеру, легко доставлявшую тех новых поклонников, которые должны были его заменить. И это пришлось Кошанской по вкусу, как потому, что она воображала в себе талант, так и потому, что любила нравиться».? Чувствуется явно недоброжелательное отношение защиты противоположной стороны по отношению к по-терпевшей. Или, Ф.Н.Плевако в речи по делу Булах: «Есть на свете больная и жалкая слабоумная девушка – А. В.Мазурина, бог знает зачем коротающая ни себе, ни людям не нужную жизнь».? А вот как отзывается о свидетелях противоположной стороны П.А.Александров по делу С.Нонтадзе: «Пройдет и серия самых достоверных лжесвидетелей, готовых помочь своему собрату обобрать несчастного при счастливой удаче и которые по несчастию оказались очень глупы, чтобы не обнаружить лживости своих показаний».? Или же: «Терентьева – со-мнительной репутации, готовая на все, как и Максимова, за те же деньги и водку».?

 

 А.И.Урусов в деле Дмитриевой  намекал на пристрастность и некомпетентность следствия: «Казалось бы, что тут и начинается интерес показания. Вы ожидаете, конечно, что проницательный следователь и присутствующий при допросе товарищ прокурора Соловкин ухватятся за этот факт и будут расспрашивать Кассель. Вы ошибаетесь: на том самом месте, где упоминается о бреде и о Карицком, протокол прерывается и следуют подписи следователя, прокурора и прочих. Но этого мало: того же 19 января составлен протокол о другом показании Кассель, где о Карицком и о бреде уже не упомянуто вовсе».4 В принципе, многие адвокаты не брезговали использовать намеки в своих речах, т.к. этот прием позволяет тонко манипулировать тщеславием участников.

 

 Стоит отметить, что такие  нелестные зарисовки не есть  еще оскорбление, хотя адвокаты могут дойти и до него. 19 июня 2009г. в Сланцевском суде Ленинградской области рассматривалось ходатайство органов предварительного рас-следования о продлении срока содержания К. Один из адвокатов обвиняемого на процессе сказал, что его подзащитный, будучи опера-тивным сотрудником, «боролся с отбросами общества, наркоманами».? Оскорбление выглядит просто непрофессионально и показывает лишь беспомощность адвоката сделать все грамотно и красиво.

 

 Как видно, применение данного  риторического приема достаточно распространено, но его употребление нежелательно, т.к. затрагивает личную жизнь участников и их право на честь и достоинство. Даже вне зала судебных заседаний оскорбление и унижение другого человека не приветствуется обществом.

 

Параграф 2.2. Просеивание фактов.

 

 Материалами нашего исследования  являются речи русских юристов  XIX-XX вв., зафиксированных письменно,  поэтому, конечно, сложно оценивать  внутренние побуждения каждого  адвоката. Кроме того, в большей  части не представляется возможности  знать обстоятельства каждого дела во всех деталях и тем более – обстоятельства самого происшествия.

 

 В наше время примеры употребления  адвокатами этого недобросовестного  приема можно обнаружить только  при наличии выступлений разных  сторон. Анализируя позицию каждого участника, основывавшуюся на одних и тех же материалах дела, вполне реально увидеть, кто делает акцент на каком факте, а о каких обстоятельствах говорится вскользь или умалчивается вовсе.

 

 Думается, ярким примером может  послужить дело Мироновича, по которому А.И.Урусов выступал гражданским истцом., С.А.Андреевский и Н. П.Карабчевский выступали защитниками Мироновича. А.И.Урусов всю свою активность направил против Мироновича. Между тем, был вынесен оправдательный приговор. Урусов вскользь упоминает о Семеновой, которая очень любила М.М.Безака, которая была готова совершать кражи ради него и которая несколько раз меняла свои показания относительно Мироновича: «Я понимаю чувство, которое должно возбуждать эта ужасная комедия: сегодня Семенова говорит одно, но что скажет она завтра? Нет, господа присяжные, легенда о Семеновой, будто бы совершившей убийство, продержится недолго. Теперь, господа присяжные, я прошу вас сравнить сознание Семеновой с ее отречением, с рассказом о том, как она явилась в кассу 27 августа вечером, как слышала голоса, как вышел человек, давал ей вещи и прочее. Рассказ этот совпадает со всеми данными, доказанными на суде. Он похож на кусок разбитого камня, который приходится в пустое место. Попробуйте вложить в обстоятельство дела ее сознание – кусок слишком велик, он не входит, он не может войти! Но, как бы то ни было, Семенова является новой, сильнейшей уликой против Мироновича. Прокурор очень верно заметил, что он молчит о ней, не смеет говорить, но, подобно его алиби, векселям Грязнова, витрине, неприсылке дворников и отношениям к Сарре, ложное сознание Семеновой уличает подсудимого»? – и ничего не говорит о волосах, которые остались в руке у Сарры Беккер – потерпевшей. Между тем, защита как раз акцентирует на этом внимание: «Волосы эти не были седые, стриженые, какие носит Миронович, Волосы эти были женские, черного цвета. Они были зажаты в руках убитой. Это была, очевидно, последняя попытка сопротивления несчастной. Эти волосы могли принадлежать убийце, Но их нет! Они утрачены. Каждый судебный деятель, понимающий значение подобного «вещественного доказательства», легко поймет, что могло быть вырвано из рук защиты подобной утратой. По рассказам лиц, отчасти же и виновных в их утрате, нас приглашают успокоиться на мысли, что это были волосы самой потерпевшей. В минуту отчаяния она вырвала их из своей собственной головы, Но не забывайте, что это только посильное «предположение» лиц, желающих во что бы то ни стало умалить значение самой утраты».? Нужно отметить, что А.И.Урусов иногда позволял некоторые вольности с фактическим материалом, с их обрисовкой, за что его неоднократно упрекали коллеги.