Тоталитарное государство

Правой  форме соответствует национальный критерий (фашистские режимы Гитлера, Муссолини и др.).

Левой форме - классовый (социальный) критерий (сталинизм).

Религиозной форме - религиозный критерий организации общества (исламский фундаментализм в Иране периода Хомейни).

В то же время, пожалуй, это различие между  формами все-таки не является принципиальным; по глубинной сути своей все тоталитарные режимы очень близки.

  Признаки тоталитарного ОПД следующие:

Цель  Движения - установление диктатуры  в какой-либо форме;

· обращение к силе в качестве главного инструмента для достижения цели, а отсюда - террористические потенции Движения; Неприятие оппозиционных  мнений, непримиримость к другим партиям, движениям; идея своего особого предназначения.

Террор - логическое продолжение тоталитарной пропаганды.

  Четвертый признак - государственно-организованный террор, основанный на постоянном насилии со стороны государства. Основой тоталитарного режима может быть только всеобщая преданность граждан, в обеспечении которой террор играет не последнюю роль, представляя собой логическое, более жёсткое продолжение тоталитарной пропаганды.

Такое давление со стороны государства  ликвидирует не только любую оппозицию, но и любую попытку к инакомыслию.

  Пятый признак - экономическая автаркия при жесткой регламентация экономики и существенной доле внеэкономических форма принуждения.

Появление тоталитарных тенденций в общественном развитии было обусловлено выходом ряда стран из патриархального, феодального состояния и включением их в новую систему государств с развитой экономикой. При этом развивающиеся государства вступали в конфликт с уже развитыми, занимая подчиненное положение, подобное положению полуколоний. Отсюда стремление к экономической автаркии как залога независимоcти.

С точки зрения внутреннего развития тоталитарному режиму также требовалась  жестко регламентированная, замкнутая  на государство экономическая структура.

Более того, стоящей у руководства группировке была необходима такая экономическая структура, которая не просто замыкалась на государство, но в значительной степени зависела от воли лидеров.

13

Партийная бюрократия, монопольно владея природными ресурсами, осуществляя политическую диктатуру, обрела право диктовать на каких и в каких условиях люди будут трудиться. При такой системе невозможны свободные профсоюзы, а забастовки-явление исключительное.

Настоящая причина в том, что партбюрократия располагала всеми ресурсами (и  аппаратом подавления в том числе) и, главное, рабочей силой: любая эффективная акция против нее, если она не носит всеобщего характера, была трудноосуществима.

Как только все материальные богатства  были сосредоточены в одних руках, возникла необходимость планирования. Центр тяжести планирования в любой коммунистической системе был на отраслях, имеющих решающее значение для политической стабильности режима. Ими были тяжелая и военная промышленность; им было подчинено все. Как следствие, возникала неизбежная несбалансированность и различные перекосы.

В сегодняшних реалиях видно, что  сырьевая модель развития экономики  также вызывает дисбаланс и перекосы. Экономика, стимулирование которой  происходит за счет добычи полезных ископаемых, не может рационально оценивать потребности рынка и неизбежно происходит угасание малого и среднего бизнеса.

Идеологические  и политические мотивы в большей  степени, чем интересы национальной экономики как единого целого, являлись движущей силой коммунистического  планирования.

Именно эти мотивы являлись доминирующими каждый раз, когда режим должен был выбирать между экономическим прогрессом, уровнем жизни народа и своими политическими интересами.

Бесспорно, тоталитарные общества имеют, с точки  зрения, если так можно сказать, своей  исторической эффективности определенные сильные стороны. Эти общества в мирных условиях живут по законам военного времени, что позволяет им в короткие сроки концентрировать ресурсы на осуществлении крупномасштабных проектов, выигрывая то время, которое при демократии требуется на убеждение общественного мнения, проведение соответствующих решений через механизмы власти. Далее, тоталитарное общество на протяжении того времени, когда оно развивается по восходящей линии, демонстрирует практически недостижимое в условиях демократии единство управляемых и управляющих (правда, нельзя забывать, что часть населения стран, где установились тоталитарные режимы, оказывается вне созданного ими общества). 
Через непродолжительное время, однако, факторы силы тоталитаризма становятся источниками его слабости и заката. 
Прежде всего, централизованное распределение ресурсов и определение

14

экономических приоритетов, когда решения принимаются  единовластным лидером или верхушкой  элиты под влиянием идейно-политических соображений, субъективных расчетов, создают опасность принятия ошибочных решений, которые дорого обходятся обществу. Так, некоторые немецкие историки полагают, что одним из факторов поражения Германии во второй мировой войне было принятое Гитлером под влиянием разгрома Франции и в ожидании легкой и быстрой победы над СССР решение о свертывании военного производства в тех отраслях, которые обслуживали сухопутную армию. Еще больше примеров волевых решений, нанесших ущерб обществу, можно найти в послевоенной истории СССР и стран Восточной Европы. Достаточно вспомнить волюнтаристские решения по сельскому хозяйству СССР, принятые по инициативе Н.С. Хрущева, или же антиалкогольную кампанию середины 80-х гг., нарушившую стабильность денежного обращения в стране и спровоцировавшую резкий рост дефицита продуктов первой необходимости. Далее, если даже исключить фактор ошибок, практикуемая тоталитарным государством система централизованного планирования производства и нормированного распределения ресурсов и продукции, как показал опыт, оказывается менее эффективной, чем формирующийся в условиях рыночной экономики баланс между спросом и предложением, ценами и покупательной способностью населения. 
Низкая эффективность централизации экономики обусловлена в первую очередь бюрократизацией аппарата управления, который, как правило, слишком медленно реагирует на изменение потребностей производства, спроса и трудновосприимчив к технологическим новациям, внедрение которых требует коррекции и пересмотра сверстанных планов. Централизация не исключает межведомственной разобщенности, борьбы между ведомствами за распределение ресурсов, исход которой определяется обычно не экономической целесообразностью, а зависит от развития бюрократической интриги. 
Фактор заинтересованности в сохранении тоталитарной системы присутствовал не только у номенклатурных работников, но и у тех «рядовых» тоталитарного общества, которых устраивало обезличивающее централизованное распределение ресурсов и доходов. Поскольку практически невозможно контролировать меру трудового вклада отдельных работников, такая система тяготела к уравнительности, выгодной для тех, кто отнюдь не стремился работать эффективней, с полной отдачей, был готов довольствоваться относительно скромным, но гарантированным заработком. Преобладание подобного типа распределения подрывало эффективность экономики.

15

Уравнительность еще может быть приемлемой при  массовом, конвейерном индустриальном производстве. Однако при переходе к постиндустриальным технологиям, связанным больше с интеллектуальной трудовой деятельностью, уравнительность становится помехой повышения ее производительности, убивает стимулы к труду. Попытки заменить материальные стимулы духовными, внеэкономическими на какой-то срок могут быть эффективными (всплеск патриотических чувств в условиях военного времени, внушенная убежденность «пяти лет упорного труда ради столетий счастливой жизни»). Но со временем неизбежное разочарование, усталость, осознание недостижимости поставленных целей начинают заявлять о себе. Это ведет к застою в экономике. 
Везде, где есть основания говорить о тоталитаризме, наблюдается стремление одного властного центра, персонифицированного вождем, поставить все или почти все стороны жизни общества под свой контроль во имя достижения общей цели, окрашенной в мессиансткие тона. При этом все индивидуальное подчиняется всеобщему, подверстывается под него, «растворяется в нем». Это, кстати, относится и к самому господствующему классу, даже к господствующей когорте: ее представители тоже отождествляют себя – не всегда, впрочем, осознавая это – с общим тоталитарным телом, становясь олицетворением всеобщих стандартов и ценностей, рабами системы. 
А поскольку реализация этой стратегии возможна только с помощью единой официальной идеологии и посредством применения насильственных методов, перерастающих при определенных обстоятельствах в массовый террор, то наличие такой идеологии и примененные насилия (включая нетерпимость к инакомыслию) также выступают в качестве сущностных признаков тоталитаризма. 
Вождь-идол и масса идолопоклонников – вот две опоры тоталитарного государства, поддерживающие, обусловливающие друг друга и просто не способные друг без друга существовать.

 Стремление тоталитарных режимов к установлению всеобъемлющего контроля над всеми сферами жизни общества выступало преградой реализации потребности экономики к интернационализации, тормозом ее развития. С точки зрения логики функционирования тоталитарной системы, все, что не контролируется государством-обществом, является потенциально враждебным. Интернационализация хозяйственной жизни народов порождает между ними отношения взаимозависимости, которые в тоталитарных государствах понимались как зависимость. Для такого понимания были определенные основания. Перемещение потоков товаров, капиталов, технологий, рабочей силы между государствами подчиняется

16

законам рыночной конкуренции, зависит от политики ведущих корпораций, крупнейших государств, международных организаций. Чем  больше национальная экономика интегрирована  в мировой рынок, тем больше влияют на нее конъюнктурные перепады цен, изменения курсов валют, номенклатуры и ассортимента выпускаемой продукции. Для рыночной экономики государства демократического капитализма эти перепады, как правило, малосущественны, ибо подобные явления для нее органичны. Для тоталитарного государства, более или менее централизованно планирующего экономику, мировой рынок - источник дестабилизации, постоянная угроза. Кроме того, при свободном обмене товарами, капиталами неизбежно развивается и обмен идеями, выходящими за рамки технической информации, что ставит под удар идейную монолитность тоталитарного общества. 
Не случайно все без исключения тоталитарные государства искали средства не столько обеспечить себе достойное место в системе международного разделения труда, сколько оградить себя от мирового рынка. Инструментом служила государственная монополия внешней торговли, политика опоры на собственные силы. И Германия, и СССР пытались заменить мировой рынок его суррогатом - созданием собственной системы международного разделения труда, построенной не на рыночных принципах. 
Германия пыталась сформировать такую систему за счет завоеваний, путем создания цепи вассальных государств, которые служили источником дешевой рабочей силы, зоной реквизиций. Промышленность покоренных и союзных стран была включена в систему управления экономикой рейха, выполняла ее заказы. 
Такой метод решения проблемы мирового рынка оказался малопродуктивным. Страны, остававшиеся демократическими, не могли беспредельно терпеть расширение зоны завоеваний Германии, ее союзников и сателлитов. В самой этой зоне возникали очаги сопротивления оккупации. Фашизм на завоеванных территориях пытался воспроизвести аналогичные фашистской тоталитарные структуры организации общества, насадить местные, нацистские партии. Эксперимент с экспортом тоталитаризма оказался малоудачным: в глазах большинства населения местные «фюреры» выглядели предателями, удерживающими свою власть посредством поддержки оккупантов. Сказывалось и то, что покоренные народы - даже если им сохраняли формальную независимость - не имели шансов быть признанными равными в правах с «арийцами», а их государственность являлась в большей степени условной. 

17

Идеологические и политические парадигмы

Фашистская  и национал-социалистическая идеология  не имела единой научной основы и теоретической целостности. Она представляла из себя скорее причудливую смесь самых разнородных элементов: новейших индустриалистских проектов, древних иррациональных мифов, романтизации насилия и вождизма, соединения господства и бунтарства, активизма и покорности, волюнтаризма и нивелировки личности. Некоторые исходные положения фашистской доктрины были сформулированы Б.Муссолини, а затем развиты итальянскими и немецкими идеологами.

Отрицание гуманистической самоценности индивида (или группы индивидов подчинение человека абсолютному, тотальному целому — нации, государству, фашистской партии. Отдельный индивид признается лишь постольку, "поскольку он совпадает с государством, представляющим универсальное сознание и волю человека в его историческом существовании". Германские национал-социалисты также провозглашали, что "общая польза выше личной пользы".

Это служило обоснованием национализма. Растворяя личность в нации, ограничивая  общественные проявления как "бесполезные  и вредные" свободы, фашизм поощрял  те черты, которые считал соответствующими природе человека. Такими "существенными" свободами объявлялась возможность беспрепятственной борьбы за существование, агрессия и частная экономическая инициатива. Провозглашалась первичность коллектива: нация представлялась "высшей личностью", государство — "неизменным сознанием и духом" нации, а фашистское государство — "высшей и самой мощной формой личности". В различных теориях сущность нации трактовалась соответственно традициям этих стран. Так, в итальянском фашизме главными признаками считались не столько этническая природа, раса или общая история, сколько "единое сознание" и "общая воля". Немецкие нацисты рассуждали о "расово-биологических факторах", о "народном сообществе людей немецкой крови и немецкого духа в сильном, свободном государстве". Фанатический расизм национал-социалистов был апогеем фашистского национализма. Они ратовали за "этническую чистоту", "расовую гигиену", объявили уничтожение "неполноценных" людей и народов способом обеспечить благосостояние своей нации.

Антиэгалитаризм или антисоциализм. Вождистская партийная диктатура вместо представительной демократии или общественного самоуправления. С точки зрения фашизма, "неравенство неизбежно, благотворно и благодетельно для людей". Как представительную демократию, так и общественное самоуправление фашисты обвиняли в "тирании числа", в ориентации на равенство и "миф прогресса", в слабости, неэффективности

18

и "коллективной безответственности". Они провозгласили  собственную доктрину "организованной демократии", поскольку подлинная власть народа — это реализация "национальной идеи" фашистской партией. Такая партия, "тоталитарно управляющая нацией", должна не выражать интересы отдельных социальных слоев или групп, а сливаться с государством, ведь только они вместе выражают "волю" и "дух" нации. Демократические волеизъявления в форме любых выборов, в том числе в самой партии, излишни. Соответственно принципу "вождизма", фюрер или дуче и их окружение, а затем и вожди более низких рангов концентрировали в себе "волю нации". Принцип принятия всех важных решений в "верхах" и бесправия "низов" официально считался оптимальным.

Вместе  с тем проявлялось стремление опираться на активность масс, индоктринированных фашистской идеологией. При посредстве разветвленной сети корпоративных, социальных и воспитательных учреждений, массовых собраний, торжеств и шествий фашистское партийное государство стремилось преобразовать самую сущность человека, дисциплинировать его, захватить и полностью контролировать его дух, сердце, волю и разум, формировать его сознание, характер, воздействовать на его желания и поведение. Унифицированные пресса, радио, кино, спорт, искусство были целиком поставлены на службу фашистской пропаганде, призванной мобилизовывать массы на решение очередной задачи, определенной вождем.

Корпоративное "социальное государство"вместо классовой борьбы. Идея единства нации-государства — одна из краеугольных в идеологии фашизма. Интересы различных классов считались не антагонистичными, а взаимно дополняющими друг друга и подлежащими организации в рамках нового государства. Поэтому каждой социальной группе с общими экономическими задачами — как трудящимся, так и предпринимателям данной отрасли — надлежало образовать корпорацию. Социальное партнерство труда (работника) и капитала (предпринимателя) объявлялось основой производства в интересах нации. Труд, включая предпринимательскую и управленческую деятельность, — это "социальный долг", охраняемый государством, экономика рассматривалась как единое целое, а социальное партнерство обязывало "верности между предпринимателем и коллективом как между вождем и ведомыми для совместного труда, выполнения производственных задач и на благо народа и государства". Национал-социалисты ввели в Германии всеобщую трудовую повинность, а партийная программа провозглашала: "Первая обязанность каждого гражданина государства — трудиться духовно и физически ради общего блага".