Тоталитарное государство

Таким образом, несмотря на спорность понимания правового характера законодательства тоталитарных государств, мы должны исследовать данное явление, рассматривая существовавший в тоталитарных государствах конгломерат норм, регулирующих общественные отношения, как право.

Тирских М.Г.  считает одним из основных аспектов, представляющих определенный интерес в рамках анализа права тоталитарных государств, можно назвать обоснование роли права в тоталитарном государстве и его конкуренцию с иными регуляторами общественных отношений. По большому счету, право в условиях любого государства при регулировании общественных отношений «испытывает» определенное давление со стороны иных внеправовых социальных регуляторов (обычаев, корпоративных, религиозных норм, норм морали и т. д.). При этом, однако, не подвергается сомнению приоритет правовых норм над всеми без исключения внеправовыми социальными регуляторами. В условиях тоталитарного государства право зачастую подменяется внеправовыми, или квазиправовыми регуляторами. В качестве наиболее распространенного внеправового регулятора выступает распоряжение органа государственной власти за рамками компетенции данного органа. Зачастую отдельные органы государственной власти в условиях тоталитарных политических режимов допускают в своей деятельности внеправовые средства воздействия (в том числе внеправовую расправу, осуществление отдельных мер государственного принуждения без санкции судебных органов и т. д.). При этом, в отличие от иных государств, где также существует определенная доля внеправовых действий и решений органов государственной власти, в условиях тоталитарного государства такие действия и решения оправдываются политической необходимостью, идеологическими принципами или иными условиями. При этом лица, фактически нарушающие правовые нормы, не несут наказания, а формы внеправовой деятельности становятся негласным обычаем, зачастую даже поощряемым. В условиях тоталитарного государства такая практика становится системной, особенно в деятельности политической полиции и иных репрессивных органов25.

Мороз Е.В.  отмечает, что квазиправовые предписания приобретают еще большее распространение. Фактически в государстве создается две правовые системы – формальная государственная правовая система, сложенная из норм права, и квазиправовая система партийных предписаний и установлений. При этом, зачастую, именно квазиправовая система носит превалирующий характер, когда ссылка на решение органов тоталитарной партии (постановления съездов, программные заявления и т. д.) приобретает приоритет перед формальным правом, т. е. нормами, установленными органами государственной власти. Очевидно, что такое действие негосударственных предписаний предопределяет значительно «урезанную» роль права в тоталитарном государстве26.

Такая квазиправовая деятельность политических партий проявляется во всех без исключения тоталитарных государствах и наиболее рельефно находит свое выражение в правоприменительной практике. Более того, в настоящее время встречается точка зрения, что некоторые специфические формы такого квазиправового регулирования приобретают силу форм (источников) права. Так, некоторые авторы называют в качестве источника права революционное правосознание, которое, по сути, предполагает перенесение идеологических постулатов в сферу понимания права, но не самим правом. К примеру, Б. В. Шейндлин писал, что революционное правосознание является источником ряда важных законодательных актов, изданных Советской властью непосредственно после захвата власти и установления диктатуры пролетариата27.

Говоря о праве тоталитарных государств, на наш взгляд, пристальное внимание следует уделить двум основным вопросам: основополагающим признакам права и функциям права в условиях тоталитарного государства.

Анализируя функции права в тоталитарном государстве, необходимо констатировать факт, что в таком государстве, как впрочем, и в любом другом, право сохраняет в качестве основной функции регулирование общественных отношений. Однако правовое регулирование в тоталитарных государствах, испытывая существенное воздействие со стороны внешних, социальных регуляторов, а также являясь одним из механизмов тоталитарного управления (при этом не самым удобным), определенным образом меняет свои функцию. Если в условиях демократического государства регулятивная (в широком ее понимании) функция права играет основополагающую роль, то в условиях тоталитаризма право приобретает тройственную функциональную составляющую, в рамках которой все три элемента приобретают приоритетное значение.

Следует согласиться с мнением Тирских М.Г., что первой основной функцией права является реализация идеологических оснований тоталитарного режима при регулировании общественных отношений. Тоталитарное государство, основанное на приоритете и превалирующем влиянии идеологии, рассматривает право в качестве одной из сфер выражения идеологических постулатов. При этом важно, что право придает универсальность идеологическим началам, переводит их из сферы научной и политической дискуссии в разряд правила, обязательного для исполнения. Право в условиях тоталитарного государства становится формой, в которой реализуется одна из базовых целей тоталитарной партии – главенство определенной политической идеологии. В таком случае в рамках конкретных правовых норм в условиях тоталитаризма именно соответствие норм права идеологическим постулатам является приоритетом перед иными его возможностями. Частными случаями проявления данной функции права является обилие «норм-принципов» в нормативных правовых актах, частое употребление преамбул, обязательная фиксация элементов главенствующих идеологических постулатов, использование политической терминологии и т. д.28

Второй значимой функцией права, проявляющейся в условиях тоталитарного политического режима, можно назвать нормативную легитимацию деятельности государства и тоталитарной партии при помощи правовых норм. Для тоталитарной партии, являющейся основной управляющей структурой в тоталитарном государстве, значение имеют возможности не закрепить определенный порядок деятельности, а придать строгое правовое оправдание собственной деятельности, обосновать ее «формальную законность». Право приобретает своеобразный сакральный смысл, становясь политической «индульгенцией» для тоталитарной организации. При этом важнейшим фактором является абстрактный характер такой легитимации. Власть в условиях тоталитарного государства заинтересована в большей мере в том, чтобы определить «партийность политического управления» вообще, а не устанавливать конкретные правовые предписания, определяющие те или иные права и обязанности партийных структур. В итоге право, обосновывая возможность органов государства осуществлять политическую власть, утрачивает для этих органов приоритетное значение и превращается в инструмент, используемый наряду, или даже в дополнение к квазиправовым (как правило, партийным) предписаниям.

Наконец, как функция права сохраняется правовое регулирование (в наиболее широком его понимании). При этом правовое регулирование в условиях тоталитарного государства не носит универсального характера. Правовому регулированию, подчас излишне детальному, подвергаются общественные отношения, реализация которых не вызывает затруднений у тоталитарной партии. В случае же, когда правовое закрепление того или иного правила поведения может вызвать затруднение в рамках реализации воли тоталитарной партии, правовое регулирование сменяется либо нереализуемым предписанием, либо санкционированным замалчиванием. Нереализуемые  предписания – это формально закрепленные, однако невозможные в силу существующих ограничений правила поведения.

Так, например, гарантия свободы слова в советском государстве де-юре признавалась, но де-факто в полном ее понимании быть реализована не могла, хотя бы из-за отсутствия средств массовой информации, альтернативных государственным, партийным и ведомственным.

Что касается санкционированного замалчивания, то такая практика свойственна для тоталитарных государств, как правило, в случаях необходимости формального закрепления какого-либо института с обоснованной потребностью нереализации.

Так, признание права субъектов советской федерации на выход из ее состава (сецессии) не сопровождалось формированием на подзаконном уровне механизма, при помощи которого это право было бы реализовано.

Мороз Е.В. отмечает, что помимо существенного изменения функций права в условиях тоталитарного политического режима наблюдается и определенная деформация признаков позитивного права. Говоря о праве тоталитарного государства, конечно, нельзя утверждать, что общие признаки, присущие позитивному праву (общеобязательность, формальная определенность, установление государственной воли и гарантированность принудительной силой государства реализации правовых норм), совсем утрачиваются. Однако они приобретают несколько иные очертания29.

Тирских М.Г.  считает, что признак государственного установления правовых предписаний и норм, де-юре сохраненный, де-факто носил условный характер. В условиях тоталитарного государства принятие правовых норм государством, как правило, носит характер реализации воли тоталитарных партий, принятых в негосударственных структурах. Так, зачастую, решения партийных съездов и конференций «дублировались» в нормативных правовых актах. В таком случае право получало как минимум двойственный партийно-государственный характер. В некоторых случаях такой дуализм приводил и к прямому противоречию между положениями отдельных нормативных правовых актов, как, например, печально известный «закон о трех колосках», инициированный лично И. В. Сталиным и противоречивший Уголовному кодексу 1926 г. В письме И. В. Сталина Кагановичу и Молотову 20 июля 1932 г. указывалось, что «по закону эти господа рассматриваются как обычные воры, получают два-три года тюрьмы (формально!), а на деле через 6–8 месяцев амнистируются30.

Подобный режим в отношении этих господ, который нельзя назвать социалистическим, только поощряет их по сути дела настоящую контрреволюционную “работу”. Терпеть дальше такое положение немыслимо». Таким образом, воля тоталитарного лидера, или тоталитарной партии, оказывалась превалирующей перед действующим законом.

Стоит согласиться с мнением Мороза Е.В., что общеобязательность правовых норм, являющаяся одним из основополагающих признаков позитивного права, в условиях тоталитарного государства также деформируется. Это не означает, что право не предполагает действия на неопределенное число случаев, а равно на неопределенное число лиц. Эти свойства общеобязательности сохраняются, однако в тоталитарных государствах право подвергается значительному преобразованию с точки зрения их универсальности. Одновременное исключение определенных категорий лиц из числа субъектов права (по национальному, социальному или религиозному признаку) и существование совокупности органов и должностных лиц, правомочных осуществлять внеправовые формы деятельности, зачастую поощряемые государством, приводит к тому, что право в условиях тоталитарного государства утрачивает общеобязательный характер. При этом в большей мере проявляется классовая, расовая или иная другая сущность права, определяемая тоталитарной идеологией31.

Формальная определенность, свойственная позитивному праву, т. е. обязательность фиксации правовых норм в нормативных правовых актах и их источниках, в условиях тоталитарного государства также подвергается изменениям. Формальное закрепление правовых предписаний в нормативных правовых актах реализуется, однако, процедурно, зачастую не имеет завершенного характера.

Мороз Е.В. отмечает, что для тоталитарных государств характерно значительное число неопубликованных нормативных правовых актов, которые при этом имели значительное прикладное значение. В том числе, обнародованию не подлежали нормативные акты, связанные с использованием механизмов террора, фиксацией отдельных государственных полномочий и иных вопросов. Такой характер права, связанный с сокрытием отдельных нормативных документов (при этом в ряде случаев не удается найти даже текст оригинала нигде не публикованного нормативного правового акта), свидетельствует об отсутствии унификации в части реализации признака формальной определенности позитивного права в условиях тоталитарного государства32.

Гарантированность действия правовых норм принудительной силой государства является одним из редких признаков позитивного права, не изменяющихся в условиях тоталитарного государства, однако и в этой сфере происходят некоторые изменения. Важно отметить факт действия наряду с государственными механизмами контроля и принуждения также и негосударственных (партийных и общественных форм). Существование общественных («товарищеских») судов, партийного анализа деятельности членов партии (рассмотрение персонального дела на заседании партийной организации) и других механизмов показывает, что и в рамках реализации данного признака позитивного права происходит вполне определенная деформация.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Говоря о тоталитаризме как о явлении общественной и политической жизни страны, всегда справедливо утверждение о том, что личность в таком государстве представляется второстепенной фигурой. На передний план выходят нужды государственного аппарата и его должностных лиц, что в принципе объяснимо, т.к. в самом названии содержится суть – «всё для государства». Но чтобы понять, в чем это выражается, следует рассмотреть основные черты исследуемого явления.

Признаки тоталитарного государства представлены следующими типичными только для него характеристиками:

1. способ возникновения и установления всегда связан с насилием. Наглядно это продемонстрировано в истории Советского союза, более завуалировано поступали национал-социалисты;
2. наличие политического плюрализма отвергается полностью. В данном случае речь идет о запрещении на легальном уровне всех иных партий, кроме правящей;
3. логично вытекает из предыдущего признака следующий. Тоталитарное государство опровергает принцип разделения властей и возможность участия народа в управлении страной;
4. использование террора как инструмента подавления недовольства общества и устранения неугодных режиму лиц;
5. создание специального законодательства, которое направлено на удержание власти и придание действующей силе статуса легитимной;
6. наличие единой, обязательной для всех идеологии, отклонение от которой наказывается на уровне особо тяжких преступлений;
7. создание мощного военного аппарата, направленного как на внешнего врага (в большинстве случаев это все же ведение захватнических войн), так и на подавление мятежей и гражданских волнений;
8. главенствующая роль лидера правящей партии и его ближайших сторонников в определении путей развития государства.
9. «декоративный» характер судебной системы, обязанной принимать легальные, но не легитимные решения.