Судебный прецедент как источник права: сравнительный анализ

В итоге Конституционный Суд РФ в данном деле признал распространение положений ст. 21 Закона «О государственной тайне» на адвокатов, участвующих в качестве защитников в уголовном судопроизводстве, и отстранение их от участия в деле в связи с отсутствием допуска к государственной тайне, не соответствующим Конституции РФ, ее ст. 48 и 123 (ч. III).

В январе 1997 г. жалобы гр-н Б.В. Антипова, Р.Л. Гитиса и С.В. Абрамова поставили перед Конституционным Судом другой вопрос, охватываемый проблемой реализации конституционного права на судебную защиту. Вопрос заключался в том, кто может выступать в качестве защитника гражданина при производстве по его уголовному делу: лишь адвокат, член соответствующей коллегии адвокатов, представитель профессионального союза и других общественных объединений по делам членов этих организаций или еще какое-либо лицо по выбору гражданина.

Сами названные граждане заявили в ходе предварительного следствия по их делам ходатайства о допуске в качестве защитников выбранных ими частнопрактикующих юристов, не являющихся членами коллегий адвокатов. Со ссылкой на положение ч. IV ст. 47 действовавшего в то время УПК РСФСР им было в этом отказано, после чего и последовали обращения в Конституционный Суд РФ [7].

В коллегии судей Конституционного Суда, принимавших участие в рассмотрении этого дела, а это была одна из палат Суда в составе 9 судей, развернулась острая и бескомпромиссная дискуссия вокруг поставленного вопроса. Решение в пользу адвокатов (защитников) – членов существовавших в то время коллегий адвокатов было принято большинством в один голос, а все четверо судей, оставшиеся в меньшинстве, опубликовали свои особые мнения [8. C. 119–139]. Оставшиеся в меньшинстве судьи убеждали коллег в необходимости допустить к участию в правосудии по уголовным делам и частнопрактикующих юристов, не являющихся членами коллегий адвокатов, но имеющих лицензию от государства на оказание платных юридических услуг, исходя из того, что право выбора защитника есть в первую очередь право самого подзащитного и оно должно иметь определяющее значение. Позднее позиция меньшинства судей по этому делу стала правовой позицией всего Конституционного Суда, что нашло отражение уже в ряде рассмотренных позднее Судом дел.

Попутно с решением поставленного вопроса Суд высказал свои позиции и по некоторым другим, связанным с рассматриваемым. В частности, он истолковал закрепленное в ст. 48 (ч. II) Конституции РФ право

пользоваться помощью адвоката (защитника) как одно из проявлений более общего права, гарантированного той же статьей Конституции – права на получение квалифицированной юридической помощи. Подобный логический прием определения одного права как условие и компонент реализации другого Конституционным Судом будет использоваться в дальнейшем неоднократно, в особенности применительно к конституционному праву на судебную защиту.

При этом возникают и некоторые вопросы. Так, подобный прием невольно наводит на мысль не только о взаимозависимости и взаимообусловленности отдельных конституционных прав личности между собой, но и о возможности их иерархической расположенности. Всякая же иерархия есть, как известно, не только упорядочение и классификация, но и определенная субординация, подчиненность. Если такой прием возможен в научном, теоретическом плане, то допустим ли он в реальной жизни, когда одно конституционное право человека будет заведомо объявляться подчиненным другому?

Суд в данном постановлении обозначил в постановочном плане и некоторые другие вопросы реализации права на судебную защиту: об обязанности государства обеспечить подготовку квалифицированных кадров юристов для оказания гражданам надлежащей правовой помощи, для чего установить для них (юристов) профессиональные и иные квалификационные требования и критерии.

Дальнейшим крупным шагом Конституционного Суда РФ в развитии понимания конституционного права на судебную защиту явилось его Постановление от 20 апреля 2006 г. № 4-П [9]. Примечательной особенностью этого постановления было то, что в нем одновременно рассматривались положения и материальных и процессуального нормативных актов. Но, пожалуй, более важным при этом было другое, а именно использование Судом в данном деле при выработке своей правовой позиции такого логико-методологического приема, как рассмотрение основной конституционной нормы, регулирующей какое-либо право личности (в данном случае – это право на судебную защиту, закрепленное в ч. I ст. 46 Конституции РФ) в ее системной связи с другими, связанными с ней конституционными положениями.

Суд рассмотрел основную конституционную норму, предоставляющую каждому право на судебную защиту (ч. I ст. 46 Конституции РФ) не изолированно, а в ее системной связи со ст. 19 (ч. I), 46 (ч. II), 47 (ч. I), 50 (ч. III), 118 (ч. I), и 123 (ч. III) Конституции Российской Федерации, закрепляющими соответственно равенство всех перед законом и судом, право каждого на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом; право на обжалование и пересмотр неправосудных судебных решений, осуществление правосудия только судом и принцип осуществления судопроизводства на основе состя-ательности и равноправия сторон, и пришел к весьма знаменательному выводу. Он решил, что «конституционное право на судебную защиту как основное, неотчуждаемое право человека, выступающее гарантией реализации всех других прав и свобод, – это не только право на обращение в суд, но и право на эффективное восстановление нарушенных прав и свобод посредст вом правосудия, отвечающего требованиям справедливости» [10. C. 84].

По существу, в приведенной формулировке содержится развернутое конституционно-правовое раскрытие сущности права на судебную защиту.

Использованный Судом в данном деле впервые прием, позднее использующийся им достаточно часто, можно считать теоретической находкой Суда, которая позволяет ему выявлять подлинный конституционно-правовой смысл рассматриваемой нормы, выявлять, что называется, «дух» того или иного конституционного положения. Применительно к праву на судебную защиту этот прием ведет к расширению и упрочению его правовой базы, повышает обоснованность выводов и формулируемых Судом правовых позиций.

Это было продемонстрировано Конституционным Судом в его Определении «По жалобе гражданки В. на нарушение ее конституционных прав статьей 151 Гражданского кодекса Российской Федерации» от 3 июля 2008 г. № 734-О-П [10. С. 388–395]. Суть дела состояла в следующем.

Судами общей юрисдикции гр-ке В. было отказано в удовлетворении ее искового заявления к администрации муниципального образования о компенсации морального вреда в связи с длительным неисполнением вступившего в законную силу решения суда.

В мотивировочной части Определения Конституционного Суда по данному делу содержится ряд новых утверждений, в обоснование которых использованы новые конституционные положения, позволившие Суду подойти к решению актуальной для нашего судопроизводства проблемы исполнения судебных решений. Так, Суд заявил, что обязательность исполнения судебного решения является неотъемлемым «конституирующим элементом» права на судебную защиту, носит публично-правовой характер, а само судебное решение «может быть реализовано лишь с помощью государства». В связи с этим сформирована более широкая, нежели в ранее принятых решениях Суда, правовая база права на судебную защиту, куда, кроме ст. 46 (ч. I) Конституции РФ, включены ст. 71 (п. «в» и «о»), ст. 72 (п. «б» ч. I), ст. 76 (ч. I), и ст. 124 Конституции РФ, т.е. те нормы Конституции, где говорится об обязательствах государства и его органов власти по защите прав и свобод граждан, целях их законодательных актов и обязательствах государства по финансированию правосудия. Механизм исполнения судебных решений назван не только «неотъемлемой составляющей права на судебную защиту», но и «самого правосудия». Отсутствие же в российском законодательстве положений, прямо предусматривающих возможность компенсации вреда, причиненного неисполнением судебных решений, вынесенных по искам к государству и иным публично-правовым образованиям, было объявлено законодательным пробелом.

Правота последнего утверждения Суда становится еще более актуальной, и проблема требует своего скорейшего решения в свете потока обращений наших граждан в Страсбургский Суд (ЕСПЧ), где проблема материальной компенсации за вред, причиненный неисполнением судебных решений, решена и можно предполагать, что возможность получения таких компенсаций для наших граждан является одной из причин их обращений в названный суд.

В результате отмеченных доводов и правовых обоснований Конституционный Суд дал конституционно-правовое толкование ст. 151 Гражданского кодекса РФ как норме, не препятствующей принятию решений о денежной компенсации в случаях неисполнения судебных решений по искам к Российской Федерации, ее субъектам или муниципальным образованиям. Причем исполнение подобного рода решений прямо связывалось с требованием ст. 46 Конституции РФ, т.е. с правом каждого на судебную защиту.

Так, право на судебную защиту выступило основанием решения проблемы неисполнения судебных решений о компенсации вреда по искам к органам власти, и, возможно, федеральный законодатель в ближайшем будущем найдет правовой способ ее решения.

В дальнейшем Конституционный Суд РФ еще не раз обращался к данному логико-методологическому приему при рассмотрении дел, связанных с применением и толкованием права на судебную защиту. Так, в Постановлении Конституционного Суда РФ № 10-П от 21 апреля 2010 г. [11] данный прием использовался Судом не единожды при выработке решений по вопросам, составившим предмет его исследования. Причем даже в качестве базовых конституционных положений права на судебную защиту, помимо ст. 46 Конституции, назывались в разных правовых ситуациях различные другие статьи Конституции. Соответственно, и в качестве взаимосвязанных с ними в разных правовых ситуациях также назывались разные нормы и положения Конституции, что не может несколько не настораживать исследователя, поскольку при таком подходе «размывается» единое конституционно-правовое понимание права на судебную защиту.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

3 ОБЪЕКТЫ ПРАВООТНОШЕНИЙ: ПРОБЛЕМА ПОНИМАНИЯ

 

Субъекты участвуют в правоотношениях для удовлетворения своих потребностей. То, по поводу чего субъекты права вступают в юридические связи, является объектом правоотношения.

Объект правоотношения - это то, на что направлены права и обязанности субъектов правоотношений; то, по поводу чего они вступают в юридические связи.

Люди всегда участвуют в правоотношениях ради удовлетворения своих интересов. Эта цель достигается посредством прав и обязанностей, обеспечивающих получение определенных благ.

 

Выделяют два подхода к пониманию данной категории:

 

1. согласно первому из них, объектом  могут выступать только действия  субъектов, поступки людей, повеление  участников правоотношений, так  как именно на него направлено  регулирующее воздействие юридической нормы;

 

2. согласно второму (поддерживаемому  большинством ученых), объектом правоотношения  является не само поведение, а  те явления окружающего мира, по поводу которых люди вступают  в отношения друг с другом.

Таковыми могут быть:

- материальные блага (веши, предметы, ценности) — они характерны для гражданских правоотношений;

- нематериальные личные блага (жизнь, честь, достоинство, свобода, безопасность, неприкосновенность человека) — типичны для уголовных, гражданских и процессуальных правоотношений;

- поведение субъектов и его результаты (действие или бездействие субъектов, услуги и т. п.) — характерны для административных, хозяйственных правоотношений, отношений в сфере бытового обслуживания и др.;

- продукты духовного творчества (произведения литературы, искусства, научные открытия, изобретения и т. д.). Следует отметить особенно широкое распространение такого объекта, как интеллектуальная собственность, под которой понимают материально выраженные продукты умственной деятельности человека, востребованность которых признана государством в нормативной форме. К сожалению, данный объект еще не получил надлежащей защиты в российской правовой системе, о чем свидетельствует широко распространенное интеллектуальное «пиратство»;

- ценные бумаги, официальные документы (акции, векселя, деньги, дипломы, аттестаты и т. п.) — характерны для финансовых, хозяйственных, гражданских и иных правоотношений.

- работа и услуги. Наряду с вещами Гражданский Кодекс относит к объектам гражданских прав выполнение работ и оказание услуг. Под работами понимаются действия, направленные на достижение материального результата, который может состоять в создании вещи, ее переработке, обработке или ином качественном изменении, например ремонте. Причем результат работы заранее известен и определяется лицом, заказавшим их выполнение, а вот способ по общему правилу определяется исполнителем.

 

     Услуга  в отличие  от работы представляет собой  действия или деятельность, осуществляемые  по заказу, которые  не имеют  материального результата (например, деятельность хранителя, комиссионера, перевозчика и т.п.). Следует иметь  в виду, что некоторые услуги могут  иметь материальный результат, но этот результат неотделим от самого действия или деятельности.

 

Современное гражданское законодательство в ст. 128 ГК. РФ дает весьма четкий перечень различных видов объектов гражданских прав. Вместе с тем в ст. 129 ГК РФ оно обращает внимание на то, что есть объекты, изъятые из оборота (атомное оружие, космическая техника), и объекты, ограниченные в обороте, которые могут принадлежать лишь определенным участникам оборота либо допускаются в оборот только по специальному разрешению (земля, полезные ископаемые, огнестрельное оружие и т. д.).