Основы теории государства и права Т. Гоббса

5) Той же верховной власти принадлежит право назначения всех подчиненных исполнителей ее приказов.

6) Наконец, к функциям или правам верховной власти Гоббс относит цензуру мнений. «Для обеспечения мира весьма важно не допускать никаких мнений или учений, будто можно не повиноваться или сопротивляться законам государства, т. е. велениям того человека или того собрания людей, которым вручена верховная власть».

Для выполнения всех этих задач верховная власть должна быть наделена принудительною силою. Отсюда ясно, что в каждом государстве  может быть только одна верховная  власть, потому что иначе следовало бы допустить существование над нею другой власти, которая обладала бы еще большею силою принуждения. Но тогда эта последняя и была бы верховною властью.

Итак, верховная власть абсолютна. Отсюда следует, что она  не может сама быть связана изданными ею законами, так как она подчиняет, но не подчиняется. Отсюда же следует безнаказанность действий обладателя верховной власти[7].

Гоббс признает только ту классификацию форм правления, которая основывается на числе лиц, обладающих верховною властью. Он отрицает классификацию, которая, смотря по характеру управления, различает правильные и неправильные формы правления[11]. По мнению Гоббса, это вовсе не различные формы правления, а просто различные оценки управления со стороны граждан. Монархия и тирания ничто иное, как два названия одного и того же государственного строя, только одно почетное, а другое бранное. Не допускает Гоббс и смешанной формы правления, как бы соединяющей в одно все три чистые формы. «Если, например,

 

назначение должностных  лиц и решение вопроса о  войне и мире принадлежит королю, судебная власть - знатным, установление налогов - народу, а законодательная  власть - всем им вместе, то такое государство  называют смешанной монархией. Но если даже допустить, что подобное государство могло бы существовать, свобода граждан не получила бы большого обеспечения. Потому что, пока все правящие согласны между собою, подчиненность граждан власти достигает высшей степени, если же они не согласны, то возвращается состояние войны всех против всех и право каждого защищаться силою». Но Гоббс убежден, что такая форма правления не может существовать в действительности.

Таким образом, возможны только три формы правления, из которых необходимо делать выбор: демократия, аристократия, монархия. Все преимущества бесспорно на стороне последней.

 

2. Монархия  как идеальная форма государства

Превосходство монархии перед демократией Гоббс доказывает следующими соображениями. Монархия обходится народу дешевле демократии: если монарх обнаруживает склонность наделять богатством за счет народа своих сыновей, родственников, друзей, то в демократии то же самое стремится делать каждый из многочисленных лиц, стоящих у власти. Личная безопасность более обеспечена в монархии, чем в демократии: если жестокость какого-нибудь Нерона или Калигулы обрушивается на приближенных, то ее легко избегнуть, держась подальше от двора и стараясь остаться неизвестным лично государю, тогда как при демократии нет возможности избегнуть личных сношений с кем либо из правящих, которого гнев, зависть, или ревность всегда могут грозить жизни и свободе граждан. В монархии государственное управление сосредоточивается в небольшом кругу советников, а демократия требует многочисленного собрания. Эти многочисленные учреждения вредны для интересов государства, потому что не дают возможности сохранить в тайне сведения, которые не должны быть общеизвестны, особенно в военном деле. Эти собрания неприятны гражданам, потому что отрывают их от семьи, от ежедневных мирных занятий; они опасны для них, потому что порождают партийную борьбу, разжигаемую ораторами, которая обостряет отношения между гражданами и отражается вредно на устойчивости законов. Превосходство монархической власти обнаруживается само собою во время войны, когда даже демократии подчиняются одному

 

полководцу; а разве  государства в своих взаимных отношениях не находятся в первобытном  состоянии постоянной войны[6].

Таковы доводы Гоббса о преимуществе монархического образа правления перед демократическим. Что касается аристократии, то ее достоинство определяется степенью относительной близости к монархии или к демократии.

Власть государства  всеобъемлюща, она совершенно поглощает  граждан. Перед государством граждане - не более как рабы, от которых их отличает только то, что они подчинены государству, тогда как рабы подвластны частному лицу. Если принять в соображение, что по Гоббсу народ или государство - это сам король, то станет очевидным, что перед государем граждане совершенно бесправны и на их долю выпадает лишь одно беспрекословное повиновение[13].

С этой точки зрения Гоббс  признает ряд мнений или учений возмутительными, опасными для общественного благоустройства  и угрожающими распадением государственного союза.

Возмутительным признает Гоббс мнение, будто каждому человеку в отдельности принадлежит право судить о том, что хорошо и что дурно. Это верно для естественного состояния, но в государственном быту это недопустимо. До учреждения государства не может быть понятия о добре и зле.

Также возмутительно  мнение, будто подданные, повинуясь  всяким приказам государя, могут впасть в грех. Грешит тот, кто приказывает  что-либо дурное, но не тот, кто исполняет. Поэтому подданные могут и  должны исполнять каждое веление, нисколько  не опасаясь греха. Возмутительность этого мнения состоит в том, что под предлогом греха человек может оказать неповиновение государственной власти.

Особенное негодование  Гоббса вызывает учение о возможности  убивать тиранов. «Не только отдельные  богословы, но софисты всех времен, как Платон, Аристотель, Цицерон, Сенека, Плутарх и многие иные поклонники анархии в Греции и Риме не только допускали это, но даже признавали достойным высшей похвалы». Но, если гражданин не вправе судить о том, что добро и что зло, то как может судить он о монархе, тиран ли он или нет? Не применим ли к нему вопрос Господа Бога: «Кто сказал тебе, что он тиран, если ты не вкусил от древа познания, вопреки запрету Моему».

 

К числу возмутительных учений относится и то, что гражданину принадлежит неограниченное право собственности на вещи. Но кто имеет господина, не имеет собственности, а государство - господин над гражданами. Нужно помнить, что в естественном состоянии права собственности нет. Оно существует как государственное установление, как таковое, может быть уничтожено вполне или частью. Отсюда следует, что государство всегда имеет право на все то, что принадлежит гражданам[5].

Трудно было идти дальше в обезличении граждан перед  государственным абсолютизмом.

Каковы же обязанности  тех, в чьих руках верховная власть, как должны они вознаградить безусловное повиновение, оказываемое им гражданами? Этого вопроса Гоббс касается лишь вскользь.

Все обязанности обладателя верховной власти могут быть сведены  к одному принципу - общему благу[9]. Не подчиненный воле людской, монарх должен сообразоваться с естественными, нравственными, и божескими законами. Нужно иметь в виду, что «государство существует не ради самого себя, а ради граждан; при этом, конечно, нельзя считаться с благом тех или других отдельных граждан, так как государь может обеспечивать благосостояние граждан только общими нормами. Он может считать свой долг исполненным, если он по возможности озаботится, чтобы под благотворными мерами его благоденствовало как можно большее число лиц и как можно больше, чтобы никому не было плохо, за исключением его собственной вины или непредотвратимого случая».

В чем состоит правильно  понятое благосостояние граждан? «Под этим словом следует понимать не только необходимые средства существования, но и возможно счастливую жизнь, ради которой собственно люди и перешли из естественного состояния в государственное». Для этого каждый гражданин должен быть обеспечен от внешних врагов, должен пользоваться миром, должен иметь возможность наживать себе состояние, наконец, должен пользоваться свободою, насколько это не вредно.

В виду поддержания таких  условий гражданского благосостояния, государь обязан принимать все меры внешней безопасности, т. е. заранее  озаботиться сооружением крепостей, наймом и обучением солдат, заготовлением оружья и денег. В целях внутренней безопасности, государь должен предусмотреть все, что

 

может угрожать мирному  существованию. Для этого он принужден  знать все, что делают и думают граждане, чтобы вовремя захватить  опасность. Выполнение этой задачи возможно только при содействии многочисленных шпионов. «Шпионы для государственных правителей все равно, что лучи света для человеческой души». «Их можно сравнить еще с нитями паутины, которые при самом легком прикосновении дают сигналы сидящему в центре пауку». Внутреннему миру особенно угрожает распространение вредных учений, примеры которых были выше указаны. Правительство должно поощрять хорошие учения и пресекать вредные. Особенное внимание следует обратить на университеты, откуда более всего расходятся учения, вредные для общества. Гоббс полагает, что лучше всего было бы, если бы правительство заготовило само учебники по всем предметам, соответствующие видам государства.

Для составления возможно более правильно государственной  казны, Гоббс рекомендует сообразовать обложение не с имущественною состоятельностью граждан и не с доходами, а с расходами каждого. Налоги на потребление самые справедливые. Здесь слышится голос бережливой буржуазии против расточительной аристократии.

 

3. Учение Т.Гоббса о государственном законе

Учение Гоббса о законе отличается тою формальностью и  ясностью, которые стали достоянием английской мысли по этому вопросу.

«Со стороны тех, кто  недостаточно внимательно вдумывается  в значение слов, закон смешивается  то с договором, то с советом, то с правом». «Различие между законом и советом состоит в том, что «совет есть такое предположение, повиноваться которому следует по существу требования, приказ же, каким является закон, есть требование, повиноваться которому следует в силу воли требующего». Смешивают закон с договором, когда говорят, что закон есть жизненное правило, выработанное соглашением людей. Но «договор есть обещание, закон же приказ; в договоре говорится: я сделаю то - то, а в законе: ты должен сделать то - то». Договор обязывает сам собою, закон же принуждает в силу общего соглашения. Наконец, закон отличается и от права (в смысле субъективном): закон есть ограничение действий, а право - это свобода действий.

 

 

Таким образом, закон  есть приказ лица (одного человека или собрания), которого веление и составляет основу, почему закон должен быть исполнен. В каждом законе следует различать две части. В первой, распределительной, описывается, что должно делать, во второй, карательной, содержится угроза наказанием за неисполнение. «Приказ без сопровождающей угрозы бесполезен. Поэтому каждый закон, чтобы быть таковым, должен содержать обе части: приказ воздержаться от неправды, и угрозу тому, кто это сделает. Первая часть, ограничивающая, обращена ко всем, вторая, воздающая, обращена к исполнителям государственным». Закон может быть обязательным только тогда, когда он обнародован, потому что граждане должны знать волю того, кто в праве давать приказы, чтобы в точности исполнить его веления[1].

В учении Гоббса встречается  довольно прочно установившееся в английской литературе мнение, что обычай, как источник права, почерпает свою силу в безмолвном согласии обладателя верховной власти. «Сочинения ученых юристов вовсе не законы, потому что верховная власть не давала им силы закона. Точно также и судебная практика становится обычным правом только по соизволению верховной власти».

В каком же соотношении  находится положительный закон  к естественному? Возможно ли между  ними противоречие?

Этот последний вопрос Гоббс разрешает в отрицательном смысле. Положительный закон лишь развивает положения естественного и потому никогда не может содержать повеления, противного естественному праву. Последнее запрещает убийство, воровство, прелюбодеяние, а положительные законы определяют, применительно к условиям времени и места, что следует понимать под этими выражениями. «Если естественный закон запрещает воровство, прелюбодеяние, а положительный закон допускает что-нибудь в этом роде, то здесь нет воровства или прелюбодеяния. Так, например, спартанцы приказывали мальчикам, при известных условиях, тайно похищать чужие вещи; тем самым они высказали и повелели, чтобы вещи эти принадлежали не прежним хозяевам, а тем которые тайно их унесут. Вследствие этого такое похищение перестало быть воровством». Таким образом, естественный закон запрещает воровство, как похищение чужой вещи, но что такое «чужая» вещь - это дело положительного закона. Понятие о прелюбодеянии стоит в зависимости от тех признаков, какими законодательство данного государства определяет законный брак. Убийство осуждается естественным законом, но не всякое лишение жизни подходит под это

 

понятие, и если положительный  закон повелевает лишать жизни врагов, преступников, то никакого противоречия нет. В виду такого совпадения повелений, пробелы и неясности положительных законов должны быть восполняемы естественным правом.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение

Из анализа проведенного исследования можно сделать вывод, что в представлении Т.Гоббса государство образуется перенесением прав, принадлежащих отдельным людям, на государство, которое и приобретает благодаря этому право на все. Но если абсолютная власть государства основывается на передаче абсолютных прав индивида, то с устранением этих прав отпадает и правовая основа государства.

Каким образом эгоизм человека может привести к полному отречению от своей личности? Государство ограничивает естественную свободу, чтобы сделать возможною совместную жизнь, но оно не может дойти до полного лишения граждан свободы, как это сделал Гоббс. Эгоизм способен подсказать человеку, что выгоднее, отказаться от безграничной, но не обеспеченной свободы действий ради ограниченной, но обеспеченной. Но эгоизм не может довести до отречения от всякой свободы действий. 

С моей точки зрения, невероятен никакой общественный договор, по которому лица, преследуя свою личную выгоду, согласились бы на полное обезличение, на приведение их в положение худшее, чем в естественном состоянии.