Конституционный строй

Вследствие правовой необразованности и прямого правового нигилизма вновь звучат голоса о необходимости «подправить» Конституцию. Поправки, конечно, могут быть, но они нужны тогда, когда их диктуют объективные социальные условия, когда поправки вызваны ходом самого исторического развития, а не желанием одной группы лиц угодить вышестоящей группе лиц. Честно говоря, пока из всех предложений по изменению Конституции не усматривается таких, которых нельзя добиться в рамках действующей Конституции. Хочется сказать тем, у кого не проходит реформаторский зуд в отношении Конституции: меняйте кодексы, федеральные законы, подзаконные акты, создавайте эффективные организационные структуры, внедряйте новые информационные технологии, находите новые формы контроля, но не покушайтесь на Конституцию.

Стоит один раз неоправданно в социальном и историческом контексте тронуть Конституцию, и этот антиконституционный вирус поразит весь организм общества и государства.

Обеспечение стабильности Конституции отнюдь не означает то, что Конституционный Суд должен быть только «хранителем древности». Наоборот, в том быстро меняющемся, во многом непонятном мире, в который человечество вступило в XXI веке и который все чаще называют эпохой глобализации, Конституционный Суд должен действовать, как говорят специалисты в области информатики, «в реальном режиме времени».

Действовать таким образом - это значит осознавать те угрозы, которые несет стабильности Конституции современный мир.

Угроза первая, связанная с атаками на Вестфальскую систему мироустройства.

Как известно, современное конституционное устройство государств и политическое устройство мира, по существу, сложилось после подписания Вестфальских договоров в 1648 году и основывается на институте государства в качестве своей основной структурной единицы. Основу этой системы составляет принцип национального суверенитета.

Именно внутри Вестфальской политической системы сформировались и начали активно действовать межправительственные и международные неправительственные организации (еще в первой половине XIX века, после победы над Наполеоном создается Постоянная комиссия по судоходству по Рейну, затем появляется Международный телеграфный союз, Всемирный почтовый союз и т.п.).

Две мировые войны ХХ века не смогли поколебать эту систему, которая еще более окрепла после создания Организации Объединенных Наций.

И вот теперь, в начале XXI века, после событий 11 сентября 2001 г. возникла самая большая и самая реальная угроза существованию Вестфальской системы, а значит, и самим основам конституционного устройства суверенных государств.

Можно выделить два типа атак на Вестфальскую систему. Одна связана с противопоставлением прав человека и права народа на самоопределение принципам государственного суверенитета и территориальной целостности. Вторая - с обвинением национальных государств в неспособности обеспечить эффективное управление в условиях глобализации, в наличии, по выражению первого вице-президента Всемирного банка по делам Европы Жан-Франсуа Ришара, «застарелых территориальных инстинктов национальных государств».5 Отсюда выдвигается идея управления по сетевому принципу и построения по этому принципу организаций для решения глобальных проблем.

Идеологи «сетевых структур» прямо говорят, что у «нового мышления» могут быть свои просчеты. Но это, на их взгляд, - «необходимая цена, которую приходится платить». По мнению уже упоминавшегося Ришара, «нынешняя международная структура и любая косметическая реформа этой структуры сами по себе не произведут блага».6 Иными словами, с точки зрения такой идеологии, «под снос» должно идти все: Вестфальская система, государственные суверенитеты, территориальная целостность и, следовательно, сложившаяся система международного права. И все это будет необходимой ценой, которую надо платить.

Шок 11 сентября привел к тому, что унилатерализм (односторонняя эгоистическая политика) победил мультилатерализм (политику, требующую механизма многосторонних согласований). Но у такой политики есть свои закономерности. Здесь нельзя не согласиться с выдающимся современным ученым Мануэлем Кастельсом, считающим, что, когда мультилатеральному миру навязывают унилатеральную логику, наступает хаос.7 В этом смысле мы все действительно попали в абсолютно хаотичный мир, где все становится непредсказуемым. У неправового мирового хаоса есть одно право - право сильных и агрессивных: это не только "право" сверхдержавы, но и «право» диктаторов, «право» лидеров мафиозных и террористических сообществ.

В американской политической аналитике все чаще произносятся слова о «мягких суверенитетах». Понятия «права этносов и регионов на самоопределение» и «гуманитарные интервенции» противопоставляются национальным суверенитетам.

Такой крупный политик, как Генри Киссинджер, в своем прошлогоднем интервью газете «Ди Вельт» заявляет о смерти Вестфальской системы и бессмысленности идеи государственных суверенитетов.

Высказывания отдельных политиков подкрепляются уже созданным агрессивным «научным» обоснованием уничтожения Вестфальской системы. Одним из идеологов этого направления является профессор международного права из США Майкл Гленнон. В своих книгах и статьях он формулирует следующие «постулаты»: «Создатели истинно нового мирового порядка должны покинуть воздушные замки и отказаться от воображаемых истин, выходящих за пределы политики, таких, например, как теория справедливых войн или представление о равенстве суверенных государств. Эти и другие устаревшие догмы покоятся на архаических представлениях об универсальной системе, справедливости и морали».

«Когда мир вступает в новую, переходную эру, необходимо избавиться от старого моралистического словаря, чтобы люди, принимающие решения, могли прагматически сосредоточиться на том, сколь действительно велики ставки».

«Человечеству нет нужды достигать окончательного согласия относительно добра и зла. Перед ним стоит эмпирическая, а не теоретическая задача».

«Крайне разрушительной производной естественного права является идея равной суверенности государств... Отношение к государствам, как к равным, мешает относиться к людям, как к равным».8

Логика такого подхода ясна и позиция более чем откровенна. Следуя этой логике, любое национальное право архаично и не требует защиты. Нет «архаичной» морали (а значит, нет никакой морали), нет и права, «соответствующего политике». Есть уничтожение международной и национальной законности как таковой.

Поразительно, как похожи такие взгляды на идеи германского фашизма. Один из идеологов фашизма Альфред Розенберг еще в начале 1930-х годов призывал начать «наступление на старые понятия о государстве, на пережитки средневековой политической системы».9 Последствия такого наступления всем хорошо известны.

Вестфальская система поставлена под сомнение и рядом международных соглашений, в рамках которых значительные объемы государственного суверенитета делегируются наднациональным органам или частям государства. Пример первого - Маастрихтские соглашения Европы 1992 года. Пример второго – «принцип субсидиарности», согласно которому проблемы должны передаваться на тот наинизший уровень, на котором имеются ресурсы и возможности для их решения.

Сейчас на наших глазах создается первое «сетевое» государство - Евросоюз, в котором все решения принимает сеть европейских правительств. Причем в самом Евросоюзе главный спор сейчас идет о том, будут ли члены Евросоюза суверенными государствами или государствами-регионами внутри единой сети.

Надо сказать, что и ООН разрывается между жесткой вестфальской интерпретацией государственного суверенитета и возрастающим влиянием международного гуманитарного права и прав человека, которые ограничивают власть государственных лидеров над гражданами их стран. На это указал Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан, после того как в 1999 году началась война в Косово - без резолюции Совета Безопасности.

Все это - очень неоднозначная тенденция. Она может быть опасна потому, что в ней конкретные политические понятия государств и границ вытесняются юридически неопределенными, не имеющими опоры ни в каком праве, географическими и социально-экономическими терминами.

Очевидно, что все мы уже «в глобализации», и нам необходимо не выпасть из глобального мира, установить с ним взаимовыгодные отношения открытости. Но при этом нужно точно понимать риск, связанный с открытостью. Риск раствориться в этом далеко еще не определившемся мире. Риск вобрать в себя и воспроизвести на собственной территории наступающий на мировую политическую систему неправовой хаос.

И потому именно сейчас от международного сообщества специалистов по конституционному праву особенно требуется точный анализ современного понятия полноценного суверенитета. Предельно учитывающего все императивы либеральной демократии и одновременно обеспечивающего все компоненты сильной и правовой - именно правовой - власти. Именно сейчас от этого в высокой степени зависит сохранение и укрепление мировой субъектности суверенных государств во всех ее измерениях - политическом, экономическом, социальном.

Попрание государственных суверенитетов влечет за собой целую цепь катастрофических для мирового сообщества изменений. На смену расовых идей Розенберга в XXI веке пришла уже новая, еще более изощренная философия отрицания суверенного национального государства и демократии как таковой. Своеобразным манифестом этой философии является книга двух шведских ученых - Александра Барда и Яна Зодерквиста под названием «NЕТОКРАТИЯ». Эти авторы считают, что 11 сентября 2001 г. в будущем станет символом того, что «информационное общество пришло на смену капитализму в качестве доминирующей парадигмы».10 По их мнению, сеть заменит человека в качестве великого общественного проекта. Кураторская сеть (некая высшая каста сетевого общества. - В.З.) заменит государство в его роли верховной власти и верховного провидца. Сетикет (сетевой этикет. - В.З.) заменит собой закон и порядок по мере того, как основные виды человеческой деятельности все больше переместятся в виртуальный мир... Кураторы примут на себя функцию государства по контролю за соблюдением норм морали...".11

А как будет выглядеть эта мораль в «сетевом обществе» без государства и границ, в книге тоже описано:

«XXI век принадлежит биологии. Совершенно новый мир обретает форму на наших глазах. Мир, в котором на смену гуманизму приходит трансгуманизм».

«Секс становится скорее хобби, проявлением индивидуальности, без каких-либо желательных или нежелательных последствий. Воспроизводство же будет все больше происходить под строгим лабораторным контролем... в значительной степени будет возможно программировать потомство и даже наделять его качествами, которые мы раньше едва ли расценивали как «человеческие».

«То, что неэтично сегодня, завтра будет принято повсеместно».12

Относиться к таким высказываниям как к «чудачеству» двух малоизвестных ученых нельзя: «NЕТОКРАТИЯ» уже сейчас стала настольной книгой многих интеллектуалов.

Угроза вторая, связанная с наступлением на конституционные права человека в условиях борьбы с новыми вызовами и угрозами.

11 сентября 2001 г. не только положило начало  масштабным атакам на национальные  суверенитеты и целостность государств, но стало спусковым механизмом  в наступлении на конституционные  права человека во многих государствах. Такое наступление прокатилось практически по всему миру - от США и Европы до Юго-Восточной Азии и Австралии. Вот отдельные примеры.

В США после 11 сентября Президент подписал Акт о патриотизме, а Конгресс его единодушно утвердил. Этот нормативный документ во многом ограничил демократические права граждан и СМИ в США и одновременно расширил права американских спецслужб.

Американские правозащитники попытались опротестовать этот законодательный акт. Но Особый апелляционный суд США еще более расширил права Министерства юстиции (ФБР подчиняется именно Минюсту) по тайному прослушиванию телефонов и всему комплексу оперативных мер электронного слежения за «подозрительными лицами».

Но это еще не все. Пентагон создает сейчас не имеющую аналогов в мире автоматизированную систему сбора персональной информации под названием «Тотальная информированность». Она включает: электронную почту, данные о кредитных картах и банковских операциях, сведения о путешественниках и туристах. При этом объединяются коммерческие базы данных с государственными досье, в частности, с данными спецслужб.

В Германии спецслужбы тоже получили новые полномочия - и, в частности, возможность проверять банковские счета людей, даже ни в чем не обвиняемых.

В Великобритании разрешено задерживать иностранцев на неопределенное время, причем судебной санкции для этого не требуется.

В Бельгии принят закон, который позволяет полиции проводить так называемые мягкие расследования в тех случаях, когда есть подозрения, что готовится преступление, но у следствия не хватает конкретной информации для предъявления обвинения.

Само по себе принятие таких законов угрозы конституционным основам этих государств, конечно, не несет. И, видимо, это вполне адекватная реакция на все более разрастающиеся проявления терроризма, рост организованной преступности, наркобизнеса и незаконной миграции - тех явлений, которые принято называть новыми вызовами и угрозами человечеству.

Другое дело - до каких пределов можно идти в ограничении конституционных прав человека? Рецепты здесь предлагаются самые разные. Формируется даже своеобразная идеология отказа от основополагающих прав человека. В США, например, издана книга известного ученого, в недавнем прошлом ярого правозащитника - Алана Дершовица под названием «Почему терроризм работает?», в которой автор призывает использовать принцип коллективного возмездия к семьям, этносам, конфессиональным группам террористов; применять любые виды пыток; существенно ограничить иммиграцию и права чужестранцев, в особенности выходцев из определенных регионов мира и т.д.

Такие взгляды получают все большее распространение и в других странах, в том числе и в России. И не только среди ученых, но и политиков, за которых отдали голоса большие группы избирателей.

Можно ли игнорировать такие тенденции сообществу специалистов в сфере конституционного права? Где та черта в ограничениях прав человека, за которой наступает уже отрицание этих прав? Во имя чего и кого проводятся эти ограничения? Как не нарушить баланс между обеспечением безопасности государства и общества и соблюдением прав человека? Думаю, здесь необходим поиск адекватных ответов на тяжелейшие, острейшие вопросы, которые ставит жизнь.

Угроза третья, связанная с ограничениями в реализации конституционного принципа «социального государства». Термин «социальное государство» - это не проявление посткоммунистической идеологии. В конституциях Испании, ФРГ, Франции, Турции этот термин закреплен достаточно давно. Суть его заключается в стремлении к созданию равных возможностей для всех членов общества. Социальное государство подразумевает проведение социальной политики, признающей за каждым членом общества право на такой уровень жизни (включая пищу, одежду, жилище, медицинское и социальное обслуживание), который необходим для поддержания здоровья и благосостояния его самого и его семьи, когда он работает, а также в случаях безработицы, болезни, инвалидности, старости, вдовства.