Этнокультурная и языковая ситуация в современной России: лингвистический и культурный плюрализм

И(6%) + П(13%) + Б(16%) + Т(27%) + Э(38%)

Полагаем, что у  нас есть основания считать эту  формулу, этот баланс потребностей справедливым и приемлемым также для характеристики биосоциальных, по своей природе, языковых систем, и используем это положение  с целью обобщенно отобразить некоторые стороны языковой ситуации в России. Построим таблицу, в которой  по вертикали будут расположены  языки всех этносов России, а по горизонтали – коммуникативные  ресурсы каждого из них. Тогда, в  каждой клетке таблицы, на пересечении  названия языка и соответствующей  базовой потребности будут перечислены  те составляющие эту потребность  компоненты, которые присущи данному  языку, а вся горизонтальная строка будет суммарно отражать состояние  его внешней системы в совокупности его коммуникативных ресурсов. Из этого описания таблицы ясно, что  таблица (которую можно назвать  стратификационной) получится громоздкой и трудно обозримой. Поэтому для  простоты введем некоторые ограничения. Во-первых, для анализа возьмем  языки только коренных народов России, что сразу сократит число строк  в ней на одну треть. Во-вторых, объединим  языки в кластеры по двум основаниям: а) по числу носителей, эмпирически  установив пределы, в которых  это число может колебаться для  каждого кластера; б) по подобию внешних  систем языков, т. е. по набору компонентов, характеризующих каждую базовую  потребность. И в-третьих, представим каждый кластер не полным списком  включенных в него языков, а их "представителями" от всех ареалов их распространения. В итоге получаем следующую таблицу, в которой языковая ситуация в  России характеризуется семью типами внешних систем; тип внешней системы  языка представлен совокупностью  составляющих его компонентов. Для  наглядности ареального распределения  этносов и языков введены следующие  обозначения: Д – Дагестан, С –  Сибирь и крайний Север, К –  Кавказ, ДВ – Дальний Восток. Без  специальных обозначений оставлены  языки европейской территории России.

Таблица 1

Стратификация внешних систем языков коренных народов  России  
по числу носителей и коммуникативным ресурсам

При взгляде на таблицу  мы прежде всего констатируем ожидаемый, в общем-то, и даже банальный факт: с ростом числа носителей увеличиваются  коммуникативные ресурсы языков, усложняются их внешние системы, в которых нарастает количество компонентов, составляющих ту или иную базовую потребность. Другая бросающаяся  в глаза черта – наличие "пустых клеток" в первой и второй группах, свидетельствующее об отсутствии в  их внешней системе соответствующих  потребностей. Разделение на семь кластерных групп в известной степени  условно: внутри группы наблюдается  некоторая гетерогенность, особенно заметная в 3-й, 4-й и 5-й, тогда как  первая и вторая, с одной стороны, и 6–7-ая с другой, внутренне скорее гомогенны. Эти факты свидетельствуют  об острой динамичности и неравномерности  процессов взаимодействия и развития национальных языков и культур. Так, общей закономерности, согласно которой  с увеличением числа носителей  усложняется внешняя система  языка, не подчиняются абазинский (5-ая группа), на котором говорят 30 тысяч  человек, но он не имеет развитой литературной формы, и относящийся к 3-ей группе, но имеющий оригинальную литературу эскимосский, число носителей которого в РФ составляет всего 900 человек². Такое положение дел объясняется скорее всего тем, что общая численность эскимосов в мире превышает 100 тысяч, и большая часть их проживает в США и Канаде, что создает для этого языка несколько отличающуюся от прочих лингвокультурную ситуацию. Видимо, лингвистическая и этнокультурная общность этого народа и стимулировала развитие литературного языка российских эскимосов.

Несмотря на некоторую  гетерогенность состава, различия между  семью типами внешнеязыковых систем определяются довольно четко. Вторая группа (ливский, ... энецкий) противостоит первой по наличию диалектов, которые являются мощным коммуникативным резервом любого языка. Третья группа (алеутский, ... чамальский, ... юкагирский...) характеризуется тем, что объединяет языки, в которых  функционально нагруженными, хотя бы частично, оказываются все базовые  потребности (естественно, за исключением  информационной, которая предполагает развитый научный потенциал языка), а на некоторых из них имеется  и письменность. Языки четвертой  группы (багулальский, вепсский, ... эвенкийский ...) отличаются наращиванием элементов  внешней системы, которые обеспечивают транспортную базовую потребность (передачу информации во времени и  пространстве) и потребность в  безопасности (преподавание родного  языка, активизация этнического  самосознания и т.д.). Одновременно расширяется  энергетическая потребность за счет появления письменности на всех этих языках. Двуязычие этносов этой группы компенсирует дефицит компонентов  транспортного, производственного  и информационного коммуникативных  ресурсов.

В пятой группе языков (абазинский, агульский, ... хакасский, черкесский...) наблюдается дальнейшее обогащение каждого коммуникативного ресурса  их внешних систем: они характеризуются  обязательным наличием литературного  варианта (Э), развитием СМИ (Т), появлением национальной интеллигенции, самостоятельной  подготовкой кадров учителей родного  языка, распространением книжности (Б) и ростом объема созданных на языке  текстов (П). По поводу этой группы языков следует сказать, что к ним  – по параметру численности говорящих  – могли бы быть отнесены полтора  десятка языков (из общего числа  более 30) некоренных этносов России, число носителей которых соответствует  указанным для этой группы пределам (от 17 тыс. до 200 тыс.), – болгарский, грузинский, молдавский, польский, узбекский и  др. Однако эти языки, имея за пределами  России, так сказать, материнскую  базу, находятся в иной ситуации, чем языки коренных народов России. Именно поэтому у нас были основания  не включать эти языки в стратификационную  таблицу.

Языки шестой группы (аварский, башкирский, бурятский, ... якутский) усиливают энергетический потенциал (Э) за счет формирования газетно-публицистической функциональной разновидности языка, за счет существования своей письменной истории и приобретения ими статуса  государственных и межнациональных; транспортный коммуникативный ресурс (Т) этих языков расширяется с включением в состав СМИ постоянной телевизионной  сети; повсеместное создание культурно-просветительских обществ возрождения нации усиливает  потенциал безопасности (Б); с публикацией  научных текстов вырастает производственный ресурс (П), а развитие национальной науки знаменует начало функционирования информационного ресурса (И). К этой группе следовало бы отнести по количеству говорящих и пять языков крупных  некоренных российских народов с  числом носителей порядка полумиллиона (азербайджанский, армянский, белорусский, казахский и немецкий), но они, как  было сказано выше, включаются в  несколько иную этнолингвокультурную ситуацию.

Последняя, седьмая  группа языков характеризуется полнотой всех коммуникативных ресурсов и  не требует комментариев, за исключением  того, что из них только русский  обладает статусом межгосударственного, мирового языка. Правда, статусом межгосударственного  обладает и украинский, на котором  говорит 2 миллиона россиян, но он не включен  в рассмотрение, поскольку не является языком коренного населения России и имеет собственную государственность  за ее пределами. По поводу числа носителей  татарского, вошедшего в эту группу, заметим, что количество говорящих  на нем определялось как сумма  носителей всех его вариантов, учитывающая, помимо населения республики Татарстан, астраханских, касимовских, крымских, литовских и сибирских татар, а также кряшенов и нагайбаков (с поправкой на число признающих татарский язык родным).

Таблица, типологизирующая соотношения внешних систем языков коренных народов России, моделирует, как нам представляется, единый и  непрерывный процесс этнолингвосоциогенеза, характеризуемый динамичностью, гетерогенностью, ступенчатостью и культурным плюрализмом. Его ступенчатость отражается в  выделении семи типов этнолингвосоциосистем, в которые укладываются 100 языков народов России – от нуля их этнических носителей³ до многотысячных и многомиллионных наций. Гетерогенность и неравномерность их развития дает о себе знать в неодинаковом распределении внутри групп компонентов, из которых складываются базовые потребности языка. Так, в языках третьей группы письменностью обладают далеко не все из них; из языков четвертой группы радиопередачи ведутся лишь на трех, а обслуживание газетно-публицистической сферы доступно не всем языкам пятой группы.

Тем не менее, единство и непрерывность процесса этнолингвосоциогенеза  коренных народов России подтверждается показателями самого разного характера. Во-первых, независимостью принадлежности к той или иной группе, к тому или иному состоянию внешней  системы языка от ареала его распространения. Так, в самых многочисленных пятой  и шестой группах языков представлены все ареалы – Сибирь, Кавказ, Дагестан и европейская часть РФ – и  практически все языковые семьи. Во-вторых, непрерывность процесса демонстрируется наличием переходных случаев, когда состояние внешней  системы языка, степень развитости его коммуникативных ресурсов приходит в противоречие с количественными  показателями для той или иной группы. Таким является, например, уже  упоминавшийся эскимосский, который  по показателям его базовых потребностей должен был бы включаться в 4-ую группу, но по числу говорящих на нем отнесен  лишь к третьей. Те же причины позволяют  расценивать татский и лакский  как переходные от 5-ой к 6-ой группе, тогда как чеченский, наоборот: по количественному критерию он попадает в 6-ую группу, тогда как другие параметры (отсутствие письменной истории, большой  процент неграмотности населения) показывают, что по состоянию своей  внешней системы он тяготеет к  языкам 5-ой группы. Аналогично переходные позиции занимают хантыйский, отнесенный к 4-ой группе, но тяготеющий к пятой, и башкирский – между 6-ой и седьмой  группами.

Наконец, стратификационная  таблица позволяет выделить третье свидетельство единства и непрерывности  процесса этнолингвосоциогенеза. Этим свидетельством служат такие лингвокультурные компоненты внешних систем, которые  являются "сквозными" для всех ступеней их развития и выступают  в роли связующих факторов между  разными состояниями внешнеязыковых систем. Этих компонентов три: обиходно-разговорный  вариант языка, двуязычие и религиозное  сознание этноса как составная часть  этнического самосознания.

Что касается языка  повседневного общения, входящего  в число компонентов энергетической базовой потребности, то он – в  диалектном ли варианте или в форме  общенародного языка – составляет основу основ, абсолютно необходимую  предпосылку языкового существования  и языковой независимости личности и этноса. Языки не могут развиваться  и совершенствоваться в отрыве от живой разговорной речи, иначе  они становятся "иностранными языками" для части языкового коллектива⁴. По отношению к нашей стратификации внешнеязыковых систем собственно наличие национальной устно-разговорной формы речи, построенной в соответствии с закономерностями внутренней структуры соответствующего языка, и позволяет говорить о существовании самого этого языка.

Обращаясь к двуязычию, которое – в качестве компонента базовой потребности в безопасности – связующей нитью проходит через  всю стратификационную классификацию  языков народов России, необходимо отметить сложный и противоречивый характер этого фактора, складывающийся из лингвистических, социологических, психологических, культурно-исторических и политических аспектов. Главная  его роль в языковой жизни –  сохранение баланса, компенсаторная функция  недостаточности коммуникативных  ресурсов родного языка, восполнение  лакун в базовых потребностях языкового существования, прежде всего  информационной, но также отчасти  энергетической (письменность), транспортной (СМИ) и производственной (тексты). Поэтому  двуязычие – один из основных факторов обеспечения лингвистической безопасности, поддержки, сохранения и защиты родного  языка за счет создания баланса базовых  потребностей.

Родной язык приноровлен  к среде обитания и образу жизни  носителей, ориентирован на традиционные занятия населения, типично национальные промыслы и формы хозяйствования. Так, охотник-манси подробно расскажет  на мансийском, как надо устроить ловушку  на медведя, но обсуждать вопрос о  кандидате на выборах в местное  самоуправление он будет по-русски; ахвахец может в разговоре  понять арчинца, но письмо к нему он напишет по-аварски или по-русски. Вообще в любых этнотекстах, т.е. в рассказах о своем народе, особенностях его жизни, национального  характера, верований, менталитета, достаточно родного языка, но с выходом в  межэтническое, межкультурное общение  на первый план выступает язык-посредник, обладающий более мощной внешней  системой. В ситуациях координативного  двуязычия, особенно на базе родственных  языков, это может быть язык одного из партнеров по диалогу (коми-зырянский  и коми-пермяцкий, татарский и  башкирский и т.п.); в других ситуациях  это может быть третий язык, например, лезгинский в общении абазина  с адыгом. В России представлены все типы и разновидности двуязычия, какие есть в мире. Но самым распространенным является национально-русское двуязычие, что объясняется как культурно-историческими (большинство народов России контактирует с русским три и более веков), экономическими и политическими  причинами, так и распространенностью  русского языка и совершенством  его внешней системы.