Источники права Англии в Средневековье

В то же время Кларендонская ассиза передавала все уголовные дела, возбужденные по показаниям обвинения присяжных, в компетенцию королевского суда, а право на имущество осужденных преступников – короне. Тем самым она значительно ограничивала судебные права и доходы крупных феодалов. Кроме того, ассиза разрешала шерифам, не считаясь с иммунитетными правами феодалов, вступать на их территории для поимки уголовных преступников или для проверки установленной круговой поруки в курии лорда.

Ряд статей ассизы был направлен против бродяг, беглых людей и их укрывателей  в сельских местностях и особенно в городах. Рассматривая бродяг и  беглых как потенциальных уголовных  преступников, ассиза в то же время  дает некоторые основания предполагать, что под «бродягами» и «беглыми»  здесь подразумеваются отчасти  беглые вилланы, забота о поимке которых  возлагается на королевскую администрацию. В пользу такого толкования говорит ст. 16, где в качестве поручителей за таких беглых людей упоминаются их лорды.

Вообще  же Кларендонская ассиза не проводит различий между свободными и вилланами  в отношении уголовной юрисдикции: все уголовные преступники, свободные  и зависимые, подлежат королевскому суду. Вместе с тем ассизы резко  противопоставляют свободного человека – виллану в исках о земле (Великая ассиза) и, по существу, ставят вне защиты закона беглых крепостных (Кларендонская ассиза). Таким образом, ассизы Генриха II положили начало официальному введению в английское «общее право» принципа «исключения вилланства» (exceptio villenagii), который полностью лишал вилланов защиты королевских судов в отношении их имущественных, в частности, земельных прав.

Великая и Кларендонская ассизы основаны на процедуре, применявшейся уже  в правление Генриха I, но первостепенное значение их в том, что они «систематически  заменяют царство насилия царством закона и дают возможность истцам избегнуть волокиты феодального  суда и варварских приемов судопроизводства».

Ранульф Гленвилль писал: «Великая ассиза есть королевское благодеяние, которым мы обязаны милости государя и влиянию его высоких советников; посредством ее спасительно оберегается жизнь и состояние человека, так что при каждом оспаривании права, которое он имеет на свободную землю, он может уклониться от неверного по своему исходу поединка. Он может избегнуть неожиданной и преждевременной смерти или, по крайней мере, страшного суда, следующего за произнесением тех унизительных слов, которыми побежденный должен признать свою вину» [3].

Другим  каналом формирования норм "общего права" стала сама практика королевских  судов. 'Записи по судебным делам, сначала  в форме краткого, затем подробного заявления сторон и мотивировки  судебного решения, велись с момента  возникновения института разъездных судей. С начала XIII в. судебные протоколы  стали публиковаться в "Свитках  тяжб". Содержащиеся в них материалы, мотивировки удовлетворения иска, подтверждали наличие того или иного обычая и могли быть использованы в последующей судебной практике в качестве прецедента. Хаотичный характер записей, однако, крайне затруднял возможность судей отыскать в них нужные им сведения. С середины XIII в. эти сведения о наиболее важных судебных делах судьи стали черпать из официальных отчетов — "Ежегодников", годичных книг. В 1535 году на смену им пришли систематизированные судебные отчеты частных составителей.

С исторической точки зрения судебная практика является более древним  источником права. Задолго до существования  какого-либо законодательного акта, за исключением скудных ордонансов королей, царствовавших в течение  двух первых столетий после нормандского завоевания, королевские судьи в  судах Вестминстера и в судах, разъезжавших по графствам, выносили приговоры  и создавали нормы, которые записывались в заботливо хранившихся судебных актах. Когда в создании известного явления участвуют разные элементы, то обычно древнейшие из них определяют его общий характер.

Самой поразительной особенностью судебной практики является то, что она сочетает две стадии применения нормы, которые  как в теории, так и на практике (в отношении нормы, имеющей своим  источником законодательный акт) считаются  совершенно самостоятельными. Согласно принципам научной юриспруденции, всякое правило, которому население  призвано подчиняться под страхом  неприятных последствий, должно быть, прежде всего, в ясной форме полностью объявлено, а затем только можно применять содержащиеся в нем санкции против его нарушителей. В теории, по крайней мере, лицо, обвиняемое в преступлении, должно быть ознакомлено с нормой прежде, чем оно будет наказано за нарушение ее. Сам принцип совершенно правилен, но в человеческих делах трудно полностью применять научные принципы. Это особенно трудно на ранних стадиях существования общества, когда правовой механизм еще не развит.

Когда королевские судьи в Англии стали  применять во второй половине XII века нормы общего права к ленникам, они не нашли формально установленных норм, которые им надлежало бы применять. Парламент еще не существовал; он возник, по крайней мере, на столетие позже после того, как королевские суды приступили к регулярной деятельности. Не существовало еще и свода законов, которым они могли бы руководствоваться. От времени до времени высказывался взгляд, что королевские судьи XII и XIII веков считали римское право, т. е. Corpus Juris Civilis источником своего правотворчества; совершенно очевидно, что римское право, в изучении которого наблюдалось большое оживление в новооснованных университетах Западной Европы примерно как раз в то время, когда английские судьи принялись за свою историческую задачу, имело большое, хотя и косвенное влияние на формирование английского права. Общее право Англии, вероятно, обязано римскому праву одной из своих самых характерных особенностей, именно своим индивидуализмом. Обе эти системы рассматривают общество как совокупность индивидуумов, обе обеспечивают им определенную, хотя и ограниченную сферу деятельности и предоставляют им предъявлять претензии в случае, если кто-либо нарушит их права.  В этом отношении общее право Англии находится в резком противоречии с тем положением общества, которое существовало у англичан до того, как они были подчинены нормандским порядкам. Однако королевские судьи и не пытались в XII и XIII веках применять нормы Corpus Juris Civilis к Англии (как это делалось во многих других европейских странах), но стремились собрать из разнообразных обычаев своей страны единое, общее право. Это они делали не путем опубликования формального и полного свода нового права, но прежде всего выслушивая в каждом отдельном случаю сообщение об обстоятельствах дела, требуя затем подтверждения их присяжными и, наконец, решая, какая из тяжущихся сторон нарушила соответствующую норму, или, (если корона являлась заинтересованной стороной), вынося приговор о том, виновен ли обвиняемый в том преступлении, в котором он подозревался.

Ясно, что, когда суд действует указанным  образом, то самым существенным в  процессе будет не какое-нибудь подробное  разъяснение правового принципа, а предъявление обвинения со стороны короны или жалобщика, выяснение обстоятельств, связанных с предполагаемым правонарушением, поведение свидетелей, вердикт присяжных и вынесение решения или приговора. Присутствующие поймут лишь в результате вывода из всего происходящего, что прежде чем обвинить подсудимого, надо доказать, что он нарушил какое-то правило поведения, представителем и защитником которого является судья. Этот вывод легко будет сделать, если, как предполагается, указанное правило поведения соответствует установившимся обычаям общества. Там, где это было неясно, королевские судьи, по-видимому, с самых ранних времен поясняли правило, в нарушении которого обвинялся подсудимый. Вследствие этого, все, интересовавшиеся нормами права, применявшимися в каждом данном случае, искали их не в сухих записях судебных актов (в которых только назывались имена сторон, доводы и опровержения и результат судебного разбирательства), а в словах, сказанных судьей при вынесении решения или в наставлении присяжным, которые воспроизводились в опубликованных отчетах о судебных делах.[5, с.30]

Таким образом, становится ясно, что два  в существе своем совершенно различных  процесса — объявление нормы и  применение ее к правонарушителю  — объединялись в едином действии. В этом заключается сущность судебной практики. Это обстоятельство часто  служило основанием для возражения против судебной практики, как источника  права.

Право справедливости (equity) является одним из источников судебной практики. Большинство его принципов имеет, несомненно, судебное происхождение; они никогда не были воплощены в законе, хотя парламентские акты прямо или косвенно  признавали их существование; широкое применение этих принципов не только восполняло, но также и смягчало нормы судебной практики. Более того, они восполняли практику судей, которые получали свои полномочия от того же монарха, как и сам суд справедливости.

Когда судьи приходили к выводу, что  из множества отдельных обычаев  можно вывести общую норму  трава, они объявили, что королевская  канцелярия даст за определенную плату приказ, который обяжет лицо, подозреваемое в нарушении, этой нормы, явиться в Вестминстер. В течение двенадцатого и тринадцатого веков было выпущено весьма значительное число подобных приказов; они представляют собой в сущности косвенную, но очень авторитетную сводку общего права. Небольшой трактат, приписываемый Гленвиллю и представляющий собой самый ранний сборник общего права, целиком посвящен комментированию этих приказов. Труд Брактона, писавшего приблизительно в середине тринадцатого века, также полон сведениями о них; он, в частности, показывает, как время от времени выпускались новые приказы для приспособления права к изменившимся обстоятельствам. Он сообщает имена судей, которые действительно или только предположительно составили новые приказы. Таким образом, регистр приказов (Registrum Brevium), хотя и не получил силы закона, но представлял собой собрание исковых формул: постоянно разраставшихся. Лицо, потерпевшее от нарушения: общего права, могло получить такой приказ у короля, именем которого он давался. Этот «регистр» представлял собой энциклопедию общего права.

Первый  правовой трактат написан в Англии еще в XII в. Гленвиллем. Этот трактат представлял собой комментарий к приказам королевских судов. Более подробное изложение норм "общего права" принадлежит перу Брактона (XIII в.), судье "Суда королевской скамьи", который, следуя Гленвиллю, попытался систематизировать и прокомментировать нормы "общего права", почерпнутые им из "Свитков тяжб". Примечательно, что при этом Брактон использовал не менее 500 отрывков из Дигест Юстиниана, без ссылок на них.

Особое  место среди источников средневекового права Англии заняли также нормы  торгового и канонического права. Консервативный формализм "общего права", не способствующий развитию рыночных отношений, предопределил прямые заимствования  английским правом ряда норм торгового  и канонического права, складывающихся на межгосударственной основе. Появление  значительного числа торговых обыкновений  было связано и с деятельностью  английских торговых судов. Их правовая сила скреплялась часто королевскими статутами. Дело в том, что в портовых городах Англии, ставших с конца XIII в. важными центрами международной торговли, вместе с оптовыми ярмарками по продаже шерсти, сукна, металлов развилась целая сеть специальных судов (court of the staple). В XIV в. суды по оптовой торговле действовали уже в 614 английских городах. Выступая в роли защитников безопасной международной торговли, приносящей казне немалые доходы, английские короли поощряли как деятельность купцов (это нашло отражение еще в 41 статье Великой хартии вольности 1215 года), так и деятельность купеческих судов. В 1353 году, например, был принят специальный статут об оптовой торговле и городских торговых судах, которые должны были создаваться местными и заморскими купцами под председательством мэров английских городов. На решения этих судов можно было подавать апелляции как в королевский, так и в канцелярский суд. Статут прямо отсылал торговые суды к нормам торгового, а не "общего права'". В 1471 году английский парламент постановил также, что все лица, связанные с ярмарками, имеют право требовать суда "запыленных ног"".

Деятельность  церковных судов и соответственно значение норм канонического права  то возрастала, то снижалась в средневековой  Англии в зависимости от сложных  перипетий непрекращающейся борьбы светских и церковных властей  за расширение своей юрисдикции. "Всякий, кто будет обвинен в каком-либо нарушении Церковного мира, — гласил закон Вильгельма Завоевателя, —  должен явиться в место, назначенное  епископом, и там возместить ущерб, как того требует не обычай сотни, а в соответствии с требованиями канонов и церковного права".

Юрисдикция  церкви распространялась не только на дела, связанные с церковной собственностью, брачно-семейными отношениями, завещаниями, с такими преступлениями, как ересь, богохульство и пр. 'Она стала  вторгаться и в чисто светские дела, например в споры по договорам, по искам о "нарушении обещания", на том основании, что имел место  грех "неоправданного доверия". Решительную борьбу против расширения юрисдикции церковных судов вел Генрих II. В начале его царствования в списке форм исков королевских судов уже встречаются иски "о запрещении церковным судам разбирать тяжбы об имуществе и долгах". Статут Эдуарда 1 1285 года запрещает церковным судам рассматривать дела "о нарушении обещания" на том основании, что они не относятся к сугубо "духовным делам", требующим "морального исправления".

Тем не менее, вплоть до установления англиканской церкви при короле Генрихе VIII в XVI веке, никто не отвергал законность папской юрисдикции в таких вопросах, как ортодоксальность веры и богослужения, чистота нравов, законность браков, законнорожденность детей и составление завещаний.

Со  временем входит в  жизнь  правило,  что  судебные  решения,  вынесенные вышестоящим судом и занесенные должным образом в  свитки  тяжб,  имеют  силу закона для всех нижестоящих судов, когда они рассматривают аналогичное  дело или сталкиваются с аналогичной  ситуацией.  На   эти   решения   можно  было ссылаться, как ссылаются  на  закон.  Так  возник  и   утвердился  в  Англии судебный прецедент — узаконенный  пример  для  решения    аналогичных   дел. Совокупность   прецедентов   составила в своей основе общее право Англии.

    Возникновение  общего  права   не   может   считаться   вопросом   вполне выясненным.  Полагают,   что   разъездные   королевские   судьи,   отправляя  правосудие     на     местах,     руководствовались   местными  обычаями,   о которых  они узнавали через присяжных.  Возвращаясь к  себе  в   Вестминстер  — резиденцию  высших судов в Англии, — они  отбирали «лучшее»  в  массе   местных обычаев или попросту  отдавали предпочтение тому или  другому из известных  им  обычаев.

    Это стремление вполне объяснимо,  если иметь в виду, что  Англии  удалось избежать распадения  на уделы и сохранить от  времен  нормандского  завоевания  весьма сильную центральную власть,  а  значит,  и  единую  для   всей  страны администрацию.  Разнообразие  правовых  обычаев  было  для   нее   нетерпимым явлением.

    Постепенно стало считаться, что   самой  существенной  частью  прецедента является не столько  само решение, сколько его обоснование,  и  таким  образом судьи  не были обязаны следовать  буквальному тексту предшествующего  решения.