Конструктивные части и конструкции белорусского народного жилья

Духовая печь использовалась разносторонне. Кроме  обогревания жилья, в ней же готовили пищу, пекли хлебы, сушили на зиму грибы, ягоды, подсушивали зерно, солод  — во всех случаях жизни печь прихjдила на помощь крестьянину16. И топить печи приходилось не только зимой, но в течение всего года. Даже летом хотя бы раз в неделю необходимо было хорошо вытопить печь, чтобы испечь достаточный запас хлеба. Используя аккумулятивные свойства духовых печей, крестьяне готовили пищу раз в день, утром, оставляя приготовленное внутри печей до обеда — и пища оставалась горячей. Лишь в летний поздний ужин приходилось подогревать пищу. Эта особенность духовой печи оказала определяющее влияние на кулинарию русских крестьян, в которой преобладают процессы томления, варения, тушения.

XVIII век в крестьянском строительстве оказался родоначальником еще одного новшества — «косящатых окон»17. Как и во многих других случаях, достаточно большие окна в жилищах с рамами, «остекленными» либо слюдой, либо привозным стеклом, либо полупрозрачными пленками животного происхождения, были известны на Руси со времен былинных, но как черта культуры, как распространенное явление даже в городском строительстве большие окна и в XVII в. были редкостью, особенно в жилых помещениях. Чаще их сооружали в сенях, в «светлицах» — специальных постройках для работы домашних швей, вышивальщиц в помещичьих домах. Еще реже они встречались в домах посадского люда и совсем были чужды крестьянскому быту. Развитие торговли и собственного производства стекла в России резко изменило положение дел в городском строительстве и в помещичьих усадьбах, где окна стали делать достаточных размеров и застекленными. В крестьянский быт эта черта культуры проникала очень медленно. В XVIII в. в избах только зажиточных крестьян делали одно окошко «косящатое», размером примерно 60x70 см, а остальные оставлялись волоковыми. Да и такие окна были типичны лишь для крупных торгово-промышленных сел, поселений, близких к городу. Для большинства же крестьянского населения переход к «косящатым» окнам: произошел в середине—конце XIX в. Как это ни кажется странным на первый взгляд, гораздо раньше «косящатые» окна стали делать в сенях, которые в крестьянском быту, по примеру посадского быта, использовали для приема гостей.

Рассматривая  развитие окон как культурной особенности  жилища, следует учесть, что большую  часть работ крестьянская семья  совершала вне дома, да и для  производства обычной крестьянской работы достаточно было скудного освещения. Только женские старания по производству одежды нуждались в освещении, так  как в основном приходились на осенние и зимние месяцы. Но п в этих занятиях уровень ремесленного автоматизма в прядении,, ткачестве был настолько велик, что работа выполнялась «не глядя» (как теперь некоторые женщины вяжут на спицах). Света одной или нескольких лучин, укрепленных в светцах, видимо было достаточно.

Двери устраивали низкие. Нередко на зиму делали дополнительные «нижние» двери так, чтобы холодный воздух из сеней не сразу врывался в избу. В зимнее время двери  старались утеплить рогожей, мешковиной, жгутами соломы. И здесь бросается  в глаза стремление максимально  сохранить тепло в жилище.

Внутренняя  планировка крестьянских жилищ была подчинена достаточно строгим, хотя и неписаным законам. Большая  часть «мебели» составляла часть  конструкции избы и была неподвижной. Вдоль всех стен, не занятых печью, тянулись широкие лавки, тесанные из самых крупных деревьев. Такие  лавки можно было видеть в старинных избах  еще не так давно, и предназначены  оди были не столько для сиденья, сколько для сна. В зависимости от места расположения лавки имели свои названия — «длинная», или «долгая», вдоль боковой стены, насупротив печи, «красная» лавка по фронтону. Около печи была судная, или посудная, лавка, где полновластной хозяйкой была старшая в доме женщина. По диагонали, в противоположном от печи углу помещали иконы, и сам угол звался святым, красным, кутным.

Одним из обязательных элементов интерьера были полати, специальный помост, на котором спали. Зимой под полатями часто держали  телят, ягнят. В северных губерниях, по-видимому, уже в XVIII в. полати делали высокие, на уровне высоты печи. В центральных и южных губерниях полати приподнимали над уровнем пола невысоко. Место для сна старшей супружеской пары в избе (но не стариков, место которых было на печке) специально отводилось в одном из углов дома. Это место считалось почетным.

Над лавками, вдоль всех стен устраивали полки-«полавочники, на которых хранили предметы домашнего обихода, мелкие инструменты и т. п. В стене вбивались и специальные деревянные колышки для одежды.

Хотя большинство  крестьянских изб состояло всего  из одной комнаты, не деленной перегородками, негласная традиция предписывала «соблюдение  определенных правил размещения для  членов крестьянской семьи. Та часть  избы, где находилась судная лавка, всегда считалась женской половиной, и заходить туда мужчинам без особой надобности считалось нейриличным, а посторонним — тем более. В северных губерниях эта часть избы была и конструктивно изолирована от остальной избы в пятистенках («шовныш», «шовныша»18). В этой части располагались ручная мельница, посуда, утварь.

Крестьянский  этикет предписывал гостю, вошедшему  в избу, оставаться в половине избы у дверей, до матицы. Самовольное, без  приглашения вторжение в «красную половину», где ставился стол, считалось  крайне неприличным и могло быть воспринято как оскорбление. Подобные правила поведения строго соблюдались и составляли определенную часть крестьянской культуры взаимоотношений.

К жилой избе в XVIII в. обязательно пристраивались сени, хотя в крестьянском обиходе они были более известны под именем «мост». По-видимому, первоначально это действительно было небольшое пространство-перед входом, вымощенное деревянными лагами и прикрытое небольшим навесом («сенью»)19. Роль сеней в крестьянском жилище и в XVIII в. и позже была разнообразной. Это и защитный тамбур перед входом, и дополнительное жилое помещение летом, и хозяйственное помещение, где держали часть запасов продовольствия. Подобная многофункциональность свойственна разным постройкам крестьянского двора, особенно тем, которые возникли в древнейший период (изба, клеть, погреба).

Значение  клети в составе крестьянских построек определялось не только ее прямым назначением — быть основным хранилищем ценностей крестьянской семьи: клети  были как бы продолжением жилого помещения, хотя никогда не отапливались. Но в  клетях хранили зерно, крупы, муку и  многие другие запасы. Здесь же в  ларях, скрынях и сундуках или  просто развешанные по стенам находились запасы одежды и тканей. Нередко  молодые пары даже зимой ночевали в клети, а в южнорусских губерниях  долгое время держался обычай, по которому каждая невестка в большой неразделенной  семье имела свою, особую клетку, где держала приданое и где  обычно спала ее «малая» семья 20. Сооружение клети было под стать  ее назначению: рубилась клеть из хорошего дерева и с такой же тщательностью, как изба. В клетях раньше, чем  в избах, стали делать прочные  полы и тщательно укреплять кровлю, чтобы предохранить имущество от мышей и лихих людей. Во многих местах клети, а позже и амбары, ставили на специальных столбах, приподняв над землей.

В XVIII в. происходит дифференциация групп построек крестьянского двора на отдельные зональные типы. В связи с этим и местоположение клетей в разных зонах обнаруживает разные тенденции. В северных русских хоромах, объединявших под одной кровлей большую часть хозяйственных построек крестьянского двора, клеть преобразуется в одну из камер такого комплекса. Но если она и не имела собственной кровли), то рубилась прочно, с полом и потолком, хотя и находилась практически внутри дома. В южнорусских губерниях клети продолжали оставаться отдельными постройками.

В составе  крестьянских дворов еще с XVI—XVII вв. можно наблюдать появление специализированных построек для зерна — амбаров и житниц. По-видимому, это были однотипные сооружения, но под разными названиями, пришедшие в крестьянский быт из хозяйств феодалов, купцов — тех, у кого было что хранить в больших количествах. Но с ростом уровня крестьянского хозяйства, его внутренней специализированности появилась потребность наряду с клетью в особых помещениях для хранения зерна. Ими и стали амбары и житницы в составе крестьянских дворовых комплексов. Располагали их по-разному, но обязательно в некотором отдалении от дома, чтобы в случае пожара хлеб остался невредим. И в то же время изо всех крестьянских построек только житницы и амбары имели замки, их стремились ставить так, чтобы они были на виду, иногда в самом центре поселения. Сооружались амбары и клети из доброго леса и старательно. Внутри устраивались специальные сундуки или рундуки, сусеки для хранения зерна,, различных продуктов, ценной хозяйственной утвари.

Прежде всего так или иначе украшалось «охлупное бревно», или «князевая слега», венчающее крышу. Обычным образом таких украшений были голова коня или птицы23. Искусство резьбы бывало различным, как и его выразительность, но украшение считалось обязательным. Подобный же символ мог венчать и кровлю клети, амбара, постройки для скота. Второй обязательной с.ферой украшений были входы в жилье (ворота, дверь). Та же традиция переносилась и на дверцы шкафчиков, крышки сундуков, ларей. Здесь узоры чаще относились к группе солярных символов, создававшихся весьма упрощенными приемами выемчатой резьбы. С появлением «косящатых» окон подобные же узоры стали переноситься и на наличники окон, а прежде того солярными знаками украшали волоковые доски, которыми задвигали волоковые окна.Третьей областью украшений была внутренняя часть избы, где узорному орнаменту были отведены также строго определенные места, и прежде всего печь. Не всегда справедливо роспись и другие украшения печей приписываются лишь одной украинской народной традиции. Цветными глинами, охрой, мелким рельефом украшались печи и у русских, и у белорусских крестьян. И здесь преобладали солярные символы и группа мотивов, связанных с почитанием огня и солнца. Но нередки были и образы животных — коней, лебедей.

Символом  коня были украшены и лавки-коники, которые отводились для сна хозяину, главе дома. Голова коней— один из излюбленных и наиболее часто встречающийся мотив в украшении полавочников, киотной скрыни (где ставились иконы). Крестьянское сознание, признавая формально христианскую церковь, продолжало доверять свою судьбу, свое здоровье и благополучие древним, но более близким и понятным покровителям из полузабытого языческого пантеона. Поэтому вряд ли мы вправе подобные украшения рассматривать для XVIII в. только как декор, как украшения крестьянского жилища, хотя искусство и мастерство, с каким они сделаны, часто заставляют восхищаться этими творениями. Внешне же, «зрелищно» дворы крестьян XVIII в. производили весьма скромное и неброское впечатление, усиливавшееся серебристо-серым отсветом срубных стен и унылостью пейзажа деревенской улицы без садов и палисадов, с редкими деревьями.

XVIII век для крестьянского жилища, учитывая специфику социального развития этого времени, стал веком завершения тех тенденций и возможностей в росте культуры, которые были заложены всеми предыдущими стадиями развития. То, что было типично и возможно для средневековой культуры, получило здесь свое наибольшее выражение в технологии крестьянского строительства, приспособленности этой технологии к локальным природным условиям, техническим и экономическим возможностям крестьянского хозяйства. В конечном итоге были отработаны некие определенные и по своему совершенные стандарты, обобщенные приемы, суммировавшие эмпирические знания крестьянства многих поколений.

Прежде всего это выразилось в выработке дворового комплекса построек крестьянского двора, удовлетворявшего его основные экономические потребности, уже зависевшие от состоятельности и экономических возможностей каждой крестьянской семьи, колебавшихся весьма значительно. К концу XVIII — первой половине XIX в. можно отнести завершение образования выделенных этнографами зональных дворовых комплексов, которые в принципе отражают однотипные группы построек и примерно одинаковый их набор, но различаются степенью объединения. На Севере они оказались собранными под одной кровлей, на юге они так и остались обособленными постройками, в центральных губерниях бытовали переходные типы. В этом процессе имело место завершение одного весьма важного явления — окончательное формальное выделение отдельного крестьянского двора в пределах общины в особую и четко ограниченную экономическую ячейку. Только уравнительные тенденции общинного существования в условиях феодально-бюрократической системы Российской империи сдерживали дальнейший логический шаг в таком развитии — дифференциацию внутри самого крестьянства. Даже самые богатые крестьянские дворы XVIII в. ставились по той же принципиальной схеме, что и другие, средние, отличаясь лишь размерами, добротностью и количеством построек.

Культура  крестьянского жилища обнаруживает прямую и ясную зависимость от города, от городских образцов. Все  новшества идут через город («косящатые» окна, плоские потолки и т. п.) и встречаются чаще в селениях, территориально близких к городу. Но такие влияния еще очень слабы, так как им противостоит весь уклад деревенской жизни с ее особенностями, устойчивостью не столько традиционного крестьянского быта, сколько «уравновешенностью» всего строя, всего образа жизни крестьян и в первую очередь — с экономической стабильностью их хозяйственной системы. Дело было вовсе не в том, знали или не знали чего-то крестьяне, а в том, что они могли взять для себя и осуществить в пределах своих возможностей.