Социология религии Макса Вебера

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 15 Февраля 2013 в 10:46, курсовая работа

Краткое описание

Актуальность темы. Вплоть до Дюркгейма и Вебера разработка проблематики религии осуществлялась в рамках общей социологии. Возникновение собственно социологии религии как самостоятельной дисциплины предполагало прорыв на новый – по сравнению с контовско-спенсеровским – уровень осмысления религии как социального феномена. Решающее значение имело здесь понимание религии как «социального факта» (Дюркгейм), «социального действия» (Вебера), «культурного института» (Малиновской). В этом смысле вплоть до 20-х гг. ХХ века говорить о «социологии религии в России» было бы преждевременно, более точной является формулировка «русская социология о религии».
Социология религии М.Вебера.

Прикрепленные файлы: 1 файл

оригинал.docx

— 83.42 Кб (Скачать документ)

Далее следует попытка  дать определение так называемого "духа капитализма",вынесенного в заглавие книги. Под духом капитализма Вебер понимает следующие: " комплекс связей, существующих в исторической действительности, которые мы в понятии объединяем в одно целое под углом зрения их культурного значения.[1;187-189]

Автор приводит целый ряд  цитат Бенджамина Франклина, который  является неким пропагандистом философии  скупости. В его понимании идеальный  человек - " кредитоспособный, добропорядочный, долг которого рассматривать приумножение своего капитала как самоцель". На первый взгляд речь идет о чисто  эгоистичной, утилитарной модели мира, когда "честность полезна только потому, что дает кредит". Но высшее благо этой этики в наживе, при  полном отказе от наслаждения. И, таким  образом, нажива мыслится как самоцель. В данном случае речь идет не просто о житейских советах, а о некой  своеобразной этике. Так же можно  сказать, что такая позиция является прекрасным этическим основанием теории рационального выбора. Вебер считает, что честность, если она приносит кредит, столь же ценна как и истинная честность. [4;87].

Вебер замечает такую характерную  особенность, что если рассматривать  капитализм с точки зрения марксизма, то все его характерные черты  можно обнаружить в Древнем Китае, Индии, Вавилоне, но всем этим эпохам не хватало именно духа современного капитализма. Там всегда была жажда к наживе, деление на классы, но не было нацеленности на рациональную организованность труда.

Так, южные штаты Америки  были созданы крупными промышленниками  для извлечения наживы, но там дух  капитализма был менее развит, нежели в позднее образованных проповедниками северных штатах.

Исходя из этого, Вебер  разделяет капитализм на "традиционный" и "современный", по способу организации  предприятия. Он пишет, что современный  капитализм повсюду натыкаясь на традиционный, боролся с его проявлениями. Автор приводит пример с введением сдельной оплаты труда на сельскохозяйственном предприятии в Германии. Так как сельхозработы носят сезонный характер, и во время уборки урожая необходима наибольшая интенсивность труда, то была проведена попытка стимулировать производительность труда за счет введения сдельной заработной платы, и соответственно, перспективы ее повышения. Но увеличение заработанной платы привлекало человека, порожденного "традиционным" капитализмом, гораздо менее чем облегчение работы. В этом сказывалось докапиталистическое отношение к труду. [2;15]

Вебер считал, что для  развития капитализма, необходим некоторый  избыток населения, обеспечивающий наличие на рынке дешевой рабочей  силы. Но низкая заработанная плата  отнюдь не тождественна дешевому труду. Даже чисто в количественном отношении  производительность труда падает в  тех случаях, когда не обеспечивает потребностей физического существования. Но низкая заработная плата не оправдывает  себя и дает обратный результат в  тех случаях, когда речь идет о  квалифицированном труде, о высокотехнологичном  оборудовании. Т. е. там, где необходимо и развитое чувство ответственности, и такой строй мышления, при  котором труд становился бы самоцелью. Такое отношение к труду не свойственно человеку, а может  сложиться лишь в результате длительного  воспитания.

Таким образом, радикальное  различие между традиционным и современным  капитализмом не в технике, а в  человеческих ресурсах, точнее, отношении  человека к труду.   Идеальный  тип капиталиста, к которому приближаются некоторые немецкие промышленники  того времени, Вебер обозначал так: "ему чужды показная роскошь  и расточительство, упоение властью, ему присущ аскетический образ жизни, сдержанность и скромность". Богатство дает ему иррациональное ощущение хорошо исполненного долга.

Поэтому этот тип поведения  так часто осуждался в традиционных обществах, "неужели нужно всю  жизнь напряженно работать, чтобы  потом все свое богатство унести в могилу?" [1;48-50]

Далее Вебер анализирует  современное общество и приходит к выводу о том, что капиталистическое  хозяйство не нуждается больше в  санкции того или иного религиозного учения и видит в любом ( если это возможно) влиянии церкви на хозяйственную жизнь такую же помеху, как и регламентация экономики со стороны государства. Мировоззрение теперь определяется интересами торговли и социальной политики. Все эти явления той эпохи, когда капитализм, одержав победу, отбрасывает ненужную ему опору. Подобно тому, как он в свое время сумел разрушить старые средневековые формы регламентирования хозяйства только в союзе со складывающейся государственной властью, он, может быть, использовал и религиозные убеждения. Ибо едва ли требует доказательство то, что концепция наживы противоречит нравственным воззрениям целых эпох.

Отношение носителей новых  веяний и церкви складывались достаточно сложно. К торговцам и крупным  промышленникам церковь относилась достаточно сдержано, считая то, что  они делают в лучшем случае только терпимым. Торговцы же, в свою очередь, опасаясь грядущего после смерти, старались задобрить Бога, посредством  церкви, подарками в виде крупных  сумм денег, передаваемых как при  жизни, так и после смерти.

Вебер проводит глубокий анализ эволюции взглядов на занятие мирской  деятельностью предреформенной церкви. Он сразу же оговаривается, что программа этических реформы никогда не стояла в центре внимания кого-либо из реформаторов. Спасение души, и только оно, было основной целью их жизни и деятельности. Этические воздействия их учений были лишь следствием религиорзных мотивов. Вебер считает, что культурные влияния реформ в значительной своей части были непредвиденными и даже нежелательными для самих реформаторов.

Вебер проводит морфологический  разбор слова призвание в немецком и английском языках. Это слово  впервые появилось в Библии и  далее оно обрело свое значение во всех светских языках народов, исповедующих протестантизм. Новое в этом понятии  то, что выполнение долга в рамках мирской профессии рассматривается  как наивысшая нравственная задача человека. В этом утверждении находит  подтверждение центральный догмат протестантской этики в противу католицизму, отвергающий пренебрежение мирской нравственностью с высот монашеской аскезы, а предлагает выполнение мирских обязанностей так, как они определены для каждого человека его местом в жизни. Тем самым обязанность становится его призванием. Т. е. декларируется равенство всех профессий перед Богом. Основные значимые догматы протестантизма: Человек изначально грешен/До начала жизни все предопределено. Знак о том, спасен ты или нет можно получить лишь совершенствуясь в своей профессии. Послушание властям

Отрицание превосходства  аскетического долга над мирским. Примирение со своим местом в мире.

Протестантская церковь  отменила выкуп грехов. Взаимоотношения  Бога и человека были определены предельно  жестко - есть избранные и есть неизбранные, изменить ничего нельзя, но можно почувствовать  себя избранным. [14;27-28]

В Соединенных Штатах Америки  с давних пор утвержден принцип "отделения церкви от государства". Принцип этот проводится столь строго, что отсутствует даже официальная  статистика вероисповеданий, ибо обращение  к гражданам с вопросом об их конфессиональной принадлежности явилось бы нарушением закона. Мы не будем здесь касаться практического значения этого принципа для положения церковных общин  и их отношения к государственной  власти . Нас больше всего интересует то обстоятельство, что в США еще около двух с половиной десятилетий тому назад количество "не принадлежавших к определенному вероисповеданию людей" составляло, несмотря на огромный приток иммигрантов, лишь 6% (приблизительно), и это при полном игнорировании со стороны государства конфессиональной принадлежности граждан, при отсутствии всех тех весьма существенных преимуществ, которые в большинстве европейских государств того времени обеспечивала принадлежность к определенным привилегированным церквам.

К тому же следует иметь  в виду, что в Соединенных Штатах Америки принадлежность к какой-либо церковной общине была сопряжена  с несравненно большими материальными  затратами (особенно тяжелыми для людей  небольшого достатка), чем где бы то ни было у нас *. Доказательством  этого служат опубликованные книги  домашних расходов: мне лично известна, в частности, одна община в городе близ озера Эри, состоящая почти  целиком из переселившихся в Америку немецких рабочих-деревообработочиков низкой квалификации, чьи регулярные расходы на церковные нужды составляли при среднем годовом заработке в 1 тыс. долл. почти 80 долл. в год. Совершенно очевидно, что в Германии даже неизмеримо меньшие требования имели бы своим последствием массовый выход из церкви. Но даже независимо от этого каждому, кто посещал Соединенные Штаты 15—20 лет тому назад, до начала последней стремительной европеизации этой страны, бросалась в глаза интенсивная церковность, господствовавшая повсюду, где еще не было бурного притока европейских иммигрантов. Церковность была раньше значительно сильнее и ярче выражена, чем в последние десятилетия, о чем свидетельствуют путевые заметки более раннего периода. Нас здесь, прежде всего, интересует одна сторона этого явления [3;273].

При достаточном знакомстве с американской действительностью  легко заметить, что если правительственные  учреждения, как уже было отмечено, никогда не задают вопрос о конфессиональной принадлежности, то в частной жизни, деловых отношениях, достаточно продолжительных и связанных с предоставлением кредита, данный вопрос ставится — мы считаем себя вправе утверждать это — всегда. Чем же это объясняется? Ряд небольших личных наблюдений (1904 г.) может, пожалуй, послужить иллюстративным материалом для объяснения этого факта.

Принадлежность к секте  — в противоположность принадлежности к церкви, которая "дана" человеку от "рождения", — является своего рода нравственным (прежде всего в  деловом отношении) аттестатом личности. "Церковь" — не что иное, как учреждение по дарованию благодати. Она управляет сферой религиозного спасения как неким фидеикомиссом; принадлежность к церкви (по идее) обязательна и поэтому сама по себе ни в коей степени не характеризует моральные качества прихожан. "Секта" же, напротив, является волюнтаристским объединением лишь достойных (по идее) в религиозно-этическом отношении людей, квалифицированных в качестве таковых и добровольно вступивших в это объединение, при условии столь же добровольно данного им разрешения, ввиду их доказанной религиозной избранности. Исключение из секты за нравственные проступки экономически влекло за собой потерю кредита и социальное деклассирование. Многочисленные наблюдения последующих месяцев подтвердили не только (тогда еще) достаточно серьезное значение церковности как таковой 9 (несмотря на то, что она как будто быстро отмирала), но и именно этой ее особенно важной черты. Характер исповедания не играл уже почти никакой роли [3;276].

Никого не интересовало, был ли данный человек масоном , последователем, адвентистом, квакером или еще кем-нибудь. Важно было лишь. то, что он принят посредством после предварительной проверки и этического утверждения под углом зрения тех добродетелей, которые провозглашались обязательными мирской аскезой протестантизма, то есть старой пуританской традицией. [3;276]

Присмотревшись ближе  к американской действительности, я  обнаружил, что и здесь совершается  тот же столь характерный для  современности процесс "секуляризации", который теперь повсеместно подчиняет  себе явления, первоначально возникшие  в рамках религиозных концепций. Уже не одни только религиозные общины, то есть секты, преимущественно оказывали подобное воздействие; более того, секты оказывали его во все меньшей степени. Еще 15 лет тому назад всякому внимательному наблюдателю бросалось в глаза, что поразительно большое количество мужчин, принадлежавших к средним слоям американской буржуазии, носили в петлицах маленькие значки (разной окраски), больше всего напоминавшие розетку Почетного легиона. (Исключение составляли жители современных городов и центров иммиграции.) На вопрос, что это такое, обычно называлось какое-либо общество, подчас с совершенно фантастическим наименованием. В дальнейшем выяснилось, что по своему назначению эти общества почти всегда являются кассами, финансирующими похоронный обряд, но наряду с этим выполняющими и ряд других функций, в частности они (особенно в тех областях, где меньше всего ощущалось разрушительное влияние современности) предоставляют своим членам (нравственное) право обращаться к братской помощи любого имущего члена такого союза при условии, что потерпевший не несет личной ответственности за грозящие ему финансовые трудности; причем в ряде известных мне случаев эта помощь оказывалась либо в соответствии с принципом " mutulim date nihil inde sperantes ", либо под очень небольшой процент. Требование это, по всей видимости, с полной готовностью выполнялось членами подобных общин. И в этих общинах (причем и здесь это было самым важным) принятие в члены происходило также посредством баллотировки после предшествующего расследования и установления этической полноценности претендента. Розетка в петлице, следовательно, означала: "Я являюсь патентованным на основе расследования и проверки, гарантированным на основе моей принадлежности к данному союзу джентльменом". Здесь также, прежде всего, имеется в виду деловая добропорядочность и проверенная кредитоспособность. И в данном случае было бы нетрудно установить, что влияние этого легитимирования на деловую карьеру часто было решающим. Все эти явления, находившиеся как будто (во всяком случае, поскольку речь идет о явлениях религиозных) в стадии довольно быстрого разложения, были ограничены рамками среднего слоя буржуазии. Они являлись, в частности, типичным средством возвышения до сферы среднего буржуазного предпринимательства, распространения и сохранения буржуазно-капиталистического делового этоса внутри широких кругов среднего слоя буржуазии (включая фермеров). Правда, немалое количество, а в старшем поколении большинство американских " promoters ", " captains of industry ", мультимиллионеров и магнатов трестов формально принадлежали, как известно, к сектантам, преимущественно к баптистам. В данном случае, однако, речь может идти лишь о причинах конвенционального характера (как в Германии), о личностно-социальной, а отнюдь не деловой легитимации. Ибо эти "экономические гиганты" не нуждались, конечно, в подобной опоре (как не нуждались в ней такого рода деятели и во времена пуритан); что касается их "религиозных убеждений", то искренность таковых более чем сомнительна. Носителями той специфически религиозной ориентации, которую отнюдь не следует объяснять только оппортунистическими мотивами, были, как и в XVII—XVIII вв., представители среднего сословия, поднимающиеся внутри этого сословия и выходящие из него слои. Как уже отмечалось, мы не ставим перед собой задачу заниматься социальной значимостью этих явлений, находящихся в процессе коренного преобразования. Нас интересует здесь лишь то, что современное положение светских клубов и обществ, пополнявшихся посредством баллотировки, в большой степени является продуктом секуляризации тех волюнтаристских объединений — сект, — которые служат прототипом этих союзов, и значение которых было некогда гораздо более важным. Это, прежде всего, относится к родине подлинных янки, к североатлантическим штатам. Не следует забывать, что всеобщее избирательное право (для белых, ибо негры и метисы de facto не имеют его и по сей день), а также "отделение церкви от государства" — завоевания недавнего прошлого (первые попытки такого рода реформ предприняты, собственно говоря, в начале XIX в.); [3; 278- 281]

Подводя итоги второй главы, нужно отметить, что значительные работы М.Вебера по религии говорят нам о том, что не следует, забывать о том, что без подобного повсеместного утверждения тех качеств и принципов методического жизненного поведения, которые насаждались религиозными обществами, капитализм и поныне (даже в Америке) не стал бы тем, чем он является теперь. В истории любой хозяйственной отрасли, в любой стране нет такой эпохи (разве только при господстве строго феодальных или патримониальных отношений), которой неведомы были бы такие капиталистические деятели, изменились лишь технические средства их предпринимательской деятельности.

Итак, можно вывести вывод, что в М.Вебер раскрывает суть того что необходимо для веберовского предпринимателя, во-первых, тщательно исполнять свой профессиональный долг, а во вторых, избегать наслаждений - и в совокупности это должно обеспечить рост богатства. Так появился веберовский предприниматель - трудолюбивый, инициативный, скромный в потребностях, любящий деньги ради самих денег. 

 

 

 

 

 

 

 

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Подводя итог всему вышесказанному, нужно заметить, что М. Вебер, определивший в исследовании религии в качестве основы не решение проблемы генезиса, а, как следствие, изучение ее ранних форм, не рассматривал вопрос о сущности религии. Он изучал только условия и  следствия, исходя из субъективных переживаний, представлений, целей отдельного индивида. Вебер подчеркивал, что культовые  действия всегда имеют посюсторонние  цели. Методы сравнения и классификации, к которым он прибегал, требовали  постоянного противопоставления феноменов  религиозного сознания. В соответствии со своим методом, Вебер выбирал  предмет исследования, изучая религии  развитых обществ. Он стремился доказать, полемизируя с марксистской школой, что религиозные убеждения, религиозная  этика были основными стимулами  развития экономики капитализма, следовательно, не экономические отношения в  обществе определяют формы общественного  сознания, в том числе и религии, а наоборот.

На Западе капитализм не мог бы получить такого развития, если бы на его дух не повлияла "хозяйственная  этика" кальвинизма. Вебер прослеживал  также воздействие хозяйственной  жизни, развивавшейся под влиянием христианства, на структуру общества, социальное расслоение и т. д.

Номиналистский подход к религиозному феномену, выбранный Вебером, оставлял место для всякого рода двусмысленностей по поводу эмоциональных течений, включая идеологию. Презрение же к интеллектуализму нашло неожиданный и трагический отклик через несколько лет после его смерти в лице человека-провидца, который будет всеми возможными средствами создавать секуляризованную эмоциональную общину в масштабе одной страны. Также занимаясь изучением религии, Вебер выявил взаимосвязи между социальной организацией и религиозными ценностями. По Веберу, религиозные ценности могут быть мощной силой, влияющей на социальные изменениям. М.Вебер в проводит большое социологическое исследование, имеющее своей целью показать особенности присущие протестантскому направлению мировоззрения, в общем, и касательно предпринимательства и капитализма в частности. Так он сравнительно анализирует взаимосвязь между приверженностью к той или иной христианской конфессии и успехом в коммерции. В своей работе Вебер достаточно подробно и доступно, простым литературным, разговорным языком ведет исследователя по пути разносторонних сравнений, то есть он сравнивает одни и те же особенности, рассматривая их с разных сторон.

Информация о работе Социология религии Макса Вебера