Мифы в семье: социологический анализ

Для понимания семьи как социального  института большое значение имеет  анализ ролевых отношений в семье. Семейная роль – один из видов социальных ролей человека в обществе. Семейные роли определяются местом и функциями индивида в семейной группе и подразделяемости в первую очередь на супружеские (жена, муж), родительские (мать, отец), детские (сын, дочь, брат, сестра), межпоколенные и внутрипоколенные (дед, бабка, старший, младший) и т.д. Исполнение семейной роли зависит от выполнения ряда условий, прежде всего, от правильного формирования ролевого образа. Индивид должен четко представлять себе, что значит быть мужем или женой, старшим в семье или младшим, какого поведения ждут от него, какие правила, нормы ждут от него, какие правила, нормы диктует ему то или иное поведение. Для того чтобы сформулировать образ своего поведения, индивид должен точно определить свое место и место других в ролевой структуре семьи. Например, может ли он исполнять роль главы семьи, вообще или, в частности, главного распорядителя материального достояния семьи. В этом плане немаловажное значение имеет согласованность той или иной роли с личностью исполнителя. Человек со слабыми волевыми качествами, хотя и старший по возрасту в семье или даже по ролевому статусу, например, муж, далеко не подойдет к роли главы семьи в современных условиях. Для успешного формирования семьи немаловажное значение также имеет чувствительность к ситуационным требованиям семейной роли и связанная с ней гибкость ролевого поведения, которая проявляется в способности без особых затруднений выходить из одной роли, включаться в новую сразу, как этого потребует ситуация. Например, тот или иной богатый член семьи играл роль материального покровителя других ее членов, но его финансовое положение изменилось, и изменение ситуации сразу же требует изменения его роли.

Ролевые отношения в семье, образующиеся при выполнении определенных функций, могут характеризоваться ролевым  согласием или ролевым конфликтом. Социологи отмечают, что ролевой конфликт чаще всего проявляется как:

а) конфликт ролевых образцов, что  связано с неправильным их формированием  у одного или нескольких членов семьи;

б) межролевой конфликт, при котором  противоречие заложено в противоположности ролевых ожиданий, исходящих из разных ролей. Такого рода конфликты наблюдаются часто в многопоколенных семьях, где супруги второго поколения одновременно являются и детьми и родителями и должны соответственно сочетать противоположные роли;

в) внутриролевой конфликт, при  котором одна роль включает в себя противоречивые требования. В  современной  семье такого рода проблемы бывают чаще всего присущи женской роли. Это относится к случаям, когда  роль женщины предусматривает  сочетание традиционной женской роли в семье (хозяйки, воспитательницы детей и т.д.) с современной ролью, предполагающей равное участие супругов в обеспечении семьи материальными средствами.

Конфликт может углубиться, если жена занимает более высокий статус в социальной или профессиональной сфере и переносит ролевые функции своего статуса во внутрисемейные отношения. В подобных случаях очень важна способность супругов к гибкому переключению ролей. Особое место среди предпосылок ролевого конфликта занимают трудности с психологическим освоением роли, связанные с такими особенностями личностей супругов, как недостаточная моральная и эмоциональная зрелость, неподготовленность к исполнению супружеских и, в особенности, родительских ролей. Например, девушка, выйдя замуж, никак не хочет переложить на свои плечи хозяйственные заботы семьи или родить ребенка, пытается вести прежний образ жизни, не подчиняясь тем ограничениям, которые накладывает на нее роль матери и т.д.

1.2 Социальное значение мифа

Разнообразие  имеющихся толкований и пониманий понятия мифа заставляет и нас оговорить это понятие точно. Под мифом часто понимают рассказ о божествах или божественных существах, в действительность которых народ верит.

Социальная  функция мифа тоже не всегда одинакова  и зависит от степени культуры народа. Мифы народов, не дошедших в своем развитии до государственности - это одно явление, мифы древних культурных государств, известных нам через литературу этих народов - явление уже иное.

Выше мы говорили, что миф имеет социальное значение; но значение это не всюду одинаково. Отличие античных мифов от полинезийских очевидно для всякого. Но и в пределах доклассовых народов это значение и его степень также не одинаковы, их нельзя бросать в один котел. В этом отношении можно говорить о различии мифов отдельных стран и народов в зависимости от степени их культуры.

Во многих религиях центральное место занимает не верование, а ритуальное поведение. Так, в иудаизме, например, от обычного верующего требуется, в первую очередь, не знание догматов, а определенное, строго регламентированное поведение, соблюдение множества предписаний, обрядов. В самом широком смысле слова ритуал (от лат. — rite) представляет собой совокупность повторяющихся, регулярно совершаемых действий в установленном порядке. Ритуальное действие является формой социально санкционированного символического поведения и, в отличие от обычая, лишено утилитарно-практических целей. Его назначение другое: он выполняет коммуникативную роль, символизирует определенные значения и установки в отношениях как повседневной, так и официальной жизни, играет существенную роль в социальном воспитании, контроле, осуществлении власти и т.д. Ритуал, в отличие от этикета, связан с убеждением в его глубинном ценностном смысле.

Религиозные ритуалы, вместе с соответствующими верованиями, направлены на «священные вещи». То же можно сказать и о магических ритуалах. В обоих случаях ритуал предстает как символическая реализация тех или иных верований. Магический ритуал — это, собственно, колдовское действие, заговор, заклинание. Это попытка воздействия на явления окружающего мира, основанная на неадекватном представлении о связях между ними. Носителем, исполнителем этого действия является индивид, а не коллектив. Магический ритуал ориентирован прагматически — в большей степени на «материальный» результат, чем на ценности знакового порядка. Смысл магического действия не в «служении» высшей силе, а в обслуживании человеческих потребностей. В основе магического действия лежит особое — магическое мышление, представление о том, что все связано друг с другом, то, что Л. Леви-Брюль назвал «логикой партиципации», своего рода глобальный детерминизм, реализующийся в магических действиях. Но на магическом уровне действие еще не имеет в своей основе космологии. Только с ее появлением (миф о творении) магическое действие трансформируется в религиозный ритуал — образ творения, при котором стратегической целью мышления и действия становится сохранение сакрального порядка мироздания, космоса в борьбе с угрозой хаоса.

Человеческое общество в первобытных представлениях, достигших этого уровня, само выступает как часть космоса: все входит в состав космоса, который образует высшую ценность. Для такого сознания существенно, подлинно, реально лишь то, что сакрализовано (сакрально отмечено), а сакрализовано лишь то, что составляет часть космоса, выводимо из него, причастно к нему. В сакрализованном мире, — как утверждает В.Н. Топоров, — и только в таком мире складываются правила организации, ибо вне этого мира — хаос, царство случайностей, отсутствие жизни. Религиозный ритуал связан, следовательно, с мифологическим сознанием как основным способом понимания мира и разрешения противоречий.

Человек этого  периода видел именно в ритуале  смысл жизни и ее цель. Это уже  религиозный, а не магический ритуал. Он ориентирован на ценности знакового порядка. Он является тем действием, которое обеспечивает спасение «своего» космоса и управление им. Воспроизведение акта творения в ритуале актуализирует структуру бытия, придавая ей подчеркнутую символичность, и служит гарантией безопасности и процветания коллектива. Космологический миф — руководство жизни для человека той эпохи. Только в ритуале достигается высший уровень сакральности и одновременно обретается чувство наибольшей полноты жизни.

В жизни архаичных сообществ ритуалы занимали главное место, им посвящалось много времени. В их религии ритуал был основным, мифология служила своего рода пояснением, комментарием к нему.

На это обстоятельство обратил внимание Дюркгейм. Анализируя эмпирический материал, описания ритуала в тотемистической элементарной форме религиозной жизни австралийских аборигенов, Дюркгейм выделил феномен возбуждения, экспрессивной символизации — в терминологии Парсонса. Суть феномена состоит в том, что участники ритуала — коллективного, т.е. именно религиозного уже, а не магического действия, — находятся в состоянии сильного эмоционального волнения, экзальтации, которое, согласно Дюркгейму, является психологически подлинным и в то же время — социальноупорядоченным. «Сценарий» действия и образцы поведения, взаимодействия между участниками ритуала, детально разработаны и предписывают, кто и что должен делать в тот или иной момент времени. Таким образом, хотя возбуждение является подлинным в психологическом смысле, его нельзя считать спонтанной реакцией на непосредственные стимулы. Этот упорядоченно-организованный характер ритуала определяется тем, что ритуальные действия пропитаны символическими значениями, которые соотносятся со структурой и ситуацией социальной системы. Ритуалы, по Дюркгейму, не только подкрепляют, но и порождают то, что он называет «верой».

Соотнесенность  с социальной системой выражается, прежде всего, в социальном содержании религиозных символов: животное-тотем  и клан отождествляются в сознании австралийского аборигена. Участники ритуала действительно ощущают себя мифическими символическими существами, действия которых они воспроизводят в ритуале. И еще один уровень соотнесенности религии с социальностью заключается в том, что первичная функция религиозного ритуала состоит в формировании и укреплении солидарности, в основе которой лежит общий код ритуального символизма. Ни один предмет в ритуале не является самим собой, он всегда выступает как символ чего-то другого; все операции с предметами в ритуале есть операции с символами, совершающиеся по установленным правилам и имеющие значение для тех реальных предметов, символами которых они являются. Так, жертвоприношение коня в ведическом ритуале моделирует практически весь космос, так как каждой части жертвенного животного соответствует какой-то определенный мировой феномен («Голова жертвенной лошади суть заря, глаз — солнце, дыхание — ветер, ухо — луна, ноги — части света...»). Весь космос возникает вновь ежегодно из этого приносимого в жертву коня, мир творится заново в ходе обряда.

Э. Лич, изучавший  символическую систему, включающую наряду с ритуалом миф, религиозную  этику и мировоззрение, пришел к  заключению, что ритуал представляет собой своего рода «хранилище» знаний: в соответствующие ритуалы может  быть заложена информация, касающаяся хозяйственной деятельности, например, в виде символов, имеющих власть над людьми, определяющих их поведение. Они передаются от поколения к поколению, влияя на мировоззрение и связанный с ним этос, влияя в значительной степени через ритуал, богослужение.

Христианская  церковь, исповедуя религию «духа  и истины», не упразднила храмовое богослужение, ритуалы, культ в качестве внешнего символа духовного служения. Современные  богословы, осуждая«обрядоверие», напоминают, что основатель христианства упрекал иудейское духовенство и законников в том, что они свели высший религиозный долг к обрядам и уставам; он хотел другого: «Милосердия хочу, а не жертвы». Для бога важнее всесожжений и жертв «очищение сердца», справедливость, вера, нравственный подвиг. Однако, религиозная вера (вера в Существо или Существа, которые не воспринимаются эмпирическими методами) живет в символике ритуала и, по словам А. Меня, недостаточно носить Бога в сердце и стремиться исполнять Его волю в повседневной жизни. Евхаристия (благодарение), которую называют «бескровной жертвой» и которая является сакральной трапезой, является основополагающей мистерией христианской церкви, центральным моментом богослужения, символизирующим подлинное пребывание Богочеловека в Его Церкви.

Итак, ритуал относится  к области религиозной практики, ортопраксии, в то время как миф  — к когнитивному компоненту религии, ортодоксии. Они связаны таким  образом, что миф определяет границы  понимания ритуала и дает ему  обоснование, хотя это не обязательно на осознанном уровне. Преимущество символа перед понятием в том, что он не требует предварительной «работы ума», «школы мышления», логической дисциплины. Символы воспринимаются гораздо легче и проще интеллектуальных дефиниций, они воспринимаются «на лету» на основе не требующих и не поддающихся сколько-нибудь строгому определению эмоций, переживаний, верований. Ритуальные действия ориентируются на религиозные символы, мифы, которые определяют их смысл, а потому ритуальные действия рассматриваются как совершенно отличные от внешне схожих действий человека в «обычной» жизни: в христианском таинстве причащения человек «вкушает тело и кровь Христову» не для того, чтобы утолить голод и жажду. Ритуал обретает свое значение, становится ритуалом только в контексте соответствующего мифологического верования. Только в контексте евангельского рассказа о последней трапезе Иисуса и его учеников («тайной вечере») имеет смысл сам ритуал христианской евхаристии — причащении хлебом и вином. Только в контексте мифа о первородном грехе имеет смысл ритуальное очищение от грехов, таинство исповеди. Миф — не объяснение ритуала, а его обоснование, укоренение преходящего в вечном. Ритуал — драматизация мифа, воплощение символов в живую действительность. Ритуал может выразить, однако, и то, что не высказывается на языке мифа, не вербализуемо. Он говорит на языке жеста, танца, «языке тела». В мифологическом сознании все, что есть движение тела, есть одновременно движение души. Леви-Стросс видел задачу не в том, чтобы понять, как люди «думают в мифах», с помощью мифов, но в том, чтобы показать, как мифы живут в нас.