Критический утопический социализм Ш. Фурье

В 30-40-х годах учение Фурье получило довольно широкое распространение. Крупнейшим пропагандистом фурьеризма был Виктор Консидеран. Он призывал прекратить борьбу и призывал рабочих и буржуазию идти мирным путем к социализму. Но учение вскоре распалось.

1.4 Творческое наследие

Силой самих обстоятельств  Фурье вынужден был, прежде всего, обратиться к критике, которая занимает очень  видное место и отличается большой  остротой и убедительностью, — к  критике и самого положения дел, и экономической теории laisser faire, признававшей неизменным такой порядок. Но эта критическая часть строго уравновешивается положительной, которая, в свою очередь, логически вытекает из его основных понятий о Боге, человеке и природе. «Нищета и  разврат» — вот как короче всего, по мнению Фурье, характеризуются все  те печальные экономические и  нравственные условия, в которых  живёт большая часть человечества.

Обращаясь, в поисках причин, к условиям современной организации, прежде всего замечаешь, что ведь только какая-нибудь 1/3 населения действительно  трудится, а остальные или ничего не делают, или даже служат делу разрушения. Таких «паразитов» Фурье делит  на три группы:

• домашних — к которым он относит большую часть женщин и почти всех детей и прислугу;
• социальных — сухопутные и морские армии, «бесполезные соединения людей, употребляемые на то, чтобы ничего не производить в ожидании того времени, когда их употребят на разрушение», добрая половина фабрикантов, 9/10 купцов, ²/3 агентов транспорта на море и на суше, сборщики податей;

дополнительных — законники  и адвокаты, порождаемые современным  режимом с его враждой и  противоречием интересов, — люди состоятельные, заключённые в тюрьмах, больные и всякого рода отщепенцы (падшие женщины, нищие, воры, разбойники), стоящие в открытой вражде к нашей  промышленности, к нашим законам  и обычаям и требующие содержания чиновников и жандармов, равным образом  непроизводительных. Несмотря на это, даже одна трудящаяся часть населения  могла бы достаточно производить  на себя и на всех паразитов, если бы труд её был правильно организован.

Негодность современной  промышленной организации сводится, по Фурье, к полному отсутствию кооперации в земледелии, кустарном производстве и мелкой промышленности, а там, где  она и применяется, она парализуется незаинтересованностью рабочих  в выгодах предприятия; другая причина  — отсутствие в рабочем увлечения своим трудом. Всё это, в свою очередь, влечёт за собой:

• бесполезную трату труда, а значит и уменьшение продуктов, могущих быть произведёнными тем же количеством рабочих;
• обращение в продажу плохих товаров, требующих для своего изготовления меньше времени;
• отвращение рабочих к труду, недовольство своим положением, вражду ко всему общественному укладу.

Мало того: условия человеческого  труда таковы, что трудящийся всегда получает вознаграждение за чей-нибудь счёт: интересы покупателя противоположны интересам продавца, интересы фабриканта — интересам рабочих, интересы всех управляемых, часто, — интересам  правительства. Результат — всеобщее недовольство, анархия и сплошной эгоизм. Говоря о бесполезной трате  труда, Фурье особенно часто и  подробно останавливается на торговле. Всю жизнь имевший с нею  дело, хорошо знакомый с её уловками, он ожесточённо нападает на неё: в  лучшем случае она непроизводительна, часто же оказывает прямо разрушительное действие. Наконец, к причинам нищеты в цивилизованном человечестве нужно  отнести и дурное распределение  добытых благ, содействующее «порождению  нищеты даже самым их изобилием». Но этот важный вопрос Фурье оставляет  совершенно непроработанным.

С не меньшей силой обрушивается Фурье на другой «бич человечества»  — разврат. «Современное законодательство, — говорит он, — любовные отношения  организует таким образом, что создаёт  всеобщую лживость, толкает оба пола к лицемерию и тайному возмущению против законов». Несмотря на нерасторжимость  брака или, вернее, именно благодаря  ей, недозволенная любовь процветает в современном обществе: «из числа  любовных связей вообще супружеские  связи составляют только одну восьмую», да и из этой одной восьмой «99 процентов супружеских пар преданы  вероломству, тайным образом нарушая  супружеские обязанности», превращающие самый брак в какое-то каторжное  состояние, в «супружескую барщину». Рисуя картину современной семейной жизни с её неверностью супругов, постоянными ссорами, обусловленными несходством характеров, с детьми, представляющими одну только обузу, со стремлением обеих сторон уйти подальше от домашнего очага, — картину, дополняемую притонами разврата, Фурье с большой гуманностью  говорит об угнетённом положении  женщины и напоминает обществу об его обязанностях по отношению к  малолетним членам. Да и вообще вся  его критика насыщена изображением жалкой участи трудящихся классов в  самое то время, когда общая сумма  производства в стране растёт, —  и, иронизируя над современной свободой в европейских государствах, он указывает, например, на то, что теперешний голодный пролетарий иной раз и позавидует обеспеченному рабу древнего мира, — куда уж тут до теории верховной власти народа! И такое-то положение дел создалось согласно учению философов и экономистов, в течение 2500 лет вырабатывавших теории общественной жизни. Поэтому отношение Фурье к философии XVIII века и к революции, предпринявшей попытку осуществить её принципы, было отрицательное: «ко всем прежним бедствиям присоединил новое — свирепую вражду партий, зверское истребление людей целыми массами».

Всё это приводит его к  мысли, что в человеческой жизни  «есть какое-нибудь искажение естественного  порядка вещей», созданного Промыслом  и неизвестного нашим учёным. Всё  старое, как лживое, надо отбросить, и только при таком «полном  сомнении» и «полном удалении»  и можно найти новую науку, которая и делается первым открытием  Фурье: это — его теория страстного влечения. Вся судьба человечества предначертана Богом, им же установлены  законы, по которым движутся все  тела небесные и земные, и человеку нужно только познать эти законы и покорно следовать им. В основу творения положены неизменные математические законы постоянного и всеобщего  движения, которое составляет основное свойство всего сущего. Оно, в свою очередь, разделяется на пять ветвей: движение материальное, по которому совершаются  все перемещения материи, органическое, лежащее в основе распределения  форм, цветов и всяких особенностей вещей, инстинктивное, или вижение  страстей и инстинктов, аномальное, управляющее движением атомов, невесомых  частиц природы, и движение осевое, или социальное, или страстное, действующее  в общественных организмах. Из них  первое было открыто Исааком Ньютоном, остальные четыре — Фурье, который  главным образом истолковывает, однако, только один вид движения социального. Законы всех родов движений одинаковы, а потому и основной закон социального  движения заключается в тяготении, аттракции. Подобно отдельным частицам материи, люди приводятся во взаимное столкновение своим страстным влечением  или просто страстями. Бог дал  последним гораздо большую интенсивность, нежели разуму, и они смысл истолкование видов Промысла относительно общественного  порядка. Философы проклинают страсти  и убеждают подавлять их, но они  сами ничего не понимают: «Философские капризы, известные под именем обязанностей, не имеют ничего общего с природой; обязанности идут от людей, а страсти  от Бога». Если страсти приносят вред, то виноват в этом дурной общественный порядок. Бог не создал для людей  принудительных мер, а дал им только страсти, между прочим, и влечение к производительным работам, иногда, по-видимому, самым отвратительным. "Бог сделал хорошо всё, что сделал, и человеку остаётся только понять указания природы и следовать им". Нужно создать такие условия общественной жизни, при которых ни одна страсть человека не оставалась бы неудовлетворённой и не оказалась бы в антагонизме со страстью другого индивидуума: тогда конечное и полное удовлетворение «страстного влечения», не говоря уже о громадной экономии в принудительных средствах, приведёт с собой «согласие между творением и творцом», всеобщее счастье, всеобщую внутреннюю и внешнюю гармонию. Следовательно, прежде всего, нужно тщательно изучить духовную природу человека и на полученных таким образом психологических данных построить наилучший общественный порядок.

Как ствол, существует одна страсть: унитеизм, то есть стремление к единству (всечеловеческого счастья)…; как ветви первостепенные, существуют три категории страстей: стремление к роскоши, то есть к чувственным  удовольствиям (зрение, слух, обоняние, осязание, вкус — страсти чувственные, сфера материальная); стремление к  группам (дружба, любовь, семейственность, честолюбие — страсти трогательные, сфера душевная) и стремление к  сериям (кабалиста — страсть к  интригам, альтернанта или папильона  — страсть к разнообразию, композита  — слепое увлечение: страсти распределяющие, сфера умственная). Комбинации этих двенадцати страстей образуют 810 различных  характеров. Наиболее согласный с  природой человека общественный порядок  в таком случае должен содействовать  удовлетворению и развитию всех указанных  страстей, то есть гарантировать здоровье и некоторый комфорт домашней жизни, свободный выбор близких  лиц, свободу избрания профессии, согласно индивидуальности каждого; самые занятия  должны быть обставлены так, чтобы не нарушались потребности в соперничестве, разнообразии и творчестве, то есть труд должен, во-первых, выполняться  целой серией рабочих в кооперации, во-вторых, должен допускать проявление творческой силы в человеке и, в-третьих, не быть слишком продолжительным, но чаще чередоваться с трудом иного  характера. Тогда труд станет привлекательным, и всякий найдёт применение своим  вкусам: лакомки и обжоры займутся кухней; любителям животных будут  предоставлены конюшни или скотные  дворы; детям, любящим пачкаться  в грязи, поручено будет очищение жилищ от грязи и нечистот и  так далее. Современное общественное устройство не годится для такого развития страстей и приложения их к труду, а потому нужно совершенно изменить его. Люди должны соединиться  в фаланги, по 1600—1800 человек в  каждой, чтобы, исключив детей и стариков, получить около 810 способных работать человек в соответствии с 810 различными характерами. Каждая фаланга устроится  на своей площади земли в размере  приблизительно одной квадратной мили. В центре участка будет выстроено  великолепное жилище (фаланстер), с  роскошными залами для читален, концертов  и балов, с обширными аудиториями  для публичных лекций, с зимними  садами, стеклянными галереями, с  обсерваторией, телеграфом, паропроводом и так далее. Всё устроено просто, но изящно и удобно; здесь бедняки будут пользоваться тем, что в настоящее время доступно только миллионерам. Но главное везде и во всём — громадная экономия.

В основу фаланстера положена идея производительной и потребительной ассоциации, хотя уже и высказывавшаяся  в литературе до Фурье, но совсем ещё  не развитая и не понятая во всём своём широком значении. «300 семейств поселян, соединившись в ассоциацию, имели бы один прекрасный сарай, вместо 300 никуда не годных, — одно хорошее  заведение для выделки вина, вместо 300 плохих» и так далее. Не меньшую  выгоду представит введение во все  отрасли крупной системы производства пользование лучшими машинами, обработка  земли согласно почвенным условиям. Самый труд будет значительно  продуктивнее благодаря энтузиазму и соревнованию, которые охватят  членов ассоциации, — тем более  что конкуренция здесь не исчезнет, а только потеряет свой острый характер, который придаёт ей противоречие интересов. Дело в том, что все  работы здесь будут распределены между «страстными сериями»; каждый без различия пола и возраста избирает себе то занятие, которое его больше всего привлекает, и имеет право  в один и тот же день переменить несколько серий; здесь для всех найдутся любимые занятия, и никто  не захочет предаваться безделью. Результаты труда всех членов фаланги  будут стекаться в её общие  хранилища, и отсюда они могут  получать всё необходимое: таким  образом не будет нужды ни в  каких посредниках при обмене товаров, и сама внутренняя торговля исчезнет. Вместе с тем, однако, в  фаланге сохраняются частная  собственность и неравенство  состояний. Каждый будет иметь отдельное  помещение сообразно не только своим  склонностям, но и состоянию, питаться и одеваться, как кто захочет  и сможет.

Коммунизма здесь нет  и следа: каждый будет владельцем продуктов своей работы, начиная  с детей 4,5 лет, и, несмотря на общность жизни, и труда в страстных сериях, деятельность каждого будет оплачиваться по количеству затраченного труда, по свойству работы, по силе его таланта и по величине вложенного в предприятие капитала. Общий доход фаланги будет разделяться на двенадцать частей, из которых четыре придутся на долю капитала, пять — труда, три — таланта, теоретических и практических знаний. Мало того: для более правильной оценки все работы будут распределены по степени привлекательности, по степени трудности и полезности, и в зависимости от этих свойств оплачиваться. Только в распределении продуктов, полученных фалангой, Фурье не допускал индивидуальной свободы: во всём остальном она является верховным принципом. Правда, он предполагает ареопаг из самых опытных и мудрых «гармонийцев» (так должны называться люди, живущие в новом, гармоническом строе общества), которому принадлежит руководство делами фаланги, но руководство это должно было состоять в издании не столько распоряжений, сколько указаний (например, относительно времени, благоприятного тем или другим земледельческим работам), которым страстные серии могли, однако, и не следовать. Иной власти, кроме власти выборной, иного авторитета, кроме авторитета знания или опытности, других преимуществ, кроме преимуществ ума, в фаланстере не может существовать, но и над всем этим парит свободное влечение. Наряду с этим, начертывая план всемирной организации фаланстеров, Фурье во главе каждой фаланги ставил унарха, во главе трёх фаланстеров — дуарха и так далее, создавая целую «сферическую иерархию» триархов, тетрархов, пентархов, гекзархов, гептархов, октархов, эннеархов, декархов, онзархов, дузархов и во главе всего мира — осевого омниарха, столица которого будет в Константинополе. Функций их Фурье точно не определяет, тем более что при всеобщем распространении фаланстеров государственное управление крайне упростится и само государство, в сущности, отожествится с фаланстером. На основе того же свободного влечения должна была быть преобразована и домашняя, и общественная жизнь. Каждый член фаланги свободно выбирает себе близких людей и друзей и соединяется с ними в группы, на которые распадаются серии рабочих. Совместная работа и частые встречи на полях и в мастерских юношей и девушек поведут к их взаимному сближению, а затем и к браку, но последний не есть вовсе непременное последствие: молодая девушка или юноша могут переменить до брака нескольких любовников или любовниц, а затем, даже и, заключив с кем-либо союз, они не обязаны оставаться верными друг другу.

Желая устранить разврат  современного общества, Фурье впал, таким образом, в другую крайность и «вместо стесняющих монополий предлагает анархическую конкуренцию». В этой свободе половых отношений ярче всего выразилась чисто сенсуалистическая мораль Фурье, не сдерживаемая никакими духовными мотивами: самую идею долга он объявил выдумкой философов, самонадеянно взявшихся исправлять дело рук Божиих и написавших 400000 ни к чему не годных томов. Строя свой план общественного переустройства на учении о страстях человека, его природе, веря в возможность осуществления своего плана методом мирной пропаганды, убеждения и примера, Фурье отражал в себе рационалистические воззрения философии XVIII века, против которой он так восставал. Но, с другой стороны, он не ограничился доказательством (или, вернее, демонстрированием) желательности и возможности нарисованного им строя, но путём ретроспективного изображения предшествующих стадий исторической жизни пробовал показать, что сама история ведёт к осуществлению той организации, которая по самой природе человека является необходимым условием всеобщего счастья. Всю предшествующую историю он делит на периоды райский, дикий, патриархальный, варварский и период цивилизации, характеризуя их чисто экономическими явлениями. Каждый период, по его мнению, прежде чем уступить своё место новому, достигал высшего развития своих характеристических свойств, и затем, приходя в ветхость, доходил до окончательного разложения. Последний период цивилизации уже достиг ступени дряхлости, и отсюда Фурье заключает о необходимости наступления нового периода, названного им гарантизмом, когда и должен осуществиться его план постройки общества на основе полной и чистой ассоциации. В этом кроется указание не только на способность хозяйственной жизни к усовершенствованию, но и на идею о неизбежности наступления известных экономических форм и невозможности провести в жизнь форму, не соответствующую историческим условиям. Но сам Фурье её не развил, да и не воспользовался ею. Он рисовал себе реализацию лучшего социального строя не методом развития общества в направлении сознанных принципов справедливости и истины, а методом полной ломки старого во имя более или менее произвольно измышленного идеала. И всё-таки этим историко-философским введением, вносившим в науку важные исторические соображения о развитии хозяйственного быта и разрушавшим господствовавшее в экономической науке представление о неизменности его, — наряду с критикой существующего строя, с особой силой и очевидностью вскрывающей его недостатки, а также и чисто экономическими соображениями о выгодах ассоциации, Фурье оказал большую услугу науке. Однако, с другой стороны, в его учении не была выделена для самостоятельного изучения экономическая сторона жизни, а вместе с тем равнодушие к жгучим политическим вопросам. Своего времени вообще и недоверие, в частности, к либерализму, бывшему в его глазах лишь переодетым и неискусно загримированным эгоизмом, — своего рода мистицизм, пренебрежение к научному методу и фантастичность роднит его с господствовавшей в то время культурно-политической реакцией.