Информационное общество и его взаимодействие с культурой

Таким образом, сегодня можно констатировать вполне ощутимое имущественное расслоение по признаку образования, где причиной существующих в настоящее время классовых различий становится именно образовательный уровень.

Если говорить о влиянии Интернета на современную культуру, то необходимо признать, что такие свойства, как интерактивность и индивидуализация встроены в новейшие коммуникационные системы технологически и культурно. Электронный формат изначально предполагает проявление творческой активности. Виртуальное искусство, сетевая литература, практика общения в сети — все это, даже если не принимать во внимание огромный информационный потенциал Интернета, свидетельствует о новых формах креативной активности и формировании личности нового типа, весьма далекой от «человека массы», доминирующего в индустриальном обществе. Однако практика показывает, что этот потенциал не всегда обеспечивает новые структуры социальной коммуникации. В новой информационной культуре точно так же, как и в любом социальном организме, в том числе и в том, где была рождена массовая культура, выделяются собственные страты, становящиеся потенциальными производителями и потребителями либо массовой, либо элитарной продукции, равно представленной в цифровом формате. [ 7 ]

Кроме того, здесь необходимо учитывать, что компьютерная коммуникация специфична, по преимуществу, для образованной и экономически обеспеченной части населения наиболее развитых стран, чаще всего, в больших, наиболее высокоразвитых метрополисах, в глобальном масштабе выступающей в качестве элиты. Подобные элиты составляют свое собственное сообщество, формируя символически замкнутые общины, и определяют свое сообщество как пространственно ограниченную межличностную сетевую субкультуру. Именно пространство информационных потоков, состоящее из персональных микросетей, образованных элитой, является тем источником, откуда посредством глобального множества взаимодействий в пространстве потоков ее интересы передаются в функциональные макросети.

Элита информационного общества отнюдь не виртуальна — ее пространства тщательно изолированы. Они венчают вершину более низких «социопространственных иерархий», каждая из которых подобным же образом стремится к изоляции от общества путем «последовательной иерархической сегрегации». Пространством пребывания элиты, имеющей открытый доступ к информации, становится глобальное цифровое пространство, и именно этот факт определяет культурную универсальность этой субкультуры, нацеленной на «унификацию символического окружения», гомогенизацию стиля жизни, нивелирование культурных границ. Узкий круг корпоративной элиты добивается гомогенности пространства своей культуры.Универсальными становятся формы жизни: «регулярное пользование тренажерными залами, джоггинг; обязательная диета — лососина-гриль и зеленый салат, заменяемые в Японии национальными аналогами — удоном и сашими. Символы этой специфической глобальной, интернациональной культуры, игнорирующей культурное разнообразие, создают определенную идентичность, связанную с принадлежностью к структурам управления информационной экономикой.

Вторая «популяция», состоящая из «включенных во взаимодействие», будет снабжаться первой «заранее упакованными вариантами выбора», среди которых наряду с межличностным общением по электронной почте и политикой (в том числе, электронным голосованием) традиционно будут присутствовать развлечения во все более изощренных формах — «от садистских видеоигр до бесконечных спортивных матчей», от виртуальной реальности до компьютеризованной сексуальной стимуляции. Характерно, что эти социальные слои, остающиеся основными носителями национальных культур, через мир массовых коммуникаций и массовую культуру аналогичным образом унифицируются. Однако, в отличие от мировой информационной элиты, осознанно стремящейся к самоизоляции и гомогенности, вторая часть общества вынуждена принимать эти унифицирующие стратегии через потребление универсальной продукции, в том числе, культурной, а также посредством приобщения к новым коммуникационным технологиям.

При этом даже весьма специфические особенности национальных культур — такие, как стремление к совместному проведению досуга и, в частности, хоровое пение в барах, «абсорбируются» миром электронных коммуникаций. Таким образом, можно заключить, что формирование новой культуры — демассифицированной и персонализированной — и ее субъекта — высокоиндивидуализированной личности, обладающей креативным потенциалом, а также становление постматериалистической мотивации к деятельности, в рамках постиндустриального и информационного общества является лишь тенденцией. Более явно она проявляет себя в развитых общественных системах, которые можно с достаточным основанием характеризовать как постиндустриальные и информационные, и достаточно слабо — в системах с индустриальной экономикой, в рамках которых утилитарные стимулы все еще остаются доминирующими, а формирующаяся постматериалистическая общественная система ценностей пока сосуществует с проявляющей себя даже более явно традиционной материалистической. Естественно, по мере удовлетворения экономических потребностей, они перестают играть в системе ценностей главенствующую роль, а на первый план выходят такие проблемы, как «необходимость сочетать безопасность и свободу, справедливость и ответственность». [ 11 ]

Вместе с тем, говоря о формировании персонализированного субъекта и демассифицированной культуры, необходимо осознавать, во-первых, отсутствие непосредственной корреляции между уровнем материального благосостояния и формированием новой мотивационной системы. Удовлетворение насущных потребностей создает лишь потенциальную возможность приобщения к ним человека, но вовсе не означает немедленного и автоматического использования этих открывающихся возможностей и тем более активного формирования новой иерархии ценностных ориентиров в масштабах всей общественной системы. Кроме того, ценностная система является достаточно инертным образованием, слабо подверженным каким-либо модификациям; усвоенные ценности редко поддаются трансформации, и для утверждения новых ценностных приоритетов необходима целая совокупность условий — как экономических, так и социокультурных, в том числе, возможность пользоваться всеми материальными благами с рождения, что и позволяет говорить о распространении постматериалистических предпочтений в соответствии с замещением старых поколений новыми.

Во-вторых, здесь нельзя не учитывать, что процессы информатизации, влияющие на резкое повышение уровня специализированной подготовки, на качество оплаты труда, неизбежным следствием имеют и усиление расслоения общества по экономическому и образовательному признаку. Социальной основой распространения стандартизированной культуры в системе информационного общества остается та его часть, которая занята в областях, связанных с формализованной деятельностью, отчуждена от структур управления экономикой нового типа и вынуждена соответствовать стратегиям подчинения и «включения во взаимодействие», а также часть технической элиты, имеющая возможность выбора между разными формами и типами культуры. Носитель ценностей этой культуры — недифференцированный субъект с невыраженным личностным началом, особенностями которого являются некритичность, управляемость, духовная инфантильность. В качестве социальных предпосылок распространения стандартизированной культуры в информационном обществе выступают напряженный ритм деятельности, экзистенциальные проблемы, проблемы адаптации, проблема свободного времени, а также обусловленная объективными причинами неподготовленность определенной части общества к восприятию сложных проблем и феноменов высокой культуры. Сами же информационные технологии, которые в первую очередь влияют на характер культуры и ее субъекта, развиваются, как показывает практика, по преимуществу, как «технологии развлечений».

Наконец, в-третьих, здесь необходимо также четко осознавать, что те процессы, которые многие из теоретиков постиндустриализма и постмодернизма обозначают как персонализацию личности, в реальности выступают в качестве процессов индивидуализации не процессов творчества, а процессов потребления, где огромный выбор товаров, услуг и способов осуществления активности задается властными структурами, а потребление органично вписывается как в схему раскрепощения и персонализации личности, так и в процедуры тотального управления этим человеком и его потребностями. Подобная активность человека — активность в процессе потребления - задается извне, а подлинная свобода самовыражения подменяется как свободой выбора, комбинаций, так и — опять же заданной изначально - свободой критики, отторжения, игнорирования установленных извне ценностей, образцов деятельности, формул развлечения и досуга. Одним из механизмов подобной персонализации становится «обольщение», трактуемое как особая стратегия, пронизывающая все уровни общества, где и политика, и экономика, и сфера услуг, и образование ориентируются на «свободу выбора» и «индивидуальные предпочтения».

Эта деятельность, задаваемая властными институтами, отнюдь не является творчеством, но выступает как одна из современных стратегий формирования сознания, где, однако, жесткие ее формы сменяются мягкими, управление — соблазном, а на смену «дисциплинарному и воинствующему индивидуализму» приходит «индивидуализм на выбор — гедонистический и психологический, считающий главной целью личные достижения человека». Этот индивидуализм потребления оказывает влияние и на все социальные общности, где сегодняшняя масса оказывается принципиально отличной от массы, характерной для индустриального общества. Сегодняшняя масса задается не посредством объединения людей в едином пространстве. Сегодня масса образуется общностью потребляемой продукции – прежде всего, информации, развлечений, моды, имиджей, стереотипов, картины мира, единством системы ценностей и т.д. Появление подобной массы знаменует конец социального, ибо никакие социальные катаклизмы не способны вызвать у нее сопереживание. Современный обыватель — человек массы — может «интерпассивно», по афористичному выражению С. Жижека, участвовать в мировых трагедиях, заботясь, прежде всего, об удовлетворении повседневных потребностей. Сама же масса сегодня выступает не как «управляемая», а как «контролируемая», как утратившая способность даже ощущать этот факт манипулирования. [ 8 ]

Заключение

Классик современной западной футурологии Элвин Тоффлер, обобщая развитие человеческого общества в XX в. и пытаясь осознать те потрясающие перемены, которые вводят нас в XXI в., показал, что знание в современном обществе превращается в настоящее богатство и в ту взрывную силу, которая произведет сдвиг власти. Весь общественный организм подвергается резким трансформациям, уходит в небытие деление мира на социалистический и капиталистический, на Север и Юг. На смену этому приходят системы быстрых и медленных экономик. Если первые основаны на инновации и обновлении, на идее неповторимости, то вторые традиционно устойчивы и инерционны в своем существовании. Новый экономический мир основывается на знаниях и способностях человека, на мироощущении свободы и идее творческого саморазвития.

Одним из методологических подходов, концептуально осмысливающим происходящие изменения, оказалась идея японского социолога Е. Масуды. В 1945 г. он предложил теорию, многим казавшуюся фантастической, — теорию «информационного общества». Это общество, объединенное единой информационной сетью, благодаря которой появится возможность для человечества вырабатывать единые цели, а для человека — проявить свои творческие возможности. Внедрение новых информационных технологий и, прежде всего, компьютерной техники и систем телекоммуникационных связей показали, что концепция информационного общества отнюдь не является утопичной. Возникает новая информационная культура, новые способы получения информации, производственной и научной деятельности. Доступ к информационным сетям, знанию оказывается определяющей основой для стратификации, разделения общества. На основе автоматизированного доступа к системам связи индивид или группа лиц может получить информацию, необходимую для решения профессиональных или личных задач. Происходит процесс автоматизации и роботизации производства и управления. В сфере информационной деятельности работает более 50 процентов трудоспособного населения. Концепция «информационного общества» определила пути формирования -«материального тела» культуры конца XX - начала XXI в.

Менее оптимистичным выглядит сценарий будущего, представленный С. Хантингтоном, где говорится о «столкновении цивилизаций». Известный политолог считает, что впервые в человеческой истории мир оказался многополюсным и многоцивилизационным. Распространение западных идеалов и норм не приведет к возникновению всеобщей цивилизации. Возникает мировой порядок, основанный на разнотипных цивилизациях, объединенных близостью языков и культур; страны группируются вокруг ведущих или стержневых стран «своих» цивилизаций — европейской, славянской, исламской и т.д. Претензии Запада на универсальность своей цивилизации, попытки «вестернизации», распространения своей культуры приведут к конфликтам с другими цивилизациями, вызовут «сплочение родственных стран».

Таким образом, грядущая эпоха характеризуется как эпоха столкновения цивилизаций, и будущее мира во все большей степени зависит от понимания, сотрудничества, культурного взаимодействия народов и их политических лидеров.

Сказанное дает основания заключить, что в постиндустриальном и информационном обществе, по сравнению с обществом массовым индустриальным, объективно изменяется значение и роль личности, активность которой фундируется не внешними побудительными стимулами деятельности, а, по преимуществу, внутренними. Более того, само становление этой системы оказывается обусловленным не только материальным прогрессом, но и изменением ценностных ориентаций личности, настроенной на творчество, развитие и самосовершенствование. В то же время представляется более точным говорить об изменении количественных, но отнюдь не качественных параметров формирующейся культуры: по-видимому, инновативная, сложная, специализированная культура, предполагающая высокую творческую активность, останется еще в течение достаточно продолжительного времени культурой высокообразованной части общества и с ростом этой социальной страты будет приобретать все более существенное значение, стандартизированная же культура сохранит свое доминирующее положение (по крайней мере, количественно) как культура социальных слоев, обладающих массовым сознанием.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список литературы

1.Волков, Ю.Г., Мостовая, Н.Г. Социология[Текст]: Учебник для вузов/Под ред. В.И.Добренькова/Ю.Г.Волков, Н.Г.Мостовая .-М.: Гардарики, 2007.

2. Добреньков, В.И., Кравченко, А.И. Социология в 3 т.Т.1: Методология и история [Текст]/ В.И.Добреньков, А.И.Кравченко.-М.: ИНФРА-М, 2007.

3. Левада, Ю. Лекции по  социологии [Текст]/ Ю.Левада..-М.: Просвещение, 1989.

4.Бачинин, С.А. Социология [Текст]: Учебник для вузов/ С.А.Бачинин.-М.: Приор, 2007.

5.Социология [Текст]:Учеб. пособие для вузов по спец.020300 ‘’Социология’’/Под ред А.Ю.Мягкова.-М.:Флинта, 2007.

6.Павленок П.Д. Социология [Текст]:Учебник для экон. и гуманит. спец./П.Д.Павленок и др.-2-е изд., перераб.и доп.-М.:Изд.-книготорг.центр ‘’Маркетинг’’, 2006.

7.Лавриненко В.Н. Социология [Текст]:Учебник для вузов/В.Н.Лавриненко В.Н. и др.-2-е изд., перераб. и доп.-М: ЮНИТИ-ДАНА, 2006.

8.Костина А. В. О тенденциях  развития культуры// Знание.-2007.-№7.

9.Кастельс, М. Могущество  самобытности // Новая постиндустриальная  волна на Западе. Антология [Текст]; под. ред. В.Л. Иноземцева/ М.Кастельс. -М.: Academia, 1999.

10.Кастельс, М. Информационная  эпоха: экономика, общество и культура [Текст]/ М.Кастельс.- М.: Наука, 2006.

11.Луман, Н. Глобализация  мирового сообщества: как следует  системно понимать современное  общество // Социология на пороге XXI века: новые направления исследований [Текст]/ Н.Луман.- М.: Интеллект, 1998.