Средневековая риторика и ее особенности

   по  дисциплине «РИТОРИКА» 
 

   РЕФЕРАТ 

   на  тему «Средневековая риторика и ее особенности» 
 
 
 
 
 

   Содержание 

   Введение…………………………………………………………………………….2

   1. Общая  характеристика риторики эпохи  Средневековья……………………...3

   2. Схоластическая  риторика……………………………………………………….8

   3. Особенности  византийской риторики…………………………………………12

   Заключение………………………………………………………………………...19

   Список  использованной литературы……………………………………………..22 

   Введение 

   Риторика - одна из самых древних наук. Она  сложилась в IV веке до н. э. в Греции. Понятие «риторика» означало «ораторское искусство или учение об ораторском искусстве». Наука подразделялась в античности на три области: физику, знание о природе; этику - знание об общественных установлениях; логику - знание о слове как инструменте мышления и деятельности. В основе образования лежали именно логические науки, или органон, как их называли в античности и средневековье, поскольку, прежде всего, должен быть освоен метод, на основе которого возможны теоретическое знание и практическая деятельность. Органон включал в себя тривиум и квадривиум - семь свободных искусств. В тривиум входили грамматика, диалектика, риторика. Грамматика - наука об общих правилах построения осмысленной речи. К грамматике прилегала поэтика как наука о художественном слове - своего рода «лаборатории языка». Диалектика - наука о приемах обсуждения и решения проблем и о технике научного доказательства. Наконец, риторика - наука об аргументации в публичной речи, необходимой при обсуждении вопросов практического характера. B квадривиум, который завершал общее образование, входили математические науки: арифметика и музыка, геометрия и астрономия.

   B качестве одной из основных образовательных наук риторика была заимствована римлянами, приспособлена к нуждам римского общества и усовершенствована как учебный предмет в сочинениях филолога Марка Теренция Варрона (116-27 до н.э.); оратора и государственного деятеля Марка Туллия Цицерона (106-43 до н.э.); но в особенности первого профессора римской риторики, создателя педагогической теории Марка Фабия Квинтилиана (35-100 гг н. э.). После работ Квинтилиана, а позже византийских и римских ученых Гермогена Тарсийского (160-225), Аффония Антиохийского (IV в.), Либания (314-393), блаженного Августина (354-430), Присциана (VI в.) и др., риторика сложилась как устойчивая система научных понятий.

   В истории средневековой риторики разделяют две географическо-исторические области: византийскую риторику и западноевропейскую. Между ними можно найти много  общего, но существуют и свои особенности  в каждой области. Этой теме и посвящена наша работа. 

   1. Общая характеристика  риторики эпохи  Средневековья. 

   В теоретическом смысле средневековая  риторика почти ничего не прибавляет к античным разработкам, держится правил Аристотеля и поздних теоретиков (на Западе - Цицерона) и лишь перерабатывает их в расчёте преимущественно на сочинение писем (посланий) и проповедей. Повсеместно происходит ужесточение требований к соблюдению этих правил. В средневековой риторике сохранялось также учение об убеждении как об основной задаче и о трёх задачах («учить, побуждать, развлекать» лат. docere, movere, delectare).¹

   Современное мышление начинает с дефиниции предмета: прежде чем рассуждать, необходимо договориться, о чем рассуждать. Зрелая античная мысль обрела, в  свое время, в дефиниции мощный механизм сохранения накопленного опыта, возникших идей, набор однозначно употребляемых терминов. Античные дефиниции были предметом заучивания и растолковывания в школе, легко передавались от поколения к поколению. Итоги умственной работы античности в изменившейся общественной и духовной обстановке при переходе к средним векам, выжили благодаря организованным системам дефиниций с их внутренней установкой на системность, заложенной в структуре каждой отдельной дефиниции. Борьба христианства с язычеством повлекла за собой во многих областях жизни и культуры частичное вытеснение греко-римских навыков поведения и осмысления жизни библейскими; но это никак не коснулось роли дефиниций.

   Например, типичный завершитель и кодификатор  патристического богословия, давший наиболее общезначимый, общеобязательный образец школьного богословствования византийскому и не только византийскому средневековью, как Иоанн Дамаскин (ок. 675 - ок. 750), начинает свое рассуждение о Иисусе как молитвеннике именно с дефиниции: «Молитва есть восхождение ума к Богу или испрашивание потребного от Бога».² Вот еще несколько его дефиниций в качестве примеров средневековой речи: «Философия есть познание сущего, поскольку оно сущее, то есть познание природы сущего. И еще: философия есть познание вещей божественных и человеческих, то есть видимых и невидимых. Далее, философия есть помышление о смерти, как произвольной, так и естественной. Ибо о жизни можно говорить в двояком смысле: во-первых, это естественная жизнь, которой мы живем; во-вторых, произвольная, которой мы страстно привязываемся к настоящей жизни. Так же двояка и смерть: во-первых, естественная, то есть отделение души от тела; во-вторых, произвольная, то есть презрение к настоящей жизни и устремление к будущей.³

   Христианство, изменив облик жизни и культуры, не поколебало, а упрочило роль логической дефиниции. Чем более ортодоксальной, регламентированной, стабилизированной становится церковная доктрина, тем охотнее она выражает себя в системных дефинициях. От века к веку кристаллизуется характерный стиль катехизиса, руководства по догматическому богословию, по моральному богословию и т. п.

   На  противоположном полюсе средневекового христианства, у мистических авторов, писавших для монашеской среды о  своем интимном, «неизъяснимом» внутреннем опыте, встречается то же увлечение дефинициями. Например, Максим Исповедник в VII в. начинает свои афоризмы («Первая сотница глав о любви») такой формулой: «Любовь есть благое расположение души, ничего из сущего не предпочитающее богопознанию».⁴

     Таким образом, дефиниция как содержательная форма мышления обеспечивала непрерывное преемство элементарных форм культуры на переходе от античности к средневековью. Благодаря ей, христианская вера могла сделать себя пригодной для новой социальной роли в качестве верховной санкции средневекового порядка, в качестве принятого всеми, обязательного для всех авторитета, обращающегося уже не к душам новообращенных, как в первохристианские времена, но к обществу как целому. Христианская вера стала теологией, т. е. перевела себя на язык дефиниций. Ее язык стал поистине общим языком, на котором могли объясниться между собой различные сферы средневековой культуры теология, право, риторика.

   Это можно наблюдать с наглядностью на примере «Риторики» Алкуина. Изложив  собственно риторические сведения, автор с чрезвычайной легкостью переходит к дефинициям и классификации предметов нравственного богословия. «Приведи, однако, философские определения добродетелей и прежде всего, скажи, что есть собственно добродетель?». В этой фразе характерно то, что работа дефинирования движется сверху вниз, от предельно общего к частному: сначала надо сказать, «что есть собственно добродетель», затем дать дефиниции четырех «кардинальных» добродетелей, после чего произвести разветвление подвидов каждой из них, определить каждый подвид и таким образом исчерпать тему. Такой способ изложения воспринимается как убедительный, научно корректный, рациональный, но одновременно он действует на средневекового человека своей иерархичностью.

   По  этому принципу позднеантичная и средневековая риторика описывала все на свете, в том числе и самое себя. Нисходящая система дефиниций, стройно движущаяся oт первопринципа к родовому понятию, от рода к виду, от вида к подвиду, от подвида к конкретному явлению, была единственно научным способом, в то время, приводить материал в логический порядок. Она так же была одновременно репрезентативным, парадным оформлением мысли, отвечавшим идеализированному образу общественной иерархии; она апеллировала и к рационализму эпохи, и к авторитаризму эпохи. И латинский Запад и Византия знали аналогичные явления.

   Вера  также нуждалась в логике как  раз потому, что она была авторитарной: на «принудительность» дефиниций и  силлогизмов были возложены примерно те же надежды, что на прямое принуждение насилием, на религиозное законодательство и репрессивные меры. На Западе на исходе средневековья ордену доминиканцев была поручена и отработка форм церковной доктрины в дефинициях и силлогизмах для диспутального отстаивания последней.

     Соединительным звеном между теологией и риторикой была в то время логика, или, как предпочитали выражаться в средние века, «диалектика». И риторика, и «диалектика» учили столь необходимому для церкви умению спорить и убеждать, ни без первой, ни без второй не могло осуществлять себя церковное «учительство»; в эпоху патристики, т. е. в переходную пору становления основ средневековой культуры на исходе античности, ведущие церковные деятели, мыслители и писатели, вошедшие в историю как «отцы церкви», как Василий Кесарийский и Григорий Назианзин на греческом Востоке, Аврелий Августин на латинском Западе, непременно совмещали философско-логическую - и риторическую культуру. А позднее, в каролингскую эпоху, общее культурное оскудение сделало оба вида учености просто неразличимыми.

   Попробуем установить некоторые точки соприкосновения  между риторикой и богословско-вероучительной сферой. Теология требует от человека готовности к славословию как  единственно правильного ответа на величие божие, но «похвальное  слово» - одна из специальностей риторики. Теология проникнута пафосом изумления перед непостижимостью божьих дел; но априорное изумление перед любым предметом - необходимая черта ритора. И теология, и риторика идут при рассмотрении мира сверху вниз, от абстракций через уточняющие дистинкции к эмпирии; так человек для них - прежде всего «человек вообще», «человек некий», отвлеченная субстанция, по отношению к которой любая конкретность пола, возраста, места в обществе и т. п. суть вторичные акциденции. В основе как теологии, так и риторики лежит силлогистически-дедуктивное мышление, сформированное античным типом рационализма, но в средние века дополнившее собой веру в «откровение», - последнее воспринималось как источник аксиом, из которых выводятся цепи умозаключений по типу теорем. Наконец, если культ вместе со всей совокупностью служивших ему литературных форм (гимн, проповедь) стремился представить любое событие «священной истории» как вновь и вновь возвращающееся, то подобное отношение к категории времени также находило полное соответствие в риторическом принципе «наглядности». Для риторики нет временной дистанции, нет ничего, что по заклинающему слову ритора не являлось бы перед глазами здесь и сейчас.

   Таково  было в средневековую эпоху сквозное единство культурного типа, проявляющееся в том, как шли друг другу навстречу самые, казалось бы, несхожие составные силы культур античной и средневековой.

   Отмечено  влияние средневековой риторики на литературу. Уже к IV веку сфера действия риторических норм совпала с самим понятием литературы: в латинской литературе средних веков риторика заменяет поэтику, прочно забытую средневековой традицией. Теоретики средневековья задавались вопросом: ограничен ли материал, о котором может идти речь в литературном тексте? На этот счет высказывались самые разные мнения. В целом победила максималистская тенденция: в компетенцию риторики по крайней мере до XIII века входил любой материал. Следуя этому искусству, автор, прежде чем создавать произведение, должен был составить себе ясное и рациональное представление (intellectio) о предполагаемом материале. Создание произведения, в свою очередь, подразделялось на три части или ступени (три главных элемента из пяти в античном списке): Инвенция, Диспозиция, Элокуция.⁵ Инвенция (лат. inventio), есть собственно нахождение идей как творческий процесс. Она извлекает из предмета весь его идейный потенциал. Она предполагает наличие у автора соответствующего таланта, но сама по себе является чисто техническим приемом. Ее законы определяют отношение писателя к своему материалу; они подразумевают, что всякий объект, всякая мысль может быть ясно выражена в слове, и исключают все невыразимое, как и чистую импрессионистичность формы. В своем главном аспекте, называвшемся «амплификация» (лат. amplificatio), она описывает способы переходить от имплицитного к эксплицитному. Вначале амплификация понималась как качественный сдвиг, но в средневековой теории и практике она обычно обозначала количественное расширение; обычно так назывались разнообразные приемы варьирования: наиболее разработанный из них, описание (лат. descriptio), не раз подвергавшийся кодификации и занимавший центральное место в латинской литературной эстетике, в XIII веке без каких-либо изменений перешел в жанр романа, сделавшись одной из главных его черт. Диспозиция (лат. dispositio), предписывала порядок расположения частей. Здесь общие тенденции системы обозначались с трудом. Средневековая риторика никогда всерьез не занималась проблемой органичного сочетания частей. Она ограничивается несколькими эмпирическими и самыми общими предписаниями, определяя скорее некий эстетический идеал, нежели способы его достижения. На практике от средневекового поэта требуется незаурядная творческая мощь, чтобы преодолеть это препятствие и достичь гармонии и равновесия в длинном тексте. Зачастую он выходит из положения, выстраивая имеющиеся в наличии элементы в соответствии с определенными числовыми пропорциями: такая практика не вписывается в античную риторику, однако в глазах средневекового клирика ее оправдывало существование числовых «искусств», особенно музыки (musica). Элокуция (лат. elocutio), облекает «идеи», найденные и эксплицированные посредством инвенции и организованные посредством диспозиции, в языковую форму. Она служила чем-то вроде нормативной стилистики и подразделялась на целый ряд частей; наиболее разработана из них та, что посвящена , украшению, украшенному слогу (лат. ornatus), то есть преимущественно теории риторических фигур.