Свобода воли

Вообще рассмотрение свободы человека в неразрыв¬ной связи с познанием  — древняя традиция, ее истоки отчетливо  представлены, например, в христианстве. Так, в Евангелии от Иоанна говорится: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Иоанн 8:32). Христиан¬ское учение исходит из того, что, познав истину, чело¬век чувствует себя свободным выбирать. Но этого мало. Зная истину и располагая свободой, чтобы «согласиться на нее, надо еще располагать силами, чтобы освободить¬ся от всего, что есть во мне темного, а также для того, чтобы идти этим путем» (История религии. Репринтное воспроизведение издания 1909 года. М., 1991, с. 128). Как видим, трактовка свободы человека также выходит здесь за рамки лишь познавательной деятельности (по¬знания, полученного от Бога).

Достижение свободы через постижение истины зани¬мало ум и такого выдающегося  философа, как И. Кант. Как отмечал  в конце XIX в. один из исследователей его научного творчества, «едва ли кто-нибудь так любил истину, как Кант. Любовь к истине в то же время есть и любовь к свободе, и вся жизнь Канта была проникнута этим возвышенным чувством» (Коненберг. Философия К. Маркс указывал на три исторических этапа или ступени возвышения человеческих отношений, человечес¬кой свободы. К ним он относил «отношения личной за¬висимости», «личную независимость, основанную на вещ¬ной зависимости» и «свободную индивидуальность» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. I, с. 100-101). Личная зависимость (несвобода) человека длилась сотни тысяч лет: вначале в условиях первобытного общества, когда он был покорен природой и родовым строем; за¬тем человек попал еще в зависимость экономическую и социально-политическую от новых господ-рабовладельцев и феодалов.

Второй крупный этап «шествия к свободе» связан с прогрессом в производительной силе труда, а следова¬тельно, и со значительным увеличением массы изготав¬ливаемых товаров, ростом рынка, который становится международным. Сама рабочая сила, или способность к труду, приобретает свободный, независимый характер, но в рамках вещных отношений, диктуемых собственниками средств производства.

Данным экономическим реалиям, экономической сво¬боде (независимости  от конкретного лица — работодате¬ля) соответствовала политическая система  общества, в центре которой находилось буржуазное государство. Выйдя из лона феодального абсолютизма, оно порывает с его вековыми традициями личной несвободы индивида, добиваясь утверждения нового права, «согласования свободы каждого со свободой всех... по общему зако¬ну» (Кант. Трактаты и письма. М., 1980, с. 296), когда равная мера применяется к разным людям.

Личная политико-юридическая независимость  челове¬ка при сохранении материальной, вещной зависимости от других людей, закрепленной в узаконениях государства, представляет собой гигантский шаг вперед к подлинной свободе. Но это еще не подлинная свобода человека. Ни капитализм, ни социализм, представляя собой две различные формы (разновидности) одной и той же инду¬стриальной цивилизации, уже в силу относительной огра¬ниченности своих базовых экономических, технико-инду¬стриальных и политико-идеологических структур неспособ¬ны преодолеть дуализм духовного и вещного, асиммет¬рию в развитии человеческой свободы.

Гегель современное ему буржуазное общество опре¬делял как разъединение. В нем «каждый для себя — цель, все другие для него — ничто. Но без отношения с другими он не может достигнуть объема своих целей; эти другие суть потому средства для целей особенного» {Гегель. Соч. М., 1934, т. VII, с. 211).

Для достижения третьей ступени в развитии свободы, именуемой свободной индивидуальностью или свободной, неотчужденной, всесторонне и гармонично развитой лич¬ностью, требуется нечто неизмеримо большее, чем то, что достигнуто ныне в эволюции социума и его граждан.

Такая индивидуальность, будучи действительно, а не наполовину свободной, будет отличаться универсальным развитием своих внутренних потенций, противоположным нивелированию и обезличиванию людей. И, что особенно важно, свободная индивидуальность явится в своей суб¬станции уже не мерой свободы и независимости челове¬ка от общества, а специфическим критерием социально¬сти, мерой связи и единства с обществом и природой. Преодолевая зависимость от природы, рабскую принижен¬ность в обществе, такая личность должна найти в себе силы избежать ослепления новыми вещами и старыми идеями. В этом смысле можно согласиться с тезисом Канта о том, что человек есть цель сама по себе, как и с тем, что человека нельзя подвести под определения природы, так как он представляет единство природы и свободы.

Социальный прогресс ускоряется, но темпы ускорения весьма неодинаковы  во времени и пространстве. Что  же касается человека, то вслед за Ж.-Ж. Руссо (1712-1778 гг.) многие мыслители XX в.. скептически оценивают воз¬можности благотворного влияния прогресса на положение человека в обществе, обретение им свободы. С. Л. Франк, например, полагал, что никакие технические, социальные и умственные усовершенствования не способны изменить к лучшему завтрашний и послезавтрашний день челове¬ка по сравнению с днем сегодняшним и вчерашним. «Всегда зло, глупость и слепая страсть будут царить на земле» (Франк С. Л. Духовные основы общества. М., 1992, с. 162).

Оригинальны взгляды С. Л. Франка на свободу. Он считал, что она имеет  онтологические основания, коре¬нится в бытийной стороне жизни человека. Само бытие мыслилось им не данным или наличным в законченной форме, а «содержащим в себе момент становления, оно есть потенциальность ... Если в бытии есть становле¬ние, то бытие есть нечто большее и иное, чем все, что уже наличествует в готовом виде, а именно, оно есть низвести ее до своего орудия, поэтому человек имеет не только право, но и обязан защищать от них свою духовную свободу (см.: Бердяев Н. А. Я и мир объек¬тов. Париж, 1934, с. 162).

Для Бердяева Н. А. характерным является и то, что он рассматривал свободу человека в неразрывной связи и единстве с его научным и художественным, культур¬ным творчеством. «Без свободы творчества, — писал 0Н] _ нет новизны, нет возрастающей и восходящей жизни, есть умирание» {Бердяев Н. А. О свободе твор¬чества. Встреча. Сб. 2. Париж, 1945, с. 3). В творческой свободе, по Бердяеву, заключена величайшая тайна эк¬зистенции человека, без свободы творчество прекраща¬ется. Свободное творчество творит новизну, то, чего еще не было. Так реализуются преемственность, связь вре¬мен, сочетаются традиции и современность. «Без тради¬ции нет связи и нет смысла исторической судьбы» (там

же).

Глубоко исследовал проблему человека и крупный отечественный мыслитель  Иван Александрович Ильин (1882-1955 гг.). Наряду с такими истинно человеческими феноменами, как добро и зло, мораль, любовь, душа, вера, культура, труд, совесть, семья и пр., он исследует в различных аспектах свободу человека. Прежде всего он ставит теоретико-методологические вопросы. «Что зна¬чит _ «свободен»? Какая свобода имеется здесь в виду? Свобода от чего и ради чего?» (Ильин И. А. Путь к очевидности. М., 1993, с. 165).

И. А. Ильин различает внешнюю  свободу личности и ее внутреннее освобождение; соотносит свободу, любовь и веру в Бога; пишет о человеческих страстях и дости¬жении свободы в управлении ими; исследует политичес¬кую свободу как разновидность внешней свободы; ста¬вит проблему уважения авторитета, дисциплины, ответ¬ственность свободного человека; критикует беспредель¬ность и разнузданность в поведении людей; указывает на «вреднейший парадокс, утверждающий необходимость и полезность безграничной свободы (крайний либерализм, анархизм)» (там же, с. 165-178). Он выступает против бездуховности, считает, что духовная свобода и религи¬озная самостоятельность людей не только не исключают воспитания и преподавания, а напротив, предполагают их. Обратившись против духа, свобода перестает быть тако¬вой и становится произволом и всепопранием. Итак, зак¬лючает мыслитель, «без свободы гаснет дух; без духа —вырождается и гибнет свобода. О, если бы люди увиде¬ли и уразумели этот закон!» (там же, с. 178).

Для русской философской литературы вообще харак¬терно широкое, целостное  толкование духовности, вклю¬чающей  триединство: разум, чувство и волю. Последняя, пожалуй, является объектом столь же многочисленных исследований, как и сама свобода.

Еще поэт и философ Древнего Рима Тит Лукреций Кар (I в. до н. э), написавший знаменитую шеститомную философскую  поэму «О природе вещей» (четвертый  том посвящен человеку, его чувственным восприятиям как основе знаний), ставил сакраментальный и, по существу, безответный вопрос: «Как и откуда, скажи, появилась свободная воля?» Для Гегеля воля — это себя в себе опосредствующая деятельность и возвращение к себе, «последний источник всякой деятельности, жизни и со¬знания» (Гегель Г. Философия права. М., 1990, с. 74). Во французском и немецком экзистенциализме, неопози¬тивизме свобода нередко отождествляется с абсолютно автономной человеческой волей. В русском языке слова-термины «свобода» и «воля» также могут употребляться как синонимы. Действительно, воля — это способность осуществлять свои желания, поставленные перед собой цели; сознательное стремление к осуществлению чего-нибудь; пожелание, требование; власть, возможность распоряжаться, а также «свобода в проявлении чего-ни¬будь, «свободное состояние» (Ожегов С. И. Словарь русского языка. М., 1990, с. 100).

А. В. Водолагин подчеркивает, что  человек в своем историческом существовании всегда открыт возможнос¬тям  бытия, которые еще не стали вещами, поступками, событиями. И вот эта открытость, проявляющаяся в «не¬искоренимом томлении человеческого духа, в состояниях беспричинного страха, беспокойства, тревоги, недоволь¬ства самим собой и миром означает вместе с тем его постоянную готовность к самоопределению, которую мы и называем волей» (Водолагин А. Онтология политичес¬кой воли. Тверь, 1992, с. 3).

Как бы то ни было, свободой может обладать лишь тот человек, который наделен  волей. Это позволяет ему противостоять  внешней необходимости, реализовать свои внутренние потенциальные силы и возможности. Воля и свобода могут трактоваться как проявления инстинктив¬ного, аффективного состояния человека, в отрыве от духовности и социальности или в психологическом плане: свобода — «психологическое сознание людей, дей¬ствующих по желаниям и стремлениям своего «Я», по своей воле» (Бердяев Н. А. Субъективизм и индивидуа¬лизм в общественной философии, с. 118).

Свобода воли должна быть осознанной, соизмеренной с волей других людей, их общностей; с правом — во¬лей, возведенной государством в закон. Волевая деятель¬ность, волевые отношения людей в конечном счете де¬терминированы экономически и политически, но лишь в конечном счете. Реально они настолько самостоятельны и даже «самостийны», что представляют собой относи¬тельно автономную сферу человеческой деятельности. Свобода воли — не идеалистическая «чепуха» и «лже¬проблема», а реальный фактор человеческого существо¬вания, общественной жизни.

С учетом социального прогресса  и достижений обще¬ственных наук важно оптимизировать и конкретизировать тезис о свободе как соотношении индивида («Я») и его деятельности, совершаемых им актов; о свободе и от¬ветственности человека.

Свободный человек принимает решения  по собствен¬ной воле. Однако насколько  эти решения и сама сво¬бодная деятельность человека согласуются с волей и деятельностью других людей, групповыми и обществен¬ными интересами? Так свобода и ответственность лично¬сти становятся двумя взаимосвязанными и взаимообус-ловливающими друг друга характеристиками ее бытия. Между тем сторонники абсолютной свободы воли полага¬ют, что поскольку поведенческие поступки человека стро¬го детерминированы внешними условиями и обстоятель¬ствами, он не может и не должен нести ответственность за социальные последствия этих поступков. Считается, таким образом, что воля человека не может быть сво¬бодной при сохранении внешней детерминации; либо свобода, либо необходимость.

Метафизическая абсолютизация  одной из противопо¬ложностей снимает  другую противоположность, но это  происходит лишь в воображении тех, кто допускает по¬добную мистификацию. Ведь в рамках необходимости человек имеет возможность выбора того или иного реше¬ния, принятия того или иного варианта поведения, вплоть до альтернативных позиций. Свободно, в соответствии с собственной волей принимая решения, становясь на оп¬ределенную сторону, выбирая путь и т. п., человек дол¬жен принять на себя и ответственность за свои действия

перед собственной совестью, другими  людьми, обще¬ством и государством. Следовательно, свобода предпо¬лагает ответственность, а ответственность выступает ус¬ловием свободы. Предпочитая добро или зло, человек должен принять адекватную реакцию окружающих и в отношении самого себя.

Существует, правда, точка зрения, что зло никогда не выбирается свободно. Напротив, «нас непроизвольно тя¬нет, влечет или гонит к нему; поскольку зло нас «при¬влекает», в этом самом акте влечения ко злу мы уже теряем нашу свободу; подлинно «свободно» мы стремим¬ся только к добру...» {Франк С. Л. Соч. с. 541). Вопрос о том, виноваты ли мы в том, что Бог снабдил нас такой сомнительной, неустойчивой свободой, которая может вести ко злу, остается, по Франку, в стороне. Другими словами, предполагается как данность, что злонамерен¬ность коренится в самом человеке, как и доброта. При таком подходе надо признать, что зло неистребимо и борьба с ним бесперспективна. Пока зло на Земле не искоренено, но неужели человек смирится с таким поло¬жением на «веки вечные»?

По Новому Завету, «добрый человек  из доброго со¬кровища выносит доброе, а злой человек из злого со¬кровища выносит злое» (МФ 12:35). Неимоверно слож¬ная задача стоит перед людьми: как добиться, чтобы все сокровища, а следовательно, и люди стали добрыми?

«Добро и зло. Самые древние  сущности. Вечно про¬тивостоящие  друг другу. Веками длится их борьба. С переменным успехом. Сменой декорации. Иногда это по¬ходит на вселенский балаган. Ибо перекрашивались одея¬ния. Герои зла одной эпохи становились рыцарями доб¬ра в другой. Хорошее на сегодня вдруг становилось плохим на завтра. Актеры быстро все забывали, меняясь местами в продолжавшейся драке» (Витасофия. М., 1991, с. 202).

В любом государстве, а в современной  России, ви¬димо, в особенности, осуществление  свободного волеизъ¬явления личности должно сочетаться с выполнением  ею конституционных обязанностей и несовместимо с действи¬ями, причиняющими ущерб государственной и обществен¬ной безопасности, ментальным основам жизни и здоро¬вью населения, защите прав и свобод других лиц. Трак¬товка свобод человека не должна допускать их односто¬роннего толкования: жить в обществе и быть независи¬мым от общества нельзя. Подлинная свобода альтернативна несвободе во всех ее проявлениях. В то же время , она несовместима с безответственностью, вседозволен¬ностью, распущенностью, анархистским своеволием, во¬люнтаризмом индивида, жизненное кредо которого чрез¬вычайно примитивно и эгоцентрично: «Делай, что хочешь».

С этим девизом себялюбцев фактически смыкается широко рекламировавшийся  у нас в конце 80-х гг. по¬стулат: «Все разрешено, что не запрещено законом». Что это означает на практике? Только ли законопослушание? Отнюдь нет. Ведь даже законопослушные люди ориенти¬руются при этом на допустимость аморального поведе¬ния, безнравственных поступков. Поскольку общеобяза¬тельных, «писаных» законов в области морали не суще¬ствует, выходит, что может быть санкционирована «анти¬мораль»? В жизни так и получается, что повсеместно дают о себе знать не урегулированные законом акты циничного попрания традиционных правил общежития, вопиющая бездуховность, грубость и хамство, нравствен¬ная глухота. Без свободы выбора нет и самой свободы, но это должен быть разумный выбор.