Свобода воли

сакраментальный и, по существу, безответный  вопрос: “Как и откуда, скажи,

появилась свободная воля?” Для  Гегеля воля — это себя в себе опосредствующая

деятельность и возвращение  к себе, “последний источник всякой деятельности,

жизни и сознания” (Гегель Г. Философия  права. М., 1990, с. 74). Во

французском и немецком экзистенциализме, неопозитивизме свобода нередко

отождествляется с абсолютно автономной человеческой волей. В русском языке

слова-термины “свобода” и “воля” также могут употребляться как  синонимы.

Действительно, воля — это способность  осуществлять свои желания, поставленные

перед собой цели; сознательное стремление к осуществлению чего-нибудь;

пожелание, требование; власть, возможность  распоряжаться, а также “свобода в

проявлении чего-нибудь, “свободное состояние” (Ожегов С. И. Словарь

русского языка. М., 1990, с. 100).

А. В. Водолагин подчеркивает, что человек в своем историческом существовании

всегда открыт возможностям бытия, которые еще не стали вещами, поступками,

событиями. И вот эта открытость, проявляющаяся в “не­искоренимом  томлении

человеческого духа, в состояниях беспричинного страха, беспокойства, тревоги,

недовольства самим собой и  миром означает вместе с тем его  постоянную

готовность к самоопределению, которую мы и называем волей” (Водолагин  А.

Онтология политической воли. Тверь, 1992, с. 3).

Как бы то ни было, свободой может обладать лишь ' тот человек, который наделен

волей. Это позволяет ему противостоять  внешней необходимости, реализовать  свои

внутренние потенциальные силы и возможности. Воля и свобода  могут трактоваться

как проявления инстинктивного, аффективного состояния человека, в отрыве от

духовности и социальности или в психологическом плане: свобода —

“психологическое сознание людей, действующих по желаниям и  стремлениям своего

“Я”, по своей воле” {Бердяев  Н. А. Субъективизм и индивидуа­лизм в

общественной философии, с. 118).

Свобода воли должна быть осознанной, соизмеренной с волей других людей, их

общностей; с правом —  волей, возведенной государством в  закон. Волевая

деятельность, волевые  отношения людей в конечном счете  де­терминированы

экономически и политически, но лишь в конечном счете. Реально они  настолько

самостоятельны и даже “самостийны”, что представляют собой относительно

автономную сферу человеческой деятельности. Свобода воли — не идеалистическая

“чепуха” и “лжепроблема”, а  реальный фактор человеческого существования,

общественной жизни.

С учетом социального прогресса  и достижений общественных наук важно

оптимизировать и конкретизировать тезис о свободе как соотношении  индивида

(“Я”) и его деятельности, совершаемых  им актов; о свободе и ответственности

человека.

Свободный человек принимает решения  по собственной воле. Однако насколько  эти

решения и сама свободная деятельность человека согласуются с волей  и

деятельностью других людей, групповыми и общественными интересами? Так

свобода и ответственность личности становятся двумя взаимосвязанными и

взаимообусловливающими друг друга  характеристиками ее бытия. Между тем

сторонники абсолютной свободы  воли полагают, что поскольку поведенческие

поступки человека строго детерминированы  внешними условиями и

обстоятельствами, он не может и  не должен нести ответственность  за

социальные последствия этих поступков. Считается, таким образом, что воля

человека не может быть свободной  при сохранении внешней детерминации: либо

свобода, либо необходимость.

Метафизическая абсолютизация  одной из противоположностей снимает  другую

противоположность, но это происходит лишь в воображении тех, кто допускает

подобную мистификацию. Ведь в рамках необходимости человек имеет  возможность

выбора того или иного решения, принятия того или иного варианта поведения,

вплоть до альтернативных позиций. Свободно, в соответствии с собственной  волей

принимая решения, становясь на определенную сторону, выбирая путь и т. п.,

человек должен принять на себя и  ответственность за свои действия перед

собственной совестью, другими людьми, обществом л государством.

Следовательно, свобода предполагает ответственность, а ответственность

выступает условием свободы. Предпочитая  добро или зло, человек должен принять

адекватную реакцию окружающих и в отношении самого себя.

Существует, правда, точка зрения, что зло никогда не выбирается свободно.

Напротив, “нас непроизвольно тянет, влечет или гонит к нему; поскольку  зло нас

“привлекает”, в этом самом акте влечения ко злу мы уже теряем нашу свободу;

подлинно “свободно” мы стремимся  только к добру...” (Франк С. Л. Соч.

с. 541). Вопрос о том, виноваты ли мы в том, что Бог снабдил нас  такой

сомнительной, неустойчивой свободой, которая может вести ко злу, остается, по

Франку, в стороне. Другими словами, предполагается как данность, что

злонамеренность коренится в самом  человеке, как и доброта. При таком  подходе

надо признать, что зло неистребимо  и борьба с ним бесперспективна. Пока зло на

Земле не искоренено, но неужели человек  смирится с таким положением на “веки

вечные”?

По Новому Завету, “добрый человек  из доброго сокровища выносит  доброе, а злой

человек из злого сокровища выносит  злое” (МФ 12:35). Неимоверно сложная

задача стоит перед людьми: как  добиться, чтобы все сокровища, а

следовательно, и люди стали добрыми?

“Добро и зло. Самые древние  сущности. Вечно противостоящие друг другу.

Веками длится их борьба. С переменным успехом. Сменой декорации. Иногда это

походит на вселенский балаган. Ибо  перекрашивались одеяния. Герои  зла одной

эпохи становились рыцарями добра в другой. Хорошее на сегодня вдруг

становилось плохим на завтра. Актеры быстро все забывали, меняясь местами  в

продолжавшейся драке” (Витасофия. М., 1991, с. 202).

В любом государстве, а в современной  России, видимо, в особенности,

осуществление свободного волеизъявления личности должно сочетаться с

выполнением ею конституционных обязанностей и несовместимо с действиями,

причиняющими ущерб государственной  и общественной безопасности, ментальным

основам жизни и здоровью населения, защите прав и свобод других лиц.

Трактовка свобод человека не должна допускать их односто­роннего толкования:

жить в обществе и быть независимым  от общества нельзя. Подлинная свобода

альтернативна несвободе во всех ее проявлениях. В то же время она

несовместима с безответственностью, вседозволемностью, распущенностью,

анархистским своеволием, волюнтаризмом  индивида, жизненное кредо которого

чрезвычайно примитивно и эгоцентрично: “Делай, что хочешь”.

С этим девизом себялюбцев фактически смыкается широко рекламировавшийся у нас

в конце 80-х гг. постулат: “Все разрешено, что не запрещено законом”. Что

это означает на практике? Только ли законопослушание? Отнюдь нет. Ведь даже

законопослушные люди ориентируются  при этом на допустимость аморального

поведения, безнравственных поступков. Поскольку общеобяза­тельных, “писаных”

законов в области морали не существует, выходит, что может быть

санкционирована “антимораль”? В  жизни так и получается, что  повсеместно дают

о себе знать не урегулированные  законом акты циничного попрания традиционных

правил общежития, вопиющая бездуховность, грубость и хамство, нравственная

глухота. Без свободы выбора нет  и самой свободы, но это должен быть разумный

выбор.

В правовом государстве не только Конституция как Основной закон, но и другие

законные и подзаконные акты, правовые нормы, ведомственные и  прочие, идущие

от государственных органов, предписания  и инструкции должны не противоречить

высоким требованиям морали, более  того, они призваны соответствовать им и

укреплять их. В России органичное сочетание свободы и ответственности

граждан является необходимой предпосылкой нормального функционирования

государственных и общественных институтов; соблюдения законности и

правопорядка; повышения общей и политической культуры; эф­фективной борьбы с

преступностью, бюрократизмом.

Свобода порождает добро, а несвобода, рабство во все времена плодили  зло. На

исходе XX в. вопрос о полном торжестве  добра над злом в большей степени ;

риторический, чем практический. Но времена меняются и все-таки к лучшему, множа

основания и аргументы для социального  оптимизма. Если счастье — это  “добро,

искомое ради самого себя” (Аль-Фараби. Философские трактаты. Алма-Ата,

1970, с. 289), то свободные добрые  люди самые счастливые. И будущее, в конечном

счете, принадлежит именно им.

 

 

 

 

А, А. МИГОЛАТЬЕВ доктор философских  наук, профессор

Понятие «свобода» известно давно  — еще до ново¬го летоисчисления. В Европе оно приобрело свой фило¬софский статус в поучениях Сократа, в  работах Платона и Аристотеля, Демокрита и Эпикура. О свободе размыш¬ляли стоики (Марк Аврелий, Сенека) и другие мыслители древности.

Постепенно складывался ряд  проблем вокруг этого удивительного  феномена человеческого существования. В трактовке свободы обозначились исторический, философ¬ский, социальный (в том числе политический и экономи¬ческий) аспекты, духовное (идеологическое, нравственное) содержание. Свобода человека оказалась теснейшим образом связанной с развитием производительных сил и социально-классовой структурой общества; с типом и формами государственного устройства (демократия, авто¬ритарный режим, тоталитаризм); с эволюцией взаимоот¬ношений человека с природой; со становлением и разви¬тием самой человеческой личности.

Проблема свободы человека в наши дни находится в центре политической' и духовной жиэ+м, степень ее дос¬тижения — главный критерий цивилизованности и демок¬ратичности современного общества, его общекультурного развития. «Таким образом, основной вопрос времени сводится, по-видимому, к тому, возможен ли еще неза¬висимый человек, сам определяющий свою судьбу? Под вопрос вообще поставлено, может ли человек быть свободным...» (Ясперс Карл. Смысл и назначение исто¬рии. М., 1991, с. 417). Один из крупнейших философов-экзистенциалистов XX в. К. Ясперс (ФРГ) полагал, что ., существование есть самоутверждение свободной лично-сти, но «может возникнуть мысль, что вся история че¬ловека — лишь тщетная попытка быть свободным» (там же. с. 418). В таком случае история оказалась бы не более сущим, но терпящим крушение мгновением между природным и техническим существованием чело¬века.

Философская интерпретация свободы  включает различ¬ные (подчас противоположные  по своему содержанию) подходы, неоднозначные  толкования и оценки. Централь¬ным пунктом здесь выступает соотношение свободы и необходимости.

Термин «свобода» в его социальном значении полу¬чил широчайшее распространение  в общественной жиз¬ни, политике и  политологии, в юриспруденции, конститу¬циях  и других законных актах, в искусстве, публицисти¬ке и художественной литературе. Это «сладкое слово свобода» — непременный атрибут в риторике государ¬ственных деятелей, молодежной субкультуре. «Абсолют¬ную» свободу воспевают и проклинают, перед нею пре¬клоняются и ее же считают причиной многих бед совре¬менного общества.

Свободный человек, свободная воля, свободный вы¬бор, права и свободы  гражданина, свободный труд, сво¬бодная мысль, свободная любовь... Наверное, в обще¬ственном сознании и массовой культуре нет понятия более привлекательного, желанного и одновременно бо¬лее искажаемого и извращаемого, чем понятие «свобо¬да». Оно стало «каучуковым», превратилось в фетиш, магическую формулу. «Она добрая девка, эта «свобода», позволяющая делать над собой все, что заблагорассу¬дится» (Гароди Р. Грамматика свободы. М., 1952, с. 35).

Для одних свобода — это символ, идеал; для дру¬гих — не цель, а средство, а также ширма в  безнрав¬ственной политической и личной игре. Существуют эли¬тарная концепция  свободы для избранных; коллективист¬ские  теории, авторы которых упрощенно представляют идеал свободы, достигаемый посредством передачи лич¬ностью части своих неотъемлемых гражданских прав и свобод обществу (государству).

«Свобода есть познание необходимости», — краткое определение, основанное на гегелевском тезисе: всемир¬ная история есть «прогресс в сознании свободы — про¬гресс, который мы должны познать в его необходимос¬ти» (Гегель. Философия истории//Соч. М., 1935, т. VIII, с. 19).

Гегелевское толкование свободы «схватывает» самые существенные черты данного  явления. Однако, как это часто бывает, краткие дефиниции требуют дополнитель¬ных уточнений и разъяснений либо дают основания для их разной интерпретации. Действительно, если свобода заключается лишь в адекватном познании (понимании) действительности, то человек оказывается в односторон¬ней зависимости от объекта познания, его свободная воля оказывается ущемленной, подавленной. Требуются оговорки относительно того, что, познав объективную не¬обходимость, человек оказывается способным в различ¬ной степени воздействовать на окружающую его природ¬ную среду, социальные процессы и собственную приро¬ду. Следовательно, если принять данное определение свободы, потребуется включить в него отмеченные мо¬менты; оно станет пространнее, но зато более точным, что в науке крайне важно.

В то же время гносеологический подход к свободе может чрезмерно  персонифицировать проблему, как  у Э. Фромма: «Свобода означает не что  иное, как способ¬ность следовать  голосу разума, здоровья, благополучия и совести против голоса иррациональных страстей» (Фромм Э. Душа человека. М., 1992, с. 94).