Работа с травмой в арт-терапии

Сагар в связи  со своими наблюдениями за особенностями  психических процессов у детей, перенесших сексуальное насилие, говорит  о значении художественного образа как талисмана. Дети нередко просят терапевта сохранить их творения или смешанные определенным образом изобразительные материалы, что для них является символической возможностью создания безопасности и сохранения своей идентичности. Д. Шаверьен говорит о роли талисманов как «вместилища» опасных для клиента и окружающих людей переживаний, на которые можно в определенной мере воздействовать и достигать над ними определенного контроля. Сагар так же пишет, что художественный образ может быть предметом для избирательной проекции чувств ребенка и выполнять роль “козла отпущения”, используясь клиентом таким образом, который очень напоминает ритуал жертвоприношения. Образ может сохраняться либо разрушаться без причинения ущерба другим людям. В противном случае, гнев и желание возмездия могли бы выплескиваться на окружающих, порождая, тем самым, новый цикл насилия. В то же время возможность отреагирования своих агрессивных чувств представляется исследователям одним из необходимых этапов работы с последствиями травмы.

О.А. Коршунова пишет о значении осмысления полученного травматического опыта. В случае психической травмы человеческий мозг не успевает переработать полученную информацию, так как она велика по объему и болезненна по содержанию. Для полноценного переживания и внутренней переработки травмы необходимо не только переработать информацию о произошедшем, но и принять новую модель реальности, возникшую из этой информации, то есть принять целостный опыт произошедшего, интегрировать его в свои представления о себе и мире.

Когда человеческий разум пытается примирить травмированное сознание с новой реальностью, он активно избегает всего, что связано с травматическими переживаниями: мыслей, бесед, ситуаций, действий, мест. Человек не может вспомнить важные эпизоды травматического инцидента – наиболее болезненные фрагменты остаются за пределами сознания, но если какой-нибудь случайный стимул напомнит о нем, то вновь возвращаются связанные с травмой невольные реакции. Не понимая, что в нем говорит непережитая травма, человек считает необъяснимое, непонятно откуда взявшиеся чувства интуитивными реакциями на события, происходящие в настоящее время, что значительно усложняет его актуальную жизнь.

Однако на бессознательном уровне человек придает травме особое значение. Это связано с тем, что «по интенсивности пережитых чувств, травмирующее событие субъективно равнозначно опыту всей прожитой жизни. Возникает чувство, что в жизни он уже повидал все и его будущее существование не имеет смысла. Жизнь как бы разделена на две части: «это было до того…», «а это – после…».» (Коршунова)

В процессе создания арт-объекта, творческом процессе, реализующем и восстанавливающем у данного рода клиентов естественную функцию воображения – символизацию, происходит не только выражение и переживание своего опыта, но и наделение его определенным смыслом, внесение в определенный, осмысленный контекст, что позволяет этот опыт интегрировать. Такой процесс качественно отличен от фантазирования, характерного для переживших психическую травму людей. Д. Винникот, акцентрировавший внимание на том, что изобразительное творчество является одним из видов игровой деятельности, проводит четкую грань между фантазиями и игрой. Если первые являются чисто иллюзорным способом удовлетворения потребности, то игровая деятельность предполагает активное взаимодействие как с внутренней, так и с внешней реальностью, выражая их друг через друга и трансформируя друг в друге.

Гретхен Хульбут пишет, что акт художественного творчества сопровождается различными, зачастую очень сильными чувствами и ведет к катарсису. Отражение переживаний пациента в художественной продукции и ее последующий анализ клиентом и психотерапевтом являются основой для достижения психотерапевтических изменений. Художественное творчество пациента способствует развитию его самосознания и мобилизации его творческого потенциала. Визуальные образы выступают в качестве емких метафор психического опыта пациента и пережитых им травм.

Коршунова так же отмечает такую  особенность людей, переживших травматический опыт, как эмоциональную неустойчивость, болезненное восприятие своих чувств, с которыми таким людям страшно столкнуться. Занятия художественным творчеством облегчают им мучительный процесс самопознания, позволяя говорить о себе и своем состоянии на новом языке.

Теория объектных отношений рассматривает раннюю детскую травму как связанную с внешними нарушениями детско-родительских отношений утрату внутреннего объекта. М. Кляйн видела в творчестве динамику «восстановления утраченного объекта». (Копытин, 2002, с. 49) Таким образом, по мнению Кляйн, функцией творчества является восстановление, реконструкция психики, нарушенной в раннем детстве в результате травматического опыта. Однако для М. Милнер «восстановление» является вторичной функцией творчества, В то время как первичная – «сотворение нового и обретение иного мироощущения через взаимодействие сознания и бессознательного» (Копытин, 2002 с. 49), то есть трансформация психического опыта и освоение его новых форм. Таким образом, творческий процесс, по Милнер, позволяет не только восстановить утраченное в результате травмы, но и пережить, трансформировать сам травматический опыт. Милнер рассматривает изобразительное творчество взрослого человека как один из способов воссоздания тех состояний, которые связаны с детским опытом и предполагают ослабление сознательного контроля, высвобождая спонтанные психические процессы.

Еще один взгляд на исцеляющую природу  изобразительного искусства представляет Ш. Макнифф, который трактует её с  тем, что изображения могут представляться некими «одухотворенными сущностями», которые способны направлять своих авторов, «наблюдать за ними и сопровождать их». По мнению Макниффа, «диалог» автора со своей работой – это более чем двусторонняя коммуникация, потому что в ходе творчества «Я» автора представлено множеством разных «голосов». «Входя в мир изобразительного творчества, через нас начинает «говорить» многое – не только различные, изображаемые нами персонажи, - но и разные аспекты нашего мышления.» (Макнифф, цит. по Копытин, 2002, с. 51).

В США уделяется большое внимание разработке арт-терапевтических методик, которые могли бы служить инструментом диагностики или подтверждения фактов сексуального насилия. Предполагается, что художественные образы, создаваемые детьми, перенесшими сексуальное насилие, но не признающимися в этом, могут содержать очень важную информацию, касающуюся совершенного преступления. Делаются попытки разработать “графические индикаторы” сексуального насилия. Хотя были выявлены некоторые особенности рисунков детей, перенесших сексуальное насилие, имеющие определенную клиническую значимость, исследователи предостерегают против безоговорочного использования этих особенностей для обоснования диагноза сексуального насилия. Они полагают, что эти особенности могут лишь указывать на его вероятность.

Таким образом, посттравматическое состояние  характеризуется феноменом «расщепления»  психики, вытеснением болезненных  переживаний вместе с утратой  чувственного компонента переживания в целом, вместо которого в эмоциональной жизни человека становятся актуальными чувства тревоги, вины, стыда, депрессии и гнева, что может приводить как ко вспышкам агрессии, так и к попыткам уйти от неприятных переживаний с помощью психоактивных веществ или другого вида зависимости. Нося в себе отпечаток непережитой травмы, человек не имеет возможности не только осмыслить, интегрировать этот опыт, но и просто вербализовать его.

Арт-терапия дает возможность выразить свои чувства в новой, безопасной форме, более близкой травматическим переживаниям, запечатленным, как правило, в визуальных образах. Она так же освобождает творческие ресурсы человека, пробуждает его способность к воображению и символизации, что позволяет клиенту пережить и интегрировать болезненный опыт. В некоторых случаях арт-терапевтические методики могут послужить и для подтверждения подозрений о наличии психической травмы, в частности, сексуального, физического насилия.

Тему помощи людям, пережившим психическую  травму, можно разделить на две крупные области: работа со взрослыми людьми, страдающими от серьезных невротических нарушений, являющихся последствиями ранней детской травмы, часто приводящим к алкогольной, наркотической или иной зависимости или ведущим к нарушению взаимоотношений; а так же работа с детьми, ставшими жертвой травматической ситуации, главным образом сексуального насилия или иного болезненного травматического стресса. Первая тема разрабатывается преимущественно на базе клинических учреждений в рамках работы с психически больными или людьми, страдающими алкогольной либо наркотической зависимостью (Жвитиашвили, 2005; Коршунова; Хульбут). Вторая описывается специалистами из области арт-терапии с детьми, главным образом, в качестве клинических случаев (Аллан, 1997; Оклендер, 1997), однако в ее рамках проводились и сравнительные исследования (Мерфи).

Анализируя данные материалы, мы выявили  основные моменты, на которые следует  обратить внимание, изучая специфику  работы арт-терапевтов с людьми, пережившими  психическую травму. Эти моменты будут рассмотрены в следующей главе.

2. Специфика работы с травмой в арт-терапии

2.1 Групповая и индивидуальная  работа

Работая с последствиями психической  травмы, арт-терапевты используют как  групповые, так и индивидуальные формы работы, а так же различные изобразительные материалы. В отличие от индивидуальной терапии, групповая терапия лишена тех моментов, которые связаны с дисбалансом ролевых функций, клиент может почувствовать себя на равных с другими участниками группы, не вовлекаясь в динамику иерархического взаимодействия с терапевтом. Поэтому большинство клиницистов рекомендуют использовать ее в первую очередь в работе с жертвами сексуального насилия. Эта форма терапии также позволяет преодолевать чувства социальной изоляции и инаковости,  переживаемые многими жертвами сексуального насилия, а также детьми из дисфункциональных семей. Групповое взаимодействие со сверстниками в присутствии двух психотерапевтов в какой-то мере способствует формированию у них опыта семейных отношений. Некоторые психотерапевты считают, что для подростков индивидуальная арт-терапия может быть малопригодной из-за присущего им негативного отношения ко взрослым и социальным авторитетам. При этом арт-терапевтическая работа в условиях группы сверстников подходит им в большей степени. Таким образом, по данным исследований, проводимых в Великобритании, дети до пяти лет, как правило, участвуют в индивидуальной терапии, в то время как подростки занимаются преимущественно в группах. Групповая терапия при этом обычно рассчитана на более короткий срок (до девяти месяцев), тогда как индивидуальная работа в большинстве случаев длится более года, а систематически – до трех лет.

2.2. Терапевтические отношения

Хагуд была высказана мысль о  том, что в случаях сексуального насилия арт-терапевт должен использовать более директивный подход, чем обычно (Hagood, по Мерфи). Однако большинство специалистов предпочитают применять с такими клиентами наоборот менее директивные методы. Это они объясняют тем, что ребенок, перенесший сексуальное насилие, особенно нуждается в хорошем контроле за ситуацией, поэтому директивность со стороны арт-терапевта болезненно воспринимается им. Свободный выбор изобразительных материалов усиливает веру ребенка в свои силы и ощущение контроля за ситуацией и является важным психотерапевтическим фактором. При этом границы и структура психотерапевтических отношений (время, пространство, начало и окончание занятий, доверительность, предоставление ребенку права забирать свои работы или уничтожать их и т.д.) должны быть особенно четкими для того, чтобы сформировать у ребенка чувство “безопасного пространства”. Иногда однако, по мнению некоторых специалистом, определенная директивность в начале индивидуальных занятий способствует снижению тревоги, нередко проявляющейся у детей, ощущающих себя один на один со взрослым, либо в тех случаях, когда ребенок испытывает замешательство. Директивность в данной ситуации подразумевает, в частности, чтение какой-либо истории или сказки, либо предложение использовать новые изобразительные средства. Существует предположение, что жертвы сексуального насилия, в ряде случаев сами склонные к насильственным действиям, нуждаются в более директивном подходе, поскольку их склонность к идентификации с агрессором ведет к отрицанию как роли агрессора, так и его жертвы.

Роль терапевта должна быть четкой и определенной. Некоторые дети, а также и взрослые, перенесшие насилие, могут воспринимать фигуру арт-терапевта как угрожающую или же выплескивать на него яркие эмоциональные негативные реакции, при этом терапевт должен хорошо осознавать меру допустимости деструктивных тенденций клиента, сохраняя границы безопасности. Кроме наделения арт-терапевта ролью жертвы или агрессора, он так же может идеализироваться клиентом и наделяться им магическими свойствами. Важным в построении терапевтических отношений считается избегание оценок и избирание терапевтом роли свидетеля, который уважает чувства клиента и побуждает его к диалогу. Так же важным является подчеркнуто несексуальный характер отношений, которые могут достигать высокой степени близости и доверия, особенно в случаях с клиентами, перенесшими сексуальное насилие.

Возможность вести себя свободно в  условиях арт-терапевтического кабинета и ощущение клиентом того, что он контролирует психотерапевтические отношения и изобразительный процесс, считается важным условием снижения тревожности у клиента.