Критика психоанализа в отечественной психологии

«То, что называют историей психоаналитического движения, является историей сложных взаимоотношений  между теорией, которую необходимо рассматривать в условиях ее проявления, и индивидуумами, которых следует  рассматривать в условиях их отношения  к этой теории.

Так называемое живое отношение  к текстам Фрейда свидетельствует  о неизбежном сопротивлении, которое  они вызывают, причем не среди тех, кого называют широкой и образованной аудиторией, а в нашем тесном кругу  психоаналитиков.

Этот факт бросается в  глаза. Живым в нашем отношении  к его дискурсу оказывается только чувство сопротивления, которое  он в нас вызывает. Другой альтернативы, кроме отрицания или сопротивления, не имеется, но поскольку это отношение  длится столько, сколько продолжается наша жизнь психоаналитиков, то есть наша практика, создается впечатление, что дискурс Фрейда несет в  себе нечто, из-за чего он от нас всегда ускользает.

В этом смысле то, что называют «быть фрейдистом», оказывается  историей сопротивления психоаналитика учению Фрейда. Быть плохим или хорошим  фрейдистом, означает лишь второстепенные вариации этого сопротивления». (Владимир Гранов. «Filiations: будущее Эдипова  комплекса»).

Можно ли представить себе какие-либо другие научные школы  в связи с таким гипертрофированным вниманием именно к «сопротивлению»  себе? Если говорить о действительно  научных направлениях, то мне что-то не припоминаются примеры такого центрирования на «сопротивлении». А вот стойкое ощущение, что этим термином часто пользуются с целью опорочить и ослабить любую критику в адрес какой-либо «спасительной» идеологии или сомнительной концепции, возникает каждый раз, когда я с ним сталкиваюсь. ⁵

Замечательно манипулятивная и сектантская постановка вопроса  — любые сомнения и критика  автоматически определяются как  «сопротивление» «Абсолютной Истине»  психоанализа. Это один из самых  универсальных приемов заблаговременного  уничтожения любой возможности  критики, которым издревле пользуются все манипуляторы, авторитарные и  тоталитарные лидеры и создаваемые  ими идеологии.

Есть ли в психоанализе «вход» для критики — не только для внутренних разборок и модификаций, но и для полного опровержения психоанализа, если для этого существуют достаточные основания? Нет, и психоанализ  ни в малейшей степени не отвечает принципу фальсифицируемости К. Поппера, т.е. не может быть отнесен к подлинной  науке, открытой для критики с  любой стороны и для опровержения любой конкретной концепции.

Поведение абсолютного большинства  психоаналитиков носит типично  сектантский характер, как у любых  некритично верующих адептов «закрытых» доктрин и закрытых сообществ. Психоаналитики некритично и вненаучно доверяются верованиям и догмам психоанализа, игнорируют или на весьма слабых основаниях отвергают любую критику в  адрес своей доктрины, не подвергают ее строгой и объективной проверке, не сравнивают по обоснованности и  эффективности с другими подходами.

Вероучительный и догматический  характер психоанализа ярко проявляется  в разбиении его на множество  «подсект» и в призыве Лакана «вернуться к истинному Фрейду» (т.е. «Истина» уже найдена, нужно  лишь ее не потерять или правильно  истолковать).

Прием с навешиванием ярлыка «сопротивление» любым сомнениям  в психоанализе — явный признак  замкнутых на самих себя оснований  этой доктрины. Это напоминает находчивость утки из грубоватого анекдота:

Занимательная история произошла  с канадцем Джеффри Массоном (Jeffrey Moussaieff Masson). Он восемь лет обучался психоанализу, стал членом Международной психоаналитической ассоциации, был практикующим психоаналитиком  и психотерапевтом, директором по проектам архива Зигмунда Фрейда и директором по авторским правам того же Фрейда, переводчиком и редактором «Полного собрания писем Зигмунда Фрейда Вильгельму Флиссу». Столь близкое и глубинное  знакомство (раз есть глубинная психология, может быть и глубинное знакомство) с психоанализом и особенно с  некоторыми подробностями из биографии  отца-основателя подвигли его не только к отказу от психоанализа и к резкой его критике, но и к написанию  книги Against Therapy, в которой он призывает  вообще к отказу от психотерапии как  авторитарной и опасной для клиентов деятельности. Интересно, будет ли на данном симпозиуме внимательно рассматриваться  и обсуждаться этот незаурядный  и весьма богатый доказательными фактами случай сопротивления психоанализу? И вообще, кто-нибудь из российских и украинских психоаналитиков читал  внимательно эту книгу, автор  которой с горечью констатирует: «Фрейдистские аналитики оказываются  столь же безуспешными, как и все  остальные люди, в критическом  исследовании их собственных психоаналитических предубеждений и наносимого ими  вреда»?

Как психоанализ сложился в систему, исключающую внутри себя подлинную критику и открытость реальному опыту, — тема для целого ряда симпозиумов и монографий. Окажутся ли способны на честное осмысление такого состояния сами психоаналитики? Оставлю этот вопрос открытым. Следующие  пункты критических претензий составляют отношения психоанализа с внешней  критикой и отношения с клиентами.

2.2. Отечественный психоанализ

 «Психология масс  и анализ человеческого Я» - произведение  Фрейда (1921), посвященное социально-психологическому  анализу массовидных общностей.  Данная работа знаменует переход  от трактовки психоанализа как  терапевтической методологии к  психоанализу как форме философствования. Такой переход осуществляется  в форме применения положений  психоанализа к объяснению социальных  процессов и явлений. Фрейд  стремится связать уровень индивидуально-психического  со структурными и динамическими  аспектами общественных феноменов⁶. Согласно Фрейду, психология личности в расширенном смысле является одновременно и социальной ("массовой") психологией, так как в психической жизни человека всегда присутствует "другой". "Массовая психология" рассматривает человека как члена социальной общности или как составную часть толпы. Фрейд, используя материал Лебона и Мак-Дугалла, указывает на социально-психологические эффекты, возникающие в массе, - повышение аффективности и снижение интеллекта. Индивидуально-психические основы процессов образования и функционирования массовидных общностей трактуются им на основании теории либидо. Под либидо понимается энергия первичных позывов, "которые имеют дело со всем тем, что можно обобщить понятием любви". Возникающие на основе либидо эмоциональные связи и представляют собой сущность "массовой души". Фрейд рассматривает массы на примере церкви и войска. И церковь, и войско представляют собой искусственные (связанные с наличием внешнего принуждения) массы. Функционирование церкви и войска основано на культивировании иллюзии о наличии верховного властителя, любящего равной любовью каждого отдельного члена массы (Христа в церкви, полководца в армии), либо заменяющей его ведущей идеи. Связь каждого члена массы с верховным существом является, по мнению Фрейда, одновременно и причиной связи между членами массы. В этих массах каждый человек либидонозно связан в двух направлениях: с одной стороны, с вождем, а с другой стороны, с другими членами массы. При этом общность индивидов в данной массе коррелирует с враждебностью к другим массам. Объединение людей в массу рассматривается как влекущее за собой ограничение индивидуального нарциссизма. По мысли Фрейда, ограничение в массе нарциссического себялюбия является доказательством того, что сущность массообразования заключается в специфических либидонозных связях членов массы друг с другом⁷. Механизмами таких связей являются перенаправление сексуальной энергии и идентификация. Идентификация представляет собой самую первоначальную форму эмоциональной связи с объектом; регрессивным путем (интроекцией объекта в Я) она становится заменой либидинозной объектной связи; она может возникнуть при каждой вновь замеченной общности с лицом, не являющимся объектом сексуальных первичных позывов. Идентификация как механизм массообразования действует через принятие некоторым числом индивидов одного и того же объекта в качестве Я-идеала. Отдельный человек замещает свой Я-идеал массовым идеалом, воплощенным в вожде. Как результат, индивиды идентифицируются между собой в своем Я. Фрейд утверждает, что в массовидных общностях пробуждаются социально-психологические механизмы "первобытной орды". К ним относятся "психология индивидов" и "психология отца, возглавителя, вождя". Вождь-"праотец", полагает Фрейд, не был связан либидинозными ограничениями и при этом препятствовал удовлетворению сексуальных потребностей своих сыновей. Отношения в массе трактуются как восходящие к таковым в первобытной орде. Вождь массы является эквивалентом праотца, к которому все преисполнены страха. Праотец является идеалом массы и вместо Я-идеала владеет человеческим Я. Наиболее подверженными такой трансформация оказываются индивиды нарциссичные, с низкой степенью отграниченности Я от Я-идеала. Соответственно вождю зачастую нужно обладать типичными характеристиками членов массы и производить впечатление большей силы и либидонозной свободы, чтобы занять доминирующую позицию. Другие же индивиды - с идеалом, несоответствующим данному - вовлекаются через механизм идентификации.

"Я И ОНО" - произведение Фрейда (1923). Фрейд указывает на методологические и мировоззренческие трудности, связанные с делением психики на сознание и бессознательное. Именно данное деление является основной предпосылкой психоанализа и дает ему возможность понять и подвергнуть научному исследованию часто наблюдающиеся и очень важные патологические процессы в душевной жизни. Сознание не является сущностью психического, а его качеством, способным присоединяться или не присоединяться к другим его качествам. Фрейд указывает на существование двух видов бессознательного: латентного бессознательного, содержание которого легко доступно сознанию, и вытесненного бессознательного, которое само по себе не может стать сознательным. К латентному бессознательному, являющемуся бессознательным только в описательном, но не в динамическом смысле, Фрейд применяет термин "предсознательное". Термин же "бессознательное" закрепляется за вытесненным динамическим бессознательным. В описательном смысле, таким образом, существуют два вида бессознательного, в динамическом же только один⁸. Однако Фрейд считает, что структурирование психики на бессознательное, предсознательное и сознательное является недостаточным и должно быть дополнено введением представлений о структуре личности. "Связную организацию душевных процессов в одной личности" Фрейд обозначает как "Я" этой личности. "Я" связано с сознанием и выполняет функции контроля и цензуры над частными психическими процессами. В то же время в "Я" присутствуют бессознательные составляющие. Данная модель, согласно Фрейду, способна объяснить ряд явлений (например, неврозы) не через конфликт сознания и бессознательного, а через противопоставление связного "Я" и отколовшегося от него вытесненного. Тем самым бессознательное не совпадает с вытесненным (не все бессознательное является вытесненным). Фрейд делает вывод, что необходимо признать существование третьего, не вытесненного бессознательного. Фрейд указывает на то, что различия между бессознательным и предсознательный представлениями заключаются главным образом в вербализованности. В то же время степень осознанности ощущений не зависит от вербализации. "Я" предстает исходящим из системы восприятия как из своего центра и в первую очередь охватывает предсознательное, которое соприкасается со следами воспоминаний. Области же психики, не совпадающие с "Я", обозначаются как "Оно". При этом "Я" и "Оно" не разделены четкой границей. Вытесненное является частью "Оно" и отграничено только от "Я", обладая возможностью соединиться с "Я" с помощью "Оно." "Я" есть только измененная под прямым влиянием внешнего мира и при посредстве системы "сознание - восприятие" часть "Оно", своего рода продолжение дифференциации поверхностного слоя. "Я" стремится заменить принцип удовольствия, действующий в "Оно", принципом реальности и согласовать влечения "Оно" с требованиями внешнего мира. "Я" олицетворяет разум и рассудительность, "Оно" содержит страсти. Помимо системы восприятия, формирование "Я" связывается с телесностью как источником внешних и внутренних восприятий⁹. Однако в "Я" также существует дифференциация, связанная с наличием инстанции "Я-идеала" ("Сверх-Я"). Возникновение "Я-идеала" соотносится с идентификацией с отцом (или матерью) в самый ранний период развития личности. Основными факторами, определяющими формирование "Я-идеала", Фрейд считает Эдипов комплекс и изначальную бисексуальность индивида. В общих чертах данный процесс описывается следующим образом: в результате сексуальной фазы, характеризуемой господством Эдипова комплекса, в "Я" отлагается осадок, противостоящий остальному содержанию "Я" в качестве "Я-идеала" ("Сверх-Я"). "Сверх-Я" предъявляет к индивиду требование "быть как отец", но в то же время накладывает ограничение на реализуемость данной установки. "Сверх-Я" предстает как результат продолжительной детской беспомощности человека и наличия Эдипова комплекса. Формируя "Сверх-Я", "Я" нейтрализует Эдипов комплекс и одновременно подчиняется "Оно". "Я" выступает преимущественно как представитель внешнего мира, "Сверх-Я" по отношению к нему представляет внутренний мир ("Оно").

Конфликты между "Я" и "Я-идеалом" в конечном счете  отражают противоречия между реальным и психическим, внешним и внутренним мирами. Фрейд утверждает, что "Я-идеал" соответствует всем требованиям, предъявляемым  к высшему началу в человеке. Фрейд  полагает, что замещая "страстное  влечение к отцу", "Я-идеал" становится основой религий¹⁰. Интериоризованные в ходе социализации императивы сохраняются в "Сверх-Я" и осуществляют в качестве совести моральную цензуру: несоответствие между требованиями совести и действиями "Я" ощущается как чувство вины. "Сверх-Я" выступает также как базис "социальных чувств", основанных на идентификации с другими людьми на основе одинакового "Я-идеала".

Деление психики на сознательное и бессознательное является основной предпосылкой психоанализа, и только оно дает ему возможность понять и приобщить науке часто наблюдающиеся  и очень важные патологические процессы в душевной жизни. Иначе говоря, психоанализ  не может перенести сущность психического в сознание, но должен рассматривать  сознание как качество психического, которое может присоединяться или  не присоединяться к другим его качествам.

Быть сознательным - это, прежде всего, чисто описательный термин, который опирается на самое непосредственное и надежное восприятие. Опыт показывает нам далее, что психический элемент, например представление, обыкновенно  не бывает длительно сознательным. Наоборот, характерным является то, что состояние сознательности быстро проходит; представление в данный момент сознательное, в следующее  мгновение перестает быть таковым, однако может вновь стать сознательным при известных, легко достижимых условиях. Каким оно было в промежуточный период - мы не знаем; можно сказать, что оно было скрытым (latent), подразумевая под этим то, что оно в любой момент способно было стать сознательным. Если мы скажем, что оно было бессознательным, мы также дадим правильное описание. Это бессознательное в таком случае совпадает со скрыто или потенциально сознательным. Правда, философы возразили бы нам: нет, термин "бессознательное" не может иметь здесь применения; пока представление находилось в скрытом состоянии, она вообще не было психическим. Но если бы уже в этом месте мы стали возражать им, то затеяли бы совершенно бесплодный спор о словах.

К термину или понятию  бессознательного мы пришли другим путем, путем разработки опыта, в котором  большую роль играет душевная динамика. Мы видели, т. е. вынуждены были признать, что существуют весьма напряженные  душевные процессы или представления, - здесь, прежде всего, приходится иметь  дело с некоторым количественным, т. е. экономическим, моментом - которые  могут иметь такие же последствия  для душевной жизни, как и все  другие представления, между прочим, и такие последствия, которые  могут быть сознаны опять-таки как  представления, хотя в действительности и не становятся сознательными. Нет  необходимости подробно повторять  то, о чем уже часто говорилось¹¹. Достаточно сказать: здесь начинается психоаналитическая теория, которая утверждает, что такие представления не становятся сознательными потому, что им противодействует известная сила, что без этого они могли бы стать сознательными, и тогда мы увидели бы, как мало они отличаются от остальных общепризнанных психических элементов. Эта теория сказывается неопровержимой благодаря тому, что в психоаналитической технике нашлись средства, с помощью которых можно устранить противодействующую силу и довести соответствующие представления до сознания. Состояние, в котором они находились до осознания, мы называем вытеснением, а сила, приведшая к вытеснению и поддерживавшая его, ощущается нами во время нашей психоаналитической работы как сопротивление.

Понятие бессознательного таким образом, получаем из учения о  вытеснении. Вытесненное мы рассматриваем  как типичный пример бессознательногоЕсть двоякое бессознательное: скрытое, но способное стать сознательным, и вытесненное, которое само по себе и без дальнейшего не может  стать сознательным¹². Наше знакомство с психической динамикой не может не оказать влияния на номенклатуру и описание. Скрытое бессознательное, являющееся таковым только в описательном, но не в динамическом смысле, называется нами предсознательным; термин "бессознательное" мы применяем только к вытесненному динамическому бессознательному; таким образом, мы имеем теперь три термина: "сознательное" (bw), "предсознательное" (vbw) и "бессознательное" (ubw), смысл которых уже не только чисто описательный. Предсознательное (vbw) предполагается нами стоящим гораздо ближе к сознательному (bw), чем бессознательное, а так как бессознательное (ubw) мы назвали психическим, мы тем более назовем так и скрытое предсознательное (vbw). Почему бы нам, однако, оставаясь в полном согласии с философами и сохраняя последовательность, не отделить от сознательно-психического как предсознательное, так и бессознательное? Философы предложили бы нам тогда рассматривать и предсознательное и бессознательное как два рода или две ступени психоидного, и единение было бы достигнуто. Однако результатом этого были бы бесконечные трудности для изложения, а единственно значительный факт, что психоиды эти почти во всем остальном совпадают с признанно психическим, был бы оттеснен на задний план из-за предубеждения, возникшего еще в то время, когда не знали этих психоидов или самого существенного в них.

Таким образом можно обходиться нашими тремя терминами; bw, vbw и ubw, если только не станем упускать из виду, что  в описательном смысле существует двоякое  бессознательное, в динамическом же только одно. В некоторых случаях, когда изложение преследует особые цели, этим различием можно пренебречь, в других же случаях оно, конечно, совершенно необходимо. Вообще же мы достаточно привыкли к двойственному смыслу бессознательного и хорошо с ним  справлялись¹³. Избежать этой двойственности, поскольку я могу судить, невозможно; различие между сознательным и бессознательным есть, в конечном счете, вопрос восприятия, на который приходится отвечать или да или нет, самый же акт восприятия не дает никаких указаний на то, почему что-либо воспринимается или не воспринимается. Нельзя  жаловаться на то, что динамическое в явлении может быть выражено только двусмысленно. Новейшее направление в критике бессознательного заслуживает быть здесь рассмотренным. Некоторые исследователи, не отказывающиеся от признания психоаналитических фактов, но не желающие признать бессознательное, находят выход из положения с помощью никем не оспариваемого факта, что и сознание как феномен дает возможность различать целый ряд оттенков интенсивности или ясности. Наряду с процессами, которые сознаются весьма живо, ярко и осязательно, нами переживаются также и другие состояния, которые лишь едва заметно отражаются в сознании, и наиболее слабо сознаваемые якобы суть те, которые психоанализ хочет обозначить неподходящим термином "бессознательное". Они-де в сущности тоже сознательны или "находятся в сознании" и могут стать вполне и ярко сознательными, если только привлечь к ним достаточно внимания.).