Известный отечественный
психолог Б. М. Теплов правильно
отмечал, что даже при полной
субъективной добросовестности
авторов результаты психологических
экспериментов будут определяться
теорией, которой они руководствуются.
В своих психологических изысканиях
В. Штерн и др. проявляли непонимание
особенностей психического отражения
объективной действительности. Так,
сущность непроизвольной памяти
они рассматривали как случайный
результат пассивного запечатления
мозгом действующих на него
факторов. Обзор различных теорий
памяти в зарубежной психологии
показал, что «основным и общим
для них пороком является то,
что память не изучалась как
продукт деятельности, и прежде
всего практической деятельности
субъекта, а также и как особая,
самостоятельная идеальная деятельность».
Это являлось одной из основных
причин, порождавших как механистические,
так и идеалистические представления
о памяти.
Развитие наук,
в том числе наук о социальных
явлениях, порождает стремление
разобраться в причинах преступности,
дать научное обоснование деятельности
социальных институтов, занимающихся
ее предупреждением. Таким образом,
уже в XIX в. начинает складываться новый
подход к решению данной проблемы, сутью
которого является стремление вскрыть
причины преступного поведения и на их
основе составить программу практической
деятельности по борьбе с преступлениями
и преступностью.
В середине XIX в.
Ч. Ломброзо одним из первых попытался
научно объяснить природу преступного
поведения с позиции антропологии. Теория
Ломброзо находит последователей и в наше
время. Отголоски ее можно найти в современных
теориях, таких как теория хромосомных
аномалий Клайнфельтера, во фрейдистских
и неофрейдистских учениях о врожденной
агрессии и разрушительных влечениях.
Очевидно, что
если до конца следовать логике
антропологической теории Ч. Ломброзо,
то борьба с преступностью должна осуществляться
путем физического уничтожения либо пожизненной
изоляции «врожденных» преступников.
Биологизаторский подход в объяснении
природы преступного поведения был подвергнут
серьезной, справедливой критике уже со
стороны современников Ломброзо, когда
преступность начала изучаться как социальное
явление.
3. История Юридической Психологии
В XX Столетии
Конец XIX – начало
ХХ в. характеризуются социологизацией
криминологического знания. Причины преступности
как социального явления начали изучать
социологи Ж. Кетле, Э. Дюркгейм, П. Дюпоти,
М. Вебер, Л. Леви-Брюль и др., которые, применив
метод социальной статистики, преодолели
антропологический подход в объяснении
природы преступного поведения, показав
зависимость отклоняющегося поведения
от социальных условий. Для своего времени
эти работы были безусловно прогрессивным
явлением.
Солидный статистический
анализ различных аномальных
проявлений (преступности, самоубийств,
проституции) за определенный исторический
отрезок, проведенный, в частности,
Ж. Кетле, Э. Дюркгеймом, показал, что число
аномалий в поведении людей всякий раз
неизбежно возрастало в период войн, экономических
кризисов, социальных потрясений, что
убедительно опровергало теорию «врожденного»
преступника, указывая на социальные корни
этого явления.
Эти факты нашли
свое отражение, в частности, в
ряде социально-психологических
теорий преступности американских
социальных психологов этого
периода – Р. Мертона, Д. Матса, Т.
Сайкса, Э. Глюка и др. В работах этих авторов
представлены многообразные подходы к
объяснению природы делинквентного поведения
за счет различных социально-психологических
феноменов и механизмов, регулирующих
взаимодействие и поведение людей в группе.
Характерная черта многих социально-психологических
теорий преступности – отсутствие методологической
платформы, игнорирование социально-экономической
детерминированности преступности и других
негативных социальных явлений.
Отличительная
особенность современного криминологического
знания – это системный подход
к рассмотрению и изучению
причин и факторов отклоняющегося
поведения, разработка проблемы
одновременно представителями различных
наук: юристами, социологами, психологами,
медиками.
Это, в свою
очередь, позволяет подходить к
практике предупреждения преступлений
комплексно. Немалую роль при
этом играет психолого-педагогическое
обеспечение правоохранительной, превентивной
и пенитенциарной деятельности
соответствующих социальных институтов.
Современные биологизаторские
криминологические теории далеко
не так наивно, как Ломброзо, объясняют
природу преступного поведения. Они строят
свою аргументацию на достижениях современных
наук: генетики, психологии, психоанализа.
Так, например, одной из сенсаций 1970-х гг.
было открытие так называемого синдрома
Клайнфельтера: хромосомные нарушения
типа 74XVV при нормальном наборе хромосом
у мужчин среди преступников встречаются
в 36 раз чаще.
В настоящее
время в западной криминологии
большое место занимают социально-психологические
теории преступности, объясняющие
социально-психологические механизмы
усвоения так называемой делинквентной
морали механизмами нейтрализации морального
контроля, или защитными механизмами.
Социальные психологи США, придерживающиеся
этих теорий, осуществили целый ряд довольно
оригинальных попыток объяснить способы
формирования делинквентной субкультуры
у несовершеннолетних.
Была проведена
также проверка гипотезы, согласно
которой хромосомные аномалии
чаще встречаются не у всех
преступников, а прежде всего
среди лиц высокого роста. Американский
национальный центр психического
здоровья в 1970 г. опубликовал доклад,
включающий обзор 45 исследований
предполагаемой связи хромосомных
аномалий с преступностью. Всего
было исследовано 5342 преступника, при
этом специально была подобрана
группа лиц высокого роста, что
якобы чаще всего связано с
агрессивным поведением при хромосомных
нарушениях. Среди этих лиц у 2 % были обнаружены
хромосомные нарушения, среди преступников
любого роста – 0,7 %, среди контрольной
группы законопослушных граждан, которая
составляла 327 человек, – 0,1 %.
По существу, это
исследование установило некоторую
минимальную связь хромосомных
аномалий не столько с преступностью,
сколько с душевными заболеваниями.
На Международной
конференции во Франции в 1972 г.
исследователи разных стран высказали
единодушное мнение, что зависимость
между генными нарушениями и
преступностью не подтверждается
статистически.
Таким образом,
теория хромосомных аномалий, как
когда-то и антропологическая
теория преступности, при более
тщательном изучении не нашла
своего подтверждения и была
подвергнута серьезной обоснованной
критике.
Особое внимание
последователи биологизаторского
подхода, и в частности представители
фрейдистской и неофрейдистской
школ, уделяют объяснению природы
такого свойства, как агрессивность,
которая якобы служит первопричиной
насильственных преступлений. Поведение,
целью которого является нанесение
вреда некоторому объекту или
человеку, возникает, по мнению фрейдистов
и неофрейдистов, в результате того,
что по различным причинам не получают
реализации отдельные неосознаваемые
врожденные влечения, что и вызывает агрессию.
В качестве таких неосознаваемых врожденных
влечений З. Фрейд рассматривал либидо,
А. Адлер – стремление к власти, к превосходству
над другими, Э. Фромм – влечение к разрушению.
Очевидно, что
в таком случае агрессивность
неизбежно должна возникать у
любого человека с врожденными,
сильно выраженными неосознаваемыми
влечениями, которые далеко не
всегда способны реализоваться
в жизни и потому находят
свой выход в деструктивном
поведении.
Однако последующие
исследователи агрессивности и
ее природы как за рубежом,
так и у нас в стране (А. Бандура,
Д. Бергковец, А. Басс, Э. Квятковская-Тохович,
С. Н. Ениколопов и др.) существенно изменили
точку зрения на природу агрессии и на
ее выражение.
Все большая
роль в природе агрессии отводится
социальным прижизненно действующим
факторам. Так, А. Бандура считает, что
агрессия – результат искаженного
процесса социализации, в частности
результат злоупотребления родителей
наказаниями, жестоким отношением
к детям. А. Бергковец указывает, что
между объективной ситуацией и агрессивным
поведением человека всегда выступают
две опосредующие причины: готовность
к агрессии (злость) и интерпретация данной
ситуации.
В 20-е годы «судебная
психология» – это авторитетная
и обширная область науки, имеющая
предметом изучения психологические
предпосылки преступления, быт и
психологию различных групп преступников,
психологию свидетельских показаний
и судебно-психологическую экспертизу,
психологию заключенного (тюремная
психология) и т. п.
(А. В. Петровский)
Индивидуальные
психосоматические и половозрастные
особенности, а также связанные
с ними отклонения (отставание
в умственном развитии, нервно-психическая
и соматическая патология, кризисные
возрастные периоды развития
и т. д.) рассматриваются как психобиологические
предпосылки асоциального поведения,
которые способны затруднять
социальную адаптацию индивида,
отнюдь не являясь при этом
причиной преступного поведения.
В настоящее
время в западной криминологии
большое место занимают социально-психологические
теории преступности, объясняющие
социально-психологические механизмы
усвоения так называемой делинквентной
морали механизмами нейтрализации морального
контроля, или защитными механизмами.
Социальные психологи США, придерживающиеся
этих теорий, осуществили целый ряд довольно
оригинальных попыток объяснить способы
формирования делинквентной субкультуры
у несовершеннолетних.
Сюда можно
отнести теорию «социальной аномалии»
Р. Мертона, которая построена на
гипотезе об отмирании, отпадении
норм морали при делинквентном
поведении (социология преступности);
теорию «нейтрализации» Д. Матса и Т. Сайкса,
которые считают, что преступник в целом
разделяет общепринятые нормы морали,
но оправдывает свое преступное поведение.
Развитию отечественной
юридической психологии в начале
cоветского периода способствовал большой
общественный интерес к вопросам осуществления
правосудия, законности, личности преступника
и др. В стране начался поиск новых форм
предупреждения преступности и перевоспитания
правонарушителей. Юридическая психология
приняла активное участие в решении этих
проблем. В 1925 г. в нашей стране впервые
в мире был организован Государственный
институт по изучению преступности и преступника.
В течение первых пяти лет существования
этим институтом было опубликовано значительное
количество работ по юридической психологии.
Специальные кабинеты по изучению преступника
и преступности были организованы в Москве,
Ленинграде, Саратове, Киеве, Харькове,
Минске, Баку и других городах.
Одновременно
велись исследования по психологии
свидетельских показаний, по психологической
экспертизе и некоторым другим
проблемам.
Интересные исследования
провел психолог А. Р. Лурия в лаборатории
экспериментальной психологии, созданной
в 1927 г. при Московской губернской прокуратуре.
Он изучал возможности применения методов
экспериментальной психологии для расследования
преступлений и сформулировал принципы
работы прибора, который впоследствии
получил наименование «разоблачителя
лжи» (лай-детектор).
Значительный
вклад в развитие юридической
психологии того времени внесли
такие известные специалисты, как
В. М. Бехтерев и А. Ф. Кони.
Секции криминальной
психологии, криминалистической рефлексологии
и психологии работали на первом
и втором Всероссийских съездах
по психоневрологии.
Юристы и психологи
настойчиво искали новые формы
борьбы с преступностью. Новый
общественный строй видел в
преступнике прежде всего человека.
Этот гуманистический принцип, положенный
в основу советского законодательного
регулирования вопросов доказывания,
естественно, усиливал интерес к
психологическим особенностям людей,
вовлеченных в орбиту уголовного
судопроизводства, вводил психологию
в круг проблем, изучение которых
было важно для успешного расследования
преступлений.
Сущность судебно-психологических
изысканий того периода известный
отечественный психолог А. В. Петровский
охарактеризовал следующим образом:
«В 20-е гг. “судебная психология”
– это авторитетная и обширная
область науки, имеющая предметом
изучения психологические предпосылки
преступления, быт и психологию
различных групп преступников, психологию
свидетельских показаний и судебно-психологическую
экспертизу, психологию заключенного
(тюремная психология) и т. п.».
В те годы
были переведены на русский
язык и изданы труды западных
ученых: Г. Гросса, О. Липпмана, Э. Штерна,
М. Геринга, Г. Мюнстерберга, А. Гельвига.
Это, безусловно,
не могло не повлиять на
судебно-психологические исследования.
Так, в работе А. Я. Канторовича
«Психология свидетельских показаний»
(1925) ощущается влияние немецкого
психолога В. Штерна и его последователей.
В 1927 г. появилась статья Н. Гладышевского
«Наша нормальная неправдивость», в которой
автор сделал вывод о том, что органы чувств
человека (зрение, слух, обоняние, осязание)
несовершенны и, следовательно, причины,
порождающие ошибки в показаниях свидетелей,
неустранимы. Сходные выводы содержались
и в другой статье Гладышевского «Рефлексология
свидетельских показаний».