Автор работы: Пользователь скрыл имя, 23 Января 2014 в 23:44, реферат
Борис Николаевич Ельцин -- один из величайших деятелей в истории России, человек, освободивший ее от коммунистического ярма, фактически спасший страну в момент экономической катастрофы, когда на пороге были голод, холод, гражданская война, добившийся, чтобы она с минимальными потерями пережила тектонический процесс распада СССР, направивший Россию в сторону демократии и рынка, в сторону европейской цивилизации.
Это выступление буквально привело в ярость Ельцина, который в тот момент находился с визитом в Китае.
-- Он, Клинтон, видимо... забыл, что такое Россия, -- заявил российский президент, -- что она владеет полным арсеналом ядерного оружия... Он решил поиграть мускулами, как говорится. Хочу сказать... Клинтону: пусть он не забывается, в каком мире он живет. Не было и не будет, чтобы он один диктовал всему миру, как жить. Многополярный мир -- вот основа всего. То есть так, как мы договорились с председателем КНР Цзян Цземинем, -- мы будем диктовать миру, а не он один.
Реакция на выступление Клинтона была явно неадекватной. Ельцин, видимо, решил, как и в Стамбуле, продемонстрировать, что он еще полон энергии, что он в полной боевой, бойцовской форме, а потому никому не позволит "вмешиваться во внутренние дела России". К тому же им, наверное, двигало еще и желание польстить "китайским товарищам", выставляя напоказ "вечную" дружбу с ними и подчеркивая его совместную с китайцами решимость не позволить Штатам быть единственным полюсом в мировой политике.
Так или иначе, уже на следующий день ельцинскому пресс-секретарю Дмитрию Якушкину пришлось "разъяснять", что имел в виду его шеф, в очередной раз показывая Западу "кузькину мать". -- Ни о каком разрыве отношений со странами Запада речи не идет, -- заявил Якушкин... -- Президент России считает принципиально важным отстаивать позицию России по конфликту на Северном Кавказе... Это -- внутреннее дело России, которая на Северном Кавказе борется с терроризмом.
Российские официальные лица высокого и не очень высокого ранга постоянно напирали на то, что происходящее в Чечне -- внутреннее дело России, хотя весь мир давно признал, что попрание прав человека не относится к категории "внутренних дел".
К "разъяснению" ельцинских слов вынуждены были подключиться и военные. Главком Ракетных войск стратегического назначения Владимир Яковлев растолковал непонятливым, что в своем заявлении в Пекине президент России как верховный главнокомандующий говорил о ядерном оружии сдерживания, а не о наступательном оружии. Яковлев подтвердил, что решения США и России о снятии полетного задания для межконтинентальных баллистических ракет, принятые ранее, продолжают действовать. Успокоил.
В общем, как это часто с ним бывало, с очередным "нашим ответом Чемберлену" Бориса Николаевича занесло...
16 ноября, еще накануне стамбульского саммита Борис Березовский на встрече с журналистами в Черкесске (он тогда баллотировался в Госдуму от Карачаево-Черкессии) предложил собственный план урегулирования в Чечне. План состоял из семи пунктов:
1. Чечня является составляющей частью РФ.
2. На всей территории Чечни в полном объеме действует Конституция РФ.
3. В Чечне возможна реализация
только такого решения,
4. Окончательное урегулирование может быть достигнуто только политическим путем.
5. Отряды чеченской оппозиции
должны быть добровольно
6. Суд над террористами должен происходить в соответствии с международным правом.
7. Международное сообщество и
Россия должны признать
План был явно утопическим, предвыборно-популистским: ни для той, ни для другой стороны в полном объеме он был неприемлем. У Москвы, конечно, не могло быть возражений против того, что Чечня -- это часть России, что на ее территории действует российская Конституция, что окончательное урегулирование чеченской проблемы может быть достигнуто только политическим путем (общая, никого ни к чему не обязывающая декларация)... А вот с тем, чтобы в Чечне были действительны только такие решения, которые поддерживает большинство населения республики или чтобы суд над террористами происходил по нормам международного права, Кремль, разумеется, никогда не согласился бы. Что касается чеченской стороны, для нее тут вообще ничто не было приемлемо, разве только все тот же декларативный пункт о политическом решении чеченской проблемы.
Понятное дело, Березовский и не рассчитывал на то, что его план примут: не настолько он наивен. У него, как всегда, по-видимому, были тут какие-то скрытые, "боковые" замыслы. В частности, можно предположить, он надеялся, что "для обсуждения плана по Чечне" его примет Путин, и на этом приеме, он, Березовский, попытается решить какие-то свои проблемы, никаким боком к Чечне не относящиеся.
В общем-то, так оно и получилось. 18 ноября Путин принял Березовского (здесь Борису Абрамовичу посодействовала пресса: на Путина посыпались вопросы, знаком ли он с планом олигарха). Не думаю, что само обсуждение предложенного Березовским плана заняло много времени. Как и ожидалось, Путин согласился, что некоторые его пункты "достойны внимания" -- в частности, первый и второй... В целом же план, как нетрудно было предположить, Путина не вдохновил.
Главной же целью визита Березовского, по-видимому, было -- замолвить слово за его протеже бывшего подполковника ФСБ Александра Литвиненко, который в то время пребывал под арестом (его беды начались после того, как в ноябре 1998-го -- он и несколько его товарищей выступили по телевидению со скандальными разоблачениями своей лубянской конторы).
Увы, этот демарш Березовского также не увенчался успехом. Как сообщалось в прессе, Путин (напомню: в ту пору, когда раскручивались события вокруг Литвиненко, он был как раз директором ФСБ) заявил своему посетителю, что никто не имеет права вмешиваться в ход следствия и что события должны развиваться так, как это определено законом.
Спустя всего лишь девять дней Московский гарнизонный военный суд снял с Литвиненко и его коллеги, другого бывшего подполковника ФСБ Александра Гусака обвинения в "превышении должностных полномочий с применением насилия", однако оба они тут же были арестованы по другому обвинению -- в превышении власти, вымогательстве, похищении людей и убийстве...
Как уже говорилось, одной из главных причин стремительного роста популярности Путина стало возобновление чеченской войны. Решительные жесткие действия нового начальника на Северном Кавказе нашли живой отклик в сердцах российских граждан. По опросам Фонда "Общественное мнение", проведенным 13 ноября и 11 декабря 1999 года, эти действия одобряли две трети наших соотечественников, отрицательно их оценивали менее одной пятой.
Подавляющее большинство опрошенных высказалось также за то, чтобы федеральные войска продолжали продвижение вглубь Чечни, не останавливаясь ни у Терека, ни у горной ее части (тогда кое-где в прессе еще велись споры об этом)...
В общем, основная масса российских граждан выступала за то, чтобы "мочить их в сортире".
Это при том -- об этом уже говорилось,
-- что всего лишь три с небольшим
года назад большинство наших
соотечественников
10 декабря неожиданно выяснилось
некое существенное
Кроме того, Путин сообщил, что накануне
у представителей российской стороны
была встреча с еще одним вице-
-- Появляются новые лица, а ответов до сих пор нет, -- сказал Путин.
Через два дня, выступая на канале ОРТ, Путин сделал одно существенное уточнение: переговоры ведутся "со всеми политическими силами в Чечне, не только с Масхадовым".
В ту пору на политическом горизонте появился муфтий Чечни Ахмад Кадыров, настроенный вполне лояльно к федеральной власти, и Москва стала постепенно склоняться к тому, чтобы именно на него сделать ставку как на главного партнера по переговорам с чеченской стороны. Правда, к этому времени Масхадов уже отстранил Кадырова от должности муфтия Чеченской Республики, посчитав его предателем, однако Кадыров пренебрег этим распоряжением президента.
Что касается самого Масхадова как партнера Москвы по переговорам, Путин довольно четко изложил, как он смотрит на этого деятеля: -- Первое, что должен сделать человек, который называет себя президентом республики или претендует на то, чтобы так называться, это выдать заложников, причем заложников, захваченных задолго до начала этого конфликта и удерживаемых там по криминальным мотивам, не по политическим. Их там более 350 человек, в том числе иностранцев. Однако Масхадов их не выдает. Есть два варианта ответа на вопрос, почему. Первый: он может это сделать, но не хочет. Тогда он полностью ассоциируется с бандитами, и тогда со стороны России с ним должны вести переговоры не президент страны и премьер-министр, а следователи прокуратуры и ФСБ, и не в Кремле и в Белом доме, а в Лефортове. Возможен и другой вариант: он хочет отдать, но не может. Он не может выдать заложников, он не может выдать преступников, бандитов и террористов, он не мог воспрепятствовать нападению на Дагестан, не мог воспрепятствовать взрывам в крупных городах России. Он ничего не может. А тогда возникает вопрос: зачем он нам нужен в качестве переговорщика, тот ли это человек, с которым можно и нужно договариваться?
Вроде бы все логично. Однако похожие вопросы в принципе можно было бы задать и самому Путину. Кто такие "заложники, удерживаемые по криминальным мотивам"? Это люди, похищенные уголовниками. В России из года в год бандиты похищают сотни, а возможно, и тысячи людей. По данным НИИ МВД, только за четыре месяца 1999 года было зарегистрировано 529 похищений (не считая случившихся на Северном Кавказе). 529 зарегистрировали. На деле же, без сомнения, таких преступлений было значительно больше. Следуя логике Путина, от него тоже можно было бы потребовать немедленно освободить этих людей, а их похитителей передать в руки правосудия. Поскольку эта задача явно оказалась бы для него непосильной, мы бы имели полное право задать ему тот же вопрос, что и он Масхадову, -- почему? Он не хочет или не может? Поскольку ясно, что не может, мы были бы вправе потребовать от него сей же час подать в отставку...
Так обстояло дело с заложниками. Что касается террористов, подорвавших дома в российских городах, никаких доказательств, что это сделали именно чеченцы, в тот момент не было. Позже некоторых преступников вроде бы нашли и осудили (другие были убиты). Однако, учитывая состояние наших следственных органов, нашего "басманного" правосудия, у многих остались сомнения, что были найдены и осуждены истинные виновники.
Такого рода сомнения зародились сразу же после взрывов, после рязанского инцидента. Была даже создана общественная комиссия во главе с депутатом Сергеем Ковалевым, которая начала параллельное, независимое расследование. Однако после того, как на участников этой комиссии начали оказывать давление, после того, как ведущие ее члены либо были убиты (Юшенков), либо умерли при странных обстоятельствах (Щекочихин), либо подверглись опять-таки странному нападению (Лацис), либо оказались за решеткой (Трепашкин), это расследование заглохло...
Наконец, насчет Дагестана... Туда действительно вторгся Басаев со своим отрядом из 650 человек. Он никогда не скрывал этого. Так же, как после не скрывал, что организовал теракты на Дубровке, в Беслане. Но выдать этого террориста Москве Масхадов действительно не мог, даже если бы захотел. В Ичкерии не было той "вертикали" власти, какую соорудил в России Путин. Масхадов и Басаев располагались на властной "горизонтали", почти на одном уровне. Масхадов размещался чуть-чуть повыше, но Басаев тоже занимал разные правительственные посты: был первым вице-премьером, замещал премьера в его отсутствие... Баллотировался в президенты Чечни. Главное же -- он был для многих чеченцев, -- по крайней мере, наверное, для большинства воюющих чеченцев -- "национальным героем". Без сомнения, высоко его ценил и сам Масхадов, хотя он неустанно повторял, что не приемлет террористических методов борьбы. Так что требования Москвы, чтобы он громогласно отрекся от терроризма, были совершенно излишними. Но под терроризмом чеченский президент понимал не вооруженную борьбу вообще, а насилие над гражданским населением, нападение на мирные объекты. Масхадов, а затем его преемник на президентском посту Садулаев достаточно твердо настаивали, чтобы Басаев отказался от террора. И в конце концов, в какой-то момент тот вроде бы последовал этим настояниям...
Кроме того, многие отряды чеченских боевиков -- так называемые "индейцы" -- вообще никому не подчинялись, действовали автономно, самостоятельно, в том числе и прибегая к террору. Укротить их в ту пору было такой же невыполнимой задачей, как вообще покончить с уголовщиной...
В общем, ясно, что Москва предъявляла Масхадову либо риторические (отречься от терроризма), либо невыполнимые требования. Было ясно, что серьезные переговоры Москве не нужны.