Исламизм в современной политической теории и практике

 

Кафедра Социологии и Политологии

 

Реферат на тему:

Исламизм в  современной политической теории и  практике.

 

 

 

 

 

 

 

2013 год.

 

 

Содержание:

 

 

Введение………………………………………..3

1.Что такое исламизм…………………………….4

2.Политическая теория исламизма……………...8

3.Политическая практика исламизма…………..12

4.Исламистские движения……………………....18

    Заключение…………………………………….23

Литература……………………………………..24 
Введение

 

«Исламизм»  — лишь один из множества терминов, определяющих политическую активность под эгидой религии. Есть еще «фундаментализм¹» («неофундаментализм»), «интегризм²», «политический ислам», «ваххабизм³» («неоваххабизм»), «традиционализм⁴» («неотрадиционализм»), «нативизм⁵», «джихадизм» («джихадистский исламизм»), «ревайвализм». С начала 1990-х годов в оборот вошло словосочетание «исламский экстремизм». К «исламизму» же порой добавляется приставка «нео-». Изучение исламизма имеет огромное значение для современного мира так как решение проблем возникающих на почве этого явления касается мировой безопасности. Поэтому я бы хотел рассказать об этом явлении в своем реферате.

 

1.Что такое исламизм

Исламизм - это  крайне воинственная и мобилизующая идеология, развитая на основе избранных  священных писаний, текстов, легенд Ислама, исторических прецедентов, организационного опыта и современных обид и печалей. Всё это представляет собой защитную реакцию против долговременной эрозии главенствующей роли Ислама в общественной, институциональной, экономической, социальной и культурной жизни мусульманских обществ в 20-ом столетии.

 Эта идеология вводится в практику через возрождение давнишнего понятия исламского джихада (священной войны) в его самых сильных и агрессивных формах, войны против окружающего мира язычества, многобожия, идолопоклонства, безбожия, атеизма, предательства и неверия, известного этой идеологии как вероотступничество (Jahiliyyah) 20-ого столетия. (Jahili, джахили, - сознательное, умышленное игнорирование норм ислама)

Окончательная цель исламизма состоит в спасении современного мира от этого состояния - Jahili, навязанного ему современным Западом. Это должно произойти таким же способом, каким возвышение и быстрое распространение Ислама 13-цать столетий назад спасло мир от очень похожего состояния Jahili, доминировавшего над миром тогда.

Результаты  претворения в жизнь этого великого спасительного проекта в настоящее время вполне очевидны и проявляются:

                -- в процессах ре-исламизации,  которые происходят уже сейчас  в лишь "номинально" мусульманских  странах и обществах, 

                -- во внутреннем вооруженном джихаде против отступнических режимов, доминирующих сейчас во всех так называемых мусульманских государствах и правящих всеми так называемыми мусульманскими областями и

                -- во внешнем великом джихаде  против глобального нечестивого союза Западных современных крестоносцев с миром Еврейства, Сионизма⁶ и Израилизма.

Во-первых, исламизм утверждает реставрацию первоначальных, недеформированных или утраченных на дорогах истории исламских  ценностей и представлений.

 Во-вторых, предполагает жесткую установку на единство светского и религиозного начал и не приемлет даже намека на секулярность⁷, ибо его приверженцы сознают, что без признания за исламом «нерасчлененности» мирского и духовного их идеология сразу окажется несостоятельной.

В-третъих, предлагает идеальный, с точки зрения своих адептов⁸, вариант устройства общества, а значит, и государства, основанного на законах шариата, социальной справедливости, с сильным правителем. Этот правитель совмещает светскую и духовную власть, гарантирует социальную справедливость общине, которая, в свою очередь, всецело поддерживает сильную и справедливую власть.

В-четвертых, в  исламизме культивируются разного  рода фобии, отторжение чужих ценностей  и органиченность в использовании  чужого, неисламского опыта.

По сути, идейное  острие исламизма направлено на решение  не религиозных, но светских проблем  обустройства общества. С другой стороны, богословский дискурс есть не просто идеологический флер. Религиозная интерпретация  становится главным инструментом доведения до рядовых мусульман политических и социальных установок, а также средством мобилизации на борьбу за предлагаемые исламистами цели.

 Исламистов  объединяет общая черта: приход  в политику из религии. Свой  духовный авторитет они обретали  одновременно с политическим опытом, становясь одновременно религиозными наставниками и политическими лидерами. Исламисты олицетворяют единство религии и политики. Аятолла Хомейни говорил, что «ислам в целом — это политика... Политическая наука берет начало в исламе». «Ислам имеет дело с политикой, с управлением страной. Исламские законы дают возможность управлять большими странами». Власть неотделима от Бога, а принципы управления миром просты и понятны.

Исламисты —  не циничные прагматики, для которых  религия есть лишь инструмент для достижения конкретных целей или средство для удовлетворения своего самолюбия. Они на самом деле служат своим идеалам, во имя которых готовы идти на немалые жертвы, в том числе сознательно рисковать своим благополучием и жизнью.

 Можно рассматривать исламизм как своего рода сектантство — совокупность политизированных исламских сект, как это делает, например, российский исламовед Александр Игнатенко. Если взглянуть на предлагаемые исламистскими группировками трактовки коранических аятов и хадисов Сунны, зачастую можно обнаружить оригинальные богословские интерпретации.

 Однако ассоциировать  «Братьев-мусульман», ХАМАС, «Исламский  джихад», «Хезболлу», «Аль-Каиду»  и прочие сотни больших и  малых группировок и движений  с сектантством недостаточно. К  тому же возникает вопрос: к какой секте можно причислить таких выдающихся теоретиков и практиков фундаментализма, как пакистанец Абу Аля Маудуди, египтянин Сайид Кутба, суданец Хасан ат-Тураби, да, кстати, и Усама бен Ладен и т. п.? Если пойти по этому пути, то придется «изобретать» новые секты — «усамисты», «маудудисты» и проч. Что, кстати говоря, некоторыми аналитиками уже делается.

В случае с исламистами  следует исходить не из того, насколько  их представления о религии соответствуют  взглядам их соперников, но из их самовосприятия: они считают себя мусульманами, выступают от имени исламской общины, пользуясь к тому же традиционными исламскими вокабулами⁹, апеллируют к Корану, Сунне, шариату. Их взгляды, между прочим, формально не являются полностью противоположными тем, которые отстаивают их оппоненты-модернизаторы. В конце концов и те, и другие утверждают, что действуют во имя триумфа ислама.

Просто исламизм — самая крайняя в компендиуме  исламских идеологий. Однако количество не переходит в качество: исламисты, включая экстремистов, действуют в пределах одной и той же религии. И не пытаются создать какую-то другую. Следуя этой логике, терроризм является именно исламским, но он заполняет лишь одну, причем не самую большую, часть политического и культурно-конфессионального пространства мусульманской религии.

Таковой она оставалась до начала широкомасштабного вторжения в мусульманский мир Запада, принесшего иные ценности и представления. С XVIII века мировоззрение мусульманского мира формируется под воздействием дихотомии¹⁰ «Запад—Восток», причем в условиях, когда Запад становится все более могущественным, опережая Восток экономически и выигрывая одно за другим военные сражения. «Для исламской цивилизации современный период принес упадок и унижение». Как следствие этого, мировоззрение мусульманского общества формируется под знаком его отношений с иноверческой культурой и идеологией. В центре оказываются поиски ответа на внешний вызов, разработка вариантов развития, нацеленных на преоделение отставания от Запада.

В этом смысле вполне допустимо преподносить «исламизм» и как своеобразный вариант «тьер-мондизма», что делает, например, политолог Георгий Мирский. Однако, несмотря на время от времени звучавшие среди последователей «тьер-мондизма» революционаристские нотки, он не был агрессивен, никому и в голову не могло прийти, что «тьер-мондиеты» способны обратиться к террористическим методам. При всех своих частных амбициях «тьер-мондизм» выступал в роли прилежного ученика и пусть и настойчивого, но все же просителя. «Третий мир» был и остается гетерогенен и сформирован по принципу социально-экономического неравенства. Он никогда не был цивилизацией. Страны, составляющие «третий мир», проваливались в него в силу конкретных, печальных для себя обстоятельств и рассматривают свое «членство» в нем как нечто временное. Их главная и единственная цель — во что бы то ни стало приблизиться к лидерам мирового развития. А к мусульманскому миру и исламской цивилизации временно принадлежать невозможно.

  

2.Политическая теория исламизма

Американский  исследователь Даниэл Пайпс сравнивает исламизм с фашизмом, говоря о его  «универсальной пригодности для  всех слоев населения». Существует и мнение о схожести исламизма  с нацизмом. В обоих случаях  аргументом является комплекс неполноценности, реализующийся через гипертрофию: в одном случае — своей нации, в другом — религии. «Исламисты, нацисты, неонацисты... используют религиозные и расовые теории, чтобы оправдать свое стремление к "золотому веку" и призывы возврата к чистоте». «Унижение, о котором кричат исламисты, не есть следствие какого-то специфического действия или обстоятельства; это унижение великого, понимающего, что не он на вершине. Это ненависть к тому, кто наверху...» «...Гитлер использовал то же самое чувство абстрактного унижения». Маргарет Тэтчер, нагнетая страх, в 2002 году назвала исламизм «новым большевизмом». Очевидно, бывшая премьер-министр Великобритании была знакома с мнением классика современного американского исламоведения Бернарда Льюиса, еще в 1950-е годы отметившего, что у ислама и коммунизма немало общего: авторитарная традиция; правительственный патернализм вкупе с управляемой государством экономикой; доктринальный тоталитаризм; чувство коллективного долга, а также стремление к экспансии... Допустимость сопоставления коммунистического учения и исламизма подтверждается уже тем, что к исламской альтернативе обращались люди, уже успевшие вкусить от марксизма, например египтянин Рашид Рида, Абу Аля Маудуди, который в период своей журналистской практики до Второй мировой войны разделял марксистские представления. С марксизмом (и уж конечно, с советским политическим опытом) были неплохо знакомы и некоторые радикальные иранские муллы.

Среди исламистов популярна и часто цитируема  книга Сайида Кутба «Малим фит-тарик» (что может быть переведено как «Верстовые столбы»), которая порою именуется журналистами «исламским коммунистическим манифестом». Сайид Кутб истолковывал свою позицию следующим образом: «Ислам нуждается в возрождении. Его начинает меньшинство, изолированное от впавшего в варварство общества, которое направлено против него [меньшинства]... Меньшинство уповает только на разрушение с помощью силы, на насилие... Чтобы проникнуть в сердца людей, сообщество [истинно] верующих должно смести все преграды, отделяющие его от остальных...» Чем не цитата из «Интернационала»: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем...»? «Достигнуть возрождения ислама можно только с помощью силы...», — убежден идеолог египетского «Джихада» Мухаммад аль-Фарадж.

Существует  мнение, что исламизм цикличен: проникавшие в течение какого-то исторического времени извне и накапливавшиеся внутри самого мусульманского мира новации пробуждали не только стремление адаптировать их и адаптироваться к ним, но и провоцировали ответную религиозную реакцию борьбы против «бида» (нововведений). Можно сказать еще проще: исламизм — точнее, его исторические аналоги — присутствовал в мусульманской традиции всегда. «Фундаментализм... почти так же стар, как и сам ислам». Еще самого Пророка один из его сподвижников призывал вернуться к «истинному исламу». Отсюда — вывод о его вечности. Исламизм — это не болезнь, которая поддается пусть трудному и длительному, но все же лечению. Это клетки самого «организма» исламской традиции, исламской политической культуры. Он постоянно регенерируется, и замены ему нет. А из этого следует, что каждому, кому предстоит иметь дело с любым мусульманским обществом, должен учитывать присутствие в нем исламистского компонента, соответствующих ему действий в политической сфере и не отвергать с порога диалог с его носителями.

По словам американского  ученого Ибрахима Карауана, у исламистов «есть особое чувство времени (что  можно обнаружить в заявлениях Сайида Кутба, Аймана аз-Завахири и Усамы  бен Ладена и др.), благодаря которому ислам видится противостоящим проистекающей изнутри и извне великой опасности — культурной, политической и экономической маргинализации, искажению идентичности, а также подчинения и перехода в услужение западным державам».

Среди европейских  и американских ученых сформировались два полярных взгляда на влиятельность и перспективы исламизма. Согласно первому, он обречен на неудачу и уже потерпел поражение; для других — это направление в идеологии и практике мирового мусульманства является вечным, а в начале нынешнего столетия даже набирающим силу. Одна из наиболее жестких формулировок первого подхода была предложена французами Оливье Руа в опубликованной еще в 1992 году книге «Крах политического ислама» («L'Echec de I'lslam politique») и Жиллем Кепелем в монографии 2002 года «Джихад: Экспансия и упадок исламизма» («Jihad. Expansion et declin de 1'Islamisme»), О. Руа считает, что «исламизм, усохший до неофундаментализма, не является более геостратегическим фактором: он не объединит мусульманский мир, не изменит соотношение сил на Ближнем Востоке. От Касабланки до Ташкента исламистские движения протекали в рамках уже существующих, сложившихся государств, от которых они воспринимают стиль использования власти, стратегические установки и национализм».