Рисунок как метод диагностики и коррекции детей из приёмных семей

К. Риччи в работе 1885 г. отмечал, как дети рисовали то, о существовании чего они знали, а не то, что видели на самом деле, приводя в

пример удивительные репродукции рисунков, изображающих людей, видимых через корпус кораблей, всадников, у которых при этом видны были обе ноги, и звонаря в колокольне. То, что существует, должно быть показано. Анализируя первую стадию развития фигуративного искусства, И. Пиотровска рассказывает, как дети рисуют известную, но не видимую действительность и как увеличиваются фигуры под влиянием аффективных и экспрессивных воздействий. X. Энг изучала рисунки своей племянницы с самых первых каракулей до работ девочки в возрасте 8 лет. Ее наблюдения подтвердили данные исследователей из других стран: самый первый наиболее узнаваемый рисунок – это обычно человеческая фигура, и тот факт, что ребенок рисует то, что он знает, а не то, что видит. Ребенок рисует человека одинаково, независимо от того, есть ли перед ним человек или другая модель, или он рисует по памяти. [8] М. Прудомью  утверждает, что ребенок рисует не предмет сам по себе, он рисует свое представление о предмете. В. Вульф замечает, что детское искусство отражает внутренний реализм, необходимый аспект нашего мышления, указывающий на то, что самый важный элемент, влияющий на представление ребенка и рисунки, – это эмоциональный фактор. [8] Г.Г. Сперинг обнаружил, что дети не пытаются нарисовать то, что они в действительности видят, они рисуют то, что помнят; только позже на них повлияет их актуальное восприятие, а также советы, инструкции и руководство. [8] X. Рид согласился с тем, что рисунок – это скорее психическая реальность, нежели визуальные наблюдения. Также он отмечал, что изображение не является исключительно умственным, здесь присутствуют и эмоциональные элементы.

Следовательно, рисунки  детей представляют собой изображение, а не воспроизведение,  они выражают внутренний, а не визуальный реализм. Рисунки характеризуют прежде всего  самого ребенка, нежели служащий моделью  предмет, т. к. в изображении присутствуют как эмоциональные, так и познавательные элементы. То, что видим мы, то, что видит ребенок, это не то же самое, что отражается на линзе фотоаппарата. Я могу добавить, что по той же самой причине двое людей смотрят на один и тот же предмет, но воспринимают его по-разному. Обобщая, можно сказать, что исследователи дают следующие ответы на вопрос «Что рисуют дети?»:

1. То, что для них  важно: значимые люди, потом животные, дома, деревья.

2. Что-то, но не все,  известное им о предмете.

3. То, что в этот момент вспомнилось.

4. Идея, окрашенная эмоциями.

5. Внутреннюю, незримую реальность.

Следовательно, дети – экспрессионисты, для которых предмет служит исключительно ориентиром или катализатором. Результат не зависит от того, рисует ли ребенок по памяти или срисовывает с образца. [8]

«Библия говорит о  том, как Всевышний закончил творение созданием человека. Поворачивая  ход событий вспять, дети начинают свое творчество с создания человека». [8] Связь количественных различий в рисунках человеческой фигуры с хронологическим и умственным возрастами является основой для оценки интеллекта. Согласившись с тем, что в рисунках могут быть установлены качественные различия, мы столкнемся с различными точками зрения относительно значения этих различий. Множество работ, посвященных данной теме, отражает ту важность, которую эта проблема приобрела для психологов, педиатров, воспитателей и художников. Можно сказать, что мы все знаем о том, что в самом ребенке таится некое откровение, что-то исключительно личное, что может помочь понять ребенка и его проблему. Помимо индивидуальных особенностей в рисунке есть общие, всеобъемлющие характеристики, обозначаемые такими словами, как гротескный, эксцентричный, искаженный, рассогласованный, сжатый, неопределенный, подавленный, слабый», или их антонимами: реалистичный, приятный, соразмерный, согласованный, экспансивный, конкретный, свободный, смелый. Валидность рисунков фигуры человека как выражение умственного возраста была установлена и не оспаривается.

Обзор литературы показывает, что было предпринято множество попыток, чтобы внести научную объективность в то, что продолжает быть высоко субъективным, – клиническую процедуру. Особенно интересовалась этой проблемой К. Маховер, которая внесла свой значительный вклад в интерпретацию детских рисунков. [8] Какое-то время существовало мнение о том, что рисунок ребенка – это рисунок самого себя. Будем считать установленным тот факт, что большинство детей рисуют человека своего пола, но также верно, что спонтанный рисунок человека изображает взрослого, а не ребенка. Кажется, что ребенок больше интересуется взрослыми, чем самим собой. Только позднее, когда он будет достаточно взрослым, чтобы нарисовать свою семью, он укажет на одну из фигур среди своих братьев и сестер и скажет: «Это я». Есть случаи, в которых ребенок недвусмысленно изображает себя: например, окруженный страхами и тревогами, он рисует рыдающего ребенка. [8]

Многолетние наблюдения и изучение рисунков самых известных  специалистов приводят  к выводу о том, что, когда ребенок в порядке и далек от тревог, его интеллект свободен, поведение открыто. Реагируя на окружающее, ребенок, очарованный внешним миром, забывает себя и изображает в рисунках скорее концепцию человечества, чем себя. Похожая ситуация наблюдается и в физическом аспекте: в повседневной суете мы не ощущаем сердце или желудок до тех пор, пока они не беспокоят нас. Чем лучше мы себя чувствуем, тем меньше мы склонны беспокоиться или даже думать о самих себе. Ребенок, не испытывающий тревог, забывает себя, окруженный множеством людей и вещей. И когда он рисует человека, вероятнее всего, результатом будет схема, которая отражает значение взрослого в его мире. Если эта интерпретация верна, то она делает более валидным применение рисования для диагностики детей с эмоциональными проблемами. Их рисунки будут содержать символические элементы, отражающие их расстройства. Рисунки хорошо приспособленных детей удивительно схожи. Рисунки же детей с эмоциональными проблемами поразительно различны, так как у каждого ребенка свой вид расстройства. [8]

При изучении рисунков часто  возникает впечатление, что они  говорят больше, чем мы можем расшифровать, тем не менее, нужно избегать видеть в рисунке больше, чем там есть, т. к. рисунки не говорят все. Это лишь помощник, часто незаменимый, в понимании проблемы, которую невозможно выразить словами.

3. ПРОЕКТИВНЫЕ  ГРАФИЧЕСКИЕ МЕТОДЫ В ИЗУЧЕНИИ  ДЕПРИВИРОВАННЫХ ДЕТЕЙ

Несмотря на то, что  – как в большинстве случаев  проективных техник – предлагаемые системы оценки, касающиеся гипотез  и интерпретации рисунков, показали определенную неоднородность, использование рисунка как проекции внутреннего опыта личности, пользуется огромной популярностью. Когда терапевты начали повсеместно использовать эту практическую и не возбуждающую страхов методику получения необходимой информации о внутренних конфликтах, желаниях и фантазиях, появились новые варианты тем для рисунков. [17]

Как уже отмечалось ранее, В. Вольф не согласен с утверждением, что дети рисуют то, что знают, а  не то, что видят. Он настаивал на том, что самый важный элемент – эмоциональный фактор – был упущен. Рисунки рассматривались и как выражение представления о теле, которое сформировано внешними воздействиями, а также процессом взросления, причем среди внешних влияний особое значение приписывалось фигурам родителей. Третьей величиной в формировании представления о теле стали процессы восприятия, в которых ощущения и движение неразрывно связаны.

Как выражение представления  о теле рисунки могут рассматриваться  с точки зрения интеграции познавательного, эмоционального и перцептивного аспектов, откуда и извлекается это представление. Отсюда вытекает разница между изображением человека ребенком с эмоциональными или невралгическими нарушениями и изображением человека здоровым ребенком. Непосредственное наблюдение подтвердило это, поэтому рисунок человека был включен в диагностические методики, особенно эффективные при подозрении на церебральную дисфункцию и наличие эмоциональных расстройств. [13]

Многолетний опыт работы с тестом «Нарисуй человека» убеждает исследователей, что, если результат не соответствует умственному возрасту ребенка, причина различий должна находиться или во внутренней неврологической дисфункции, или во внешних факторах, неблагоприятно влияющих на эмоциональную жизнь ребенка. В обоих случаях основная проблема – неразвитая, поврежденная, искаженная концепция тела. Эффективность применения этого теста в диагностике, в силу его валидности, очевидна. Тест «Нарисуй человека» за короткий период стал одним из самых популярных, хорошо отработанных и более ценимых вариантов техники рисунка. [5]

Поскольку манера рисования  во многом определяется особенностями  познавательной сферы ребенка, рисунок  можно рассматривать как показатель интеллектуального развития. На этой основе американским психологом Ф. Гудинафом был разработан несложный тест «Рисунок человека». Практическое использование этого теста вскоре показало, что его психодиагностические возможности гораздо шире, чем мыслилось его создателю. Действительно, тщательный анализ изображения человеческой фигуры позволяет сделать довольно точное заключение об уровне умственного развития рисовавшего ребенка. [8]

«Рисунок семьи» – одна из самых популярных методик, которую используют психологи в работе с детишками уже младшего дошкольного возраста. Данная методика направлена на выявление эмоциональных проблем и трудностей взаимоотношений в семье. В рисунке дети могут выразить то, что им трудно бывает высказать словами. По образному выражению Г.Т. Хоментаускаса, эта методика позволяет «посмотреть на мир глазами ребенка», дает представление о субъективной оценке ребенком своей семьи, своего места в ней, о его отношении с другими членами семьи. Методика основана на естественной деятельности детей от пяти до десяти лет – рисовании, что способствует установлению хорошего эмоционального контакта психолога с ребенком. [10]

Среди исследователей нет  единого мнения, кто и когда  предложил использовать рисунок  семьи в психодиагностических целях. Начиная с 30-х годов прошлого столетия эту методику разрабатывали и  американские, и европейские, и отечественные ученые. Развитие методики шло по двум направлениям: изменение инструкции к заданию и расширение диапазона интерпретируемых деталей. Существует множество модификаций применения теста и обработки результатов. Ребенка просят или «нарисовать свою семью» (В.Хьюлс), или «нарисовать семью» (Е. Хаммер), или «нарисовать всех членов своей семьи, занятых чем-либо» (методика «Кинетический рисунок семьи» Р.Бернса).

«Рисунком семьи» пользовались многие известные исследователи и практики: А..И. Захаров, Е.Т. Соколова, В.С. Мухина, А.С. Спиваковская. Сегодня эта методика популярна как у зарубежных, так и отечественных психологов. «Рисунок семьи» дает ясную информацию о всех ее членах, взаимоотношениях, проблемах, статус ребенка в ней. Если, например, ребенок считает, что он для семьи важнее, чем остальные дети в семье, вероятнее всего он нарисует себя рядом с родителями. И наоборот: ребенок, чувствующий себя изолированным – на рисунке поместит себя сбоку или не включит в действия, принимаемые родителями. Просьба нарисовать дерево обычно связана с идеей, что эта тема отражает более глубокие и , возможно, менее сознаваемые чувства о своем «Я». Рисунок человека более непосредственно выражает чувства, с которыми пациент сталкивается ежедневно. [5]

«Чтобы прожить жизнь  достойно, надо построить дом, посадить дерево и вырастить сына». (Народная мудрость). Тест «Дом – Дерево – Человек» появился в арсенале практической психологии в 1948 г. Предложил его Дж. Бук в качестве проективной методики. По мнению Бука, рисунки дома, дерева и человека являются своеобразным автопортретом испытуемого, его проекцией. С «Человеком» все более- менее понятно. Но почему в одном ряду с ним оказались «Дом» и «Дерево. Возможно, обоснование для выбора Дж. Бука лежит в сфере культурологии. [5] Образ дерева присутствует практически во всех культурах, начиная с эпохи бронзы – т.е. с того периода, когда пространство в сознании людей приобретает свою структуру, начинает члениться на области значимого и незначимого, центра и периферии, верха и низа, правого и левого и т.п. (В наскальных рисунках эпохи палеолита такого членения еще не было.)

В качестве упорядочивающего начала, оси, вокруг которой обустраивается мир, выступает так называемое Мировое  древо и его модификации – древо жизни, древо познания, древо восхождения, шаманское древо и т.п. Дерево структурирует пространство по вертикали и горизонтали.

Нижняя часть дерева – корни – соотносится с подземным царством, средняя – ствол – с наземным царством, верхняя – крона – с царством небесным. Соответственно, мифы связывают эти царства с прошлым, настоящим и будущим, с господством стихий (вода, земля, огонь) и разных существ. В горизонтальном плане Мировое древо членит пространство на стороны света. Иными словами, Мировое древо – это символ мироустройства, мирового порядка, выражение закона, противоположного предшествующему миру Хаоса. [1]

Подобно дереву, дом в  сознании древнего человека являлся  не просто жилищем, но имел высокий  семантический статус – был моделью космоса, сотворенной по определенным законам пространства. Дом, подобно дереву, тоже являлся точкой отсчета пространства, тоже членил мировое пространство на центр и периферию, на верх (крыша), низ (подполье) и середину (жилые помещения). Деревце, согласно мифологическим представлениям, призвано воплощать собой точку отсчета мирового пространства, центр мира: ведь именно в центре мира был возведен когда-то Самый Первый Дом. [1]

Человек тоже является моделью  мира, воспроизводит космос в качестве микромира. При этом образы дерева и дома коррелируют в мифологии с образом человека. В строении дерева усматриваются элементы человеческого тела: крона – голова, ствол – туловище, корни – ноги. Точно так же и дом наделяется антропоморфными чертами. У славянской избы, к примеру, есть лицо (у «лица» пролегает «улица»), очи (окна), лоб, ноги, зад. И это – далеко не полный перечень терминов, общих для описания человека и жилища. В произведениях искусства образы человека, дерева и дома могут быть взаимозаменяемыми. Достаточно вспомнить мифы и народные сказки, в которых люди превращаются в деревья, а деревья берут на себя материнские или охранительные функции по отношению к претерпевающим бедствия героям законосообразности. [1] Образы дома и дерева в силу своей универсальности могут считаться архетипическими. Так что подход Дж. Бука опирается на богатую культурно-историческую традицию. Однако Бук переносит эту традицию в область психологии личности.