Российская модель управления

Перспективы

Каковы же перспективы  русской модели управления? Суждено  ли ей или отмереть как устаревшей (и как отмереть — вместе со страной  или без нее?), или сохраняться  неизменной, или преобразоваться  во что-то новое и более современное?

Первое просто нереально. Прежде всего потому, что времена, когда безжалостная межгосударственная конкуренция уничтожала государства и населяющие их народы, давно миновали. А представить себе ситуацию, при которой русский народ вдруг откажется от своей системы управления, которая и сделала его этим самым народом, невозможно. Ведь национальный менталитет, являющийся неотъемлемым элементом системы управления, останется тем же самым. Отказаться от своего менталитета не смогут, даже если очень захотят, ни индивидуум, ни народ.

Чем резче перемены в социально-политическом строе, тем  заметнее неизменность базовых, структурообразующих  элементов национальной системы  управления. Так, большевистская революция, казалось бы, изменила все, но сохранила  и продолжала использовать все главные  управленческие идеологемы и механизмы. Как было дореволюционное русское общество сословным, таким оно осталось и при большевиках. Просто знаки поменялись — бывшие высшие сословия стали низшими, а бывшие низшие и угнетаемые превратились в высших и угнетателей. Советское государство продолжало отслеживать социальное происхождение каждого подданного (например, обязательный пункт анкеты о профессии родителей — из рабочих, служащих или крестьян) с еще большим рвением, чем царское. Уравниловка, являвшаяся в дореволюционной России преобладающей тенденцией, в СССР стала безальтернативным способом перераспределения ресурсов. Так же и с другими характеристиками системы управления.

Россия не единственная страна, пытавшаяся (да и сейчас пытающаяся) сознательно заменить свою систему  управления на более подходящую. Пока что никому в мире это не удавалось. Напротив, на протяжении всей второй половины XX века можно проследить, как самые разные страны, даже те, кто столетиями ждал своей очереди на право встать на ступеньку эскалатора, именуемого прогрессом, в конце концов находили способ успешно использовать свои национальные управленческие системы для развития рыночной экономики и соответствующих ей социальных и политических институтов.

Второй вариант  — сохранение русской модели управления в неизменном виде — крайне маловероятен и внутренне противоречив. «Система управления остается наименее эффективной  и наименее модернизированной частью общественного организма»^[596]. Наша система управления в ее нынешнем состоянии неадекватна тем историческим вызовам, с которыми на рубеже тысячелетий столкнулась Россия. Указанная неадекватность проявляется и в убогих, зачастую карикатурных формах политической демократии, и в отторжении экономикой конкурентных отношений, и в неэффективности государства, и в иррациональном поведении населения. Следствием чего является многолетнее топтание на месте, при котором вынужденная обстоятельствами эскалация реформ не дает ожидаемых результатов.

Традиционный для  России путь преодоления отставания — проведение модернизации по западным образцам с помощью государственной  мобилизации ресурсов общества и  перераспределения их на решающие направления  — в нынешних условиях уже не срабатывает. Первая причина, по которой  подобная модернизация недостижима, — сложное устройство современного общества. Одно дело мобилизовывать ресурсы, представленные тем или иным количеством голов скота, призывников и фиксированной подати с каждой десятины земли, и совсем другое — пытаться учесть и мобилизовать спрятанные в балансах многообразные активы реальных и подставных фирм и фирмочек, а также неучтенные доходы физических лиц.

Разумеется, можно  и далее облагать налогами каждую транзакцию, но как обеспечить реальный сбор этих налогов? Чем сложнее производство и общество в целом, тем менее  действенным становится применение государством традиционных русских  управленческих механизмов. «Если в  „эпоху угля и стали“ экономический  рывок требовал централизации сил  и средств, то постиндустриальные технологии требуют всемерного развития индивидуализма и свободы»^[597]. «Модернизация больше не означает имитацию технико-производственной структуры ведущих западных государств»^[598]. «На сей раз успех определяется не одним лишь достижением паритета с ведущими капиталистическими армиями, но в еще большей степени, чем в петровскую или советскую эпоху, эффективностью воспроизводства социальных институтов и образа жизни, обеспечивающих западные экономические и культурные преимущества»^[599].

Владимир Серафимович, на сегодняшний  день как Вы оцениваете российскую систему управления?

 
- Вы знаете, я сошлюсь на книгу  А.П. Прохорова «Русская модель  управления». Автор утверждает, что  русская управленческая культура  принципиально отличается от  любой западной. Прохоров считает,  что русская система управления  всегда пребывает в одном из  двух состояний – в состоянии  стабильном, застойном, или же  переходит в аварийно-мобилизационный,  кризисный режим работы. В стабильном  состоянии управление осуществляется  административно-распределительными  средствами, систему невозможно  реформировать. В стабильном  состоянии, по мнению Прохорова, русская модель неэффективна, но когда система переходит в аварийный режим работы, стиль действий всех управленческих звеньев коренным образом меняется, они начинают работать результативно. Используя многочисленные исторические примеры, А.П.Прохоров обосновывает положение о том, что «поскольку русская модель управления формировалась фактически в военных условиях, то она работает результативно лишь в том случае, если лютость собственного начальства становится сопоставима с жестокостью внешнего врага». Мне кажется, что это очень верное замечание. В нашей стране человека не может заставить работать ни моральный кодекс, ни экономические стимулы, а только административные меры.

 
Эта модель во многом соответствует  нашей действительности, но она обращена в прошлое. Говоря о сегодняшнем  дне, я считаю, что нужно создать  новую, более адекватную современности  модель управления – российскую. На мой взгляд, сегодня важнейшей  задачей в области управления должно стать выявление той части  национальных традиций, культуры, которая  наиболее совместима с современными методами и системами управления. Многие трудности становления рыночной экономики в нашей стране порождены  именно пренебрежением к особенностям российской истории и менталитета.

 
В мире есть примеры эффективных  национальных моделей управления –  например, китайская, американская, шведская, финская, очень известна японская. По мнению одного из классиков управления Питера Друкера основное различие между высокоразвитой Японией и относительно слаборазвитой Индией состоит в том, что японские менеджеры сумели адаптировать мировой опыт управления к национальной специфике, найти именно те управленческие идеи и нововведения, которые в наибольшей степени отвечали японским культурно-историческим традициям. А индийцы этого сделать не смогли. Мы же сейчас бездумно тиражируем американскую модель, безусловно, эффективную как таковую, но не отвечающую российским реалиям.

О.В. Мартышин. Идейно-политические основы современной российской государственности.

 
ГОСУДАРСТВО И  ПРАВО, 2006, № 10, с. 31-37

ИДЕЙНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ

ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

©2006 г. О.В. Мартышин[1]

На первый взгляд, предлагаемая постановка вопроса противоречит Конституции РФ, поскольку в ч. 2 ст. 13 сказано: «Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». При буквальном понимании этой формулы, особенно в сочетании с ч. 1 той же статьи («В Российской Федерации признается идеологическое многообразие»), может сложиться впечатление полной деидеологизации, строительства государства, свободного от любых идейно-политических установок.

Так ли это и  возможно ли это? Мыслимы ли в современном  мире государство или конституция, которые не опирались бы на определенные политические, а значит, в немалой мере и идеологические принципы? Отрицательный ответ представляется очевидным.

Это означает, что  ч. 2 ст. 13 Конституции РФ нуждается в ограничительном толковании. Намерения составителей Конституции понятны. Они хотели исключить повторение советского (и не только советского) опыта, когда идеология правящей партии (в нашем случае официальный «марксизм-ленинизм») фактически возводилась в ранг закона. Ею были пронизаны не только политические документы, деятельность государства, но и общественная жизнь, образование, искусство, литература, философия, воспитание.

Составители Конституции 1993 г. имели в виду, что государство не должно никому навязывать мировоззрение и литературные вкусы. Но это правило юридически закреплено в ст. 28 (право «…свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними»), ст. 29 («свобода мысли и слова») и в ч. 1 ст. 13 Конституции (в «Российской Федерации признается идеологическое многообразие»).

Часть 2 той же статьи представляется одним из «архитектурных излишеств» Конституции. Психологически оно вполне объяснимо советским прошлым. Но это положение неточно и небезобидно. Идеологический плюрализм, свобода мысли, права человека как высшая ценность – тоже своего рода идеология.

Любая конституция  современного государства представляет собой не только важнейший источник права, но также политический и идеологический манифест. Она декларирует важнейшие принципы, в соответствии с которыми должна строиться жизнь не только государства, но и общества. Они и составляют своего рода государственную идеологию. Эти принципы формируются обычно в преамбулах, в разделах об основах конституционного и общественного строя, о правах человека. Ими проникнуты и остальные разделы конституции.

Конституция РФ 1993 г. не представляет исключения. При ее написании широко использовались «мировые стандарты». Некоторые положенные в ее основу идейно-политические принципы сформулированы прямо, другие напрашиваются как вывод из текста Конституции. В качестве идеологических и программных эти принципы заслуживают самого пристального внимания. Их необходимо констатировать, обсуждать, разъяснять, толковать, а нередко расшифровывать и уточнять.

Не будем забывать, что Конституция принималась после острейшего политического кризиса осени 1993 г., в спешном порядке. Это не способствовало ее всестороннему обсуждению и осознанному отношению участников референдума ко всем ее положениям. Тогда многим казалось, что главное в Конституции – создание действенной системы власти, и именно таков был мотив массового одобрения предложенного документа в целом. Некоторые важнейшие статьи Конституции не были замечены, поняты, разъяснены. Вопросы социально-экономического развития отодвигались на второй план политическим конфликтом, борьбой за власть. Большинство участников референдума вряд ли отдавало себе отчет в характере и глубине социально-экономических перемен, задуманных вдохновителями и составителями проекта Конституции.

Конституция РФ 1993 г. – веха в развитии отечественной государственности. Она ознаменовала принципиальные сдвиги в социальной, политической и идеологической природе государства.

Попытаемся рассмотреть  идейно-политические основы РФ, вытекающие из текста Конституции, т.е. самые общие программные принципы этого документа, не претендуя ни на исчерпывающий перечень этих основ, ни, тем более, на безусловность оценок.

Представляется, что самые общие характеристики новой российской государственности сосредоточены в трех статьях Конституции: ст. 1 («…Россия есть демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления»); ст. 7 («Российская Федерация – социальное государство»); ст. 14 («Российская Федерация – светское государство»).

Широко признается программный характер названных  определений, особенно в том, что  касается правового и социального государства. Предстоит много сделать для реального воплощения этих принципов. Отсюда потребность в их тщательной разработке, комментировании, разъяснении, а возможно, и усовершенствовании, не только на доктринальном, но и на законодательном уровне.

***

Среди характеристик  Российского государства, содержащихся в ст. 1 Конституции, на первое место поставлен ее демократический характер. И федерализм, и республиканизм, и правовую природу государственности можно рассматривать как выражение демократизма, как формы демократического устройства государства.

Понимание демократии не сводится к буквальному смыслу слова. Это не только власть народа или власть большинства, проявление или выявление «общей воли» (по Руссо), суверенитета народа, перед которыми гражданин беззащитен. Конституция РФ исходит из современной концепции демократии, явившейся итогом развития мировой политической мысли и практики на протяжении последних трех-четырех столетий. Эта концепция включает гарантии прав личности, свободу политической деятельности, контроль за носителями власти, предполагающий систему представительных учреждений, разделение властей, режим законности, наличие специальных органов надзора, различные виды ответственности. Поскольку Конституция лишена каких бы то ни было преломлений марксистского подхода к определению социальной природы государства, есть все основания утверждать, что она исходит из либерального понимания демократии.

Важнейший компонент  такого понимания – признание  особого значения прав и свобод человека. Помимо развернутого перечня прав и свобод человека, данного в гл. 2 Конституции, им посвящена и ст. 2: «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства».

Заключительная  часть этой статьи — безупречный юридический текст, возлагающий на государство обязанность гарантировать права человека. Что же касается первой фразы, она носит публицистический характер, лишена точности, которая должна быть присуща правовым актам, и потому не влечет юридических последствий. Чтобы не порождать неясностей и кривотолков, лучше всего было бы эту фразу снять[2]. Иначе при склонности нашей науки к догматике можно ожидать появления глубокомысленных рассуждений о правовом институте «высшей ценности». Уязвимость этой фразы в том, что она не объясняет, что же такое «высшая ценность» в понимании составителей Конституции. Если над этим задуматься, то сразу возникают сомнения: существует только одна «высшая ценность» или их несколько, а может быть множество? Как следует поступать в случае коллизии, конфликта «высших ценностей», все ли они равнозначны и равновелики, нет ли среди них «наивысших» или «самых высших ценностей»?