Концепция гуманитарной интервенции в современном международном праве

5)    НАТО, в противовес основополагающим принципам Хельсинкского Заключительного акта 1975 года, Устава ООН и базовых документов ОБСЕ, которые предполагают использование только мирных средств разрешения конфликтов, главную ставку делает на военную силу.

Таким образом, по опыту интервенционистских действий в Ираке, в Югославии и Ливии можно утверждать, что гуманитарные вмешательства зачастую сами создают гуманитарные катастрофы. А значит, не только правовой, но даже моральный аспект применения силы против суверенного государства не выдерживает критики. Как отмечает Л. Тарасова, «для того чтобы военное вмешательство НАТО могло быть легитимным, то есть оправданным с моральной точки зрения, оно, безусловно, должно иметь беспристрастность «международного арбитра» к конфликтующим сторонам и объективность оценки ситуации, а в выборе средств устранения несправедливости не может существовать права на ошибку, так как речь идет о невосполнимых человеческих жизнях.»30 «Арбитр» ни в коем случае не должен ради восстановления попранных прав и справедливости сам чинить произвол, а также наносить больший ущерб по сравнению с тем, который он предотвращает. На деле же принцип беспристрастности был изначально нарушен.31

По словам Л.Тарасовой32, в ходе той же самой силовой акции НАТО в Югославии совершалась несправедливость еще больших масштабов, чем гипотетические репрессии в отношении югославских албанцев. Достижение поставленной натовскими стратегами декларативной цели – устранение несправедливости – осуществлялось по принципу «цель оправдывает средства». Совершенно очевидно также и то, что позиция Североатлантического альянса в отношении соблюдения индивидуальных и коллективных прав лишена принципиальности и носит избирательный характер. Показательно, что проблема прав человека серьезно поднимается лишь в отношении тех государств, которые проводят политику, противоречащую интересам трансатлантического сообщества. Все это говорит об отсутствии легитимности в действиях гуманитарных интервентов.

§ 6 Проблема гуманитарных интервенций на  постсоветском пространстве.

Проблема «гуманитарной интервенции» часто рассматривается в связи с анализом международных конфликтов на постсоветском пространстве и участием в разрешении их международных организаций и России. Сложность указанной проблемы состоит в том, что в юридическом сообществе возникает масса споров относительно того, имели ли на постсоветском пространстве настоящие гуманитарные интервенции в классическом смысле или же речь идет о действиях без применения вооруженной силы или даже о приглашении государством иностранных вооруженных сил.

Проблема возникла тогда, когда после распада СССР на  его месте сразу же возникли многочисленные конфликты, в том числе с вооруженными столкновениями, порожденные в основном сепаратистскими и националистическими устремлениями, которые охватили обширные зоны бывших союзных республик, особенно южных, и сопровождались острыми гуманитарными кризисами.

В связи с возникшей ситуации в 1992 в Хельсинки был принят документ «Вызов времени перемен»33. Он был поддержан большинством мировых лидеров, поставившими свои подписи под этим и последующими документами ОБСЕ, в которых проблема интернационализации конфликтов на территории СНГ, их урегулирования силами общеевропейского сообщества получила дальнейшее развитие. В ОБСЕ сложилось общее понимание, что предотвращение и урегулирование конфликтов и гуманитарных кризисов на постсоветском пространстве – проблема общеевропейского масштаба, решение которой не под силу одной стране и потребует координации усилий всех государств - членов ОБСЕ, привлечения значительных сил и средств, не исключая в некоторых случаях и военного персонала. Поэтому под эту проблему, при активном участии России и других государств СНГ, была разработана солидная теоретическая и правовая база. В частности, в таких основополагающих документах ОБСЕ, как Парижская хартия 1990 года, Хельсинкский документ 1992 года и последующих документах, подписанных СССР и Россией.

Правда, приходится констатировать, что меры эти мало что дали для реального предотвращения и урегулирования уже возникших конфликтов и облегчения положения людей, пострадавших в них или вынужденных покинуть места своего постоянного проживания. Вся тяжесть по ликвидации последствий этих конфликтов, их сдерживанию и урегулированию легла на страны СНГ, прежде всего на Российскую Федерацию. В результате, Российской Федерации, которую и саму не обошли стороной внутренние конфликты, в частности в Чечне, в течение последних двух десятилетий практически в одиночестве исполнять функции основного миротворца на пространстве бывшего СССР.

По мнению Т. Бордачева, усилия, предпринимаемые ОБСЕ в Приднестровье, Нагорном Карабахе, Таджикистане, ограничивались в основном посредническими функциями, политическими консультациями, обменом информацией и заметного успеха не принесли. Да и большинство участников этого процесса - представители ведущих западных стран не столько стремились к урегулированию конфликтов, сколько опасались усиления влияния России на постсоветском пространстве, что сказывалось и на эффективности миротворческих усилий, предпринимаемых ООН.34

ООН, которая обладает намного более эффективными инструментами и возможностями разрешения конфликтов, чем ОБСЕ, значительным миротворческим опытом, также не стремилась ввязываться в конфликтные ситуации на территории бывшего СССР, ограничиваясь мало обязывающими резолюциями Совета Безопасности в отношении ряда конфликтов на постсоветском пространстве и кое-где используя своих наблюдателей. Единственный более или менее значимый вклад ООН – активное участие в процессе национальной консолидации в Таджикистане, но и здесь, как показали дальнейшие события, он далеко не завершен и ситуация в республике продолжает накаляться35.

Североатлантический альянс, пытающийся взять на себя функции главного миротворца в евроатлантической зоне, как и отдельные его члены, прежде всего США, основные свои усилия сосредоточили на том, чтобы упрочить свое влияние в новых независимых государствах, освоить в оперативном отношении новые для себя театры военных действий и в конечном счете обеспечить контроль над важными в геополитическом и стратегическом отношении территориями, запасами минеральных ресурсов, коммуникационными маршрутами, а главное – вытеснить из этих регионов Россию или, по крайней мере, максимально ослабить ее роль в этих государствах (в первую очередь это касается республик Закавказья и Центральной Азии, прилегающих к Каспию). А конфликтные ситуации в представляющих интерес для блока регионах, складывающаяся здесь обстановка перманентной межэтнической и военно-политической напряженности, скорее, способствовали достижению этих целей. К тому же НАТО опасается   не столько конфликтов на территории СНГ. Главный приоритет их политики на постсоветском пространстве – не допустить интеграции бывших советских республик, объединения их вокруг России, консолидирующий потенциал которой хотя и был значительно подорван за последнее десятилетие, но все еще остается сегодня довольно высоким. Если предпринимаемые Россией усилия по урегулированию конфликтов в соседних странах СНГ приведут хотя бы к частичному успеху, это объективно усилит центростремительные тенденции новых независимых государств в направлении Москвы, чего опасаются Североатлантического альянса, задающие тон и в ОБСЕ. Едва ли не все попытки Москвы по нормализации обстановки в зонах конфликтов, особенно в тех из них, где находятся российские воинские контингенты, на Западе воспринимают как угрозу собственным интересам в этих регионах и подаются общественному мнению как проявление «имперских амбиций», угроза суверенитету молодых государств.36

В связи с этим в литературе зачастую встает вопрос о том, являются ли  миротворческие операции «гуманитарными интервенциями». Миротворческие функции, которые России пришлось выполнять в Южной Осетии и Приднестровье, Абхазии и Таджикистане, требовали немалых материальных затрат со стороны России, которая и без того столкнулась со значительными политическими и экономическими. И тем не менее, надо признать, что миротворческие усилия России в СНГ принесли свои позитивные результаты. В частности, был накоплен богатый опыт, в том числе по организации и применению коллективных усилий. Как бы то ни было, но вооруженные столкновения сторон в большинстве конфликтов были остановлены, поставлены барьеры на пути перерастания гуманитарных кризисов в масштабные гуманитарные катастрофы, установлена стабильность, пусть пока в ряде районов хрупкая и неустойчивая.

Представляется все же, что главный положительный итог миротворческой деятельности России в государствах СНГ – это перевод большинства вооруженных конфликтов в политическое русло, в правовое поле, с использованием не только – и не столько - военных, сколько политических, дипломатических и иных мирных средств их дальнейшего урегулирования. И такой последовательный курс, особенно активно проводившийся в последнее время, приводит, в конце концов, к положительным сдвигам в урегулировании сложных внутригосударственных и межгосударственных конфликтов в СНГ.

Исходя из этого представляется, что миротворческую деятельность России на постсоветском пространстве нельзя считать «гуманитарной интервенцией», поскольку надо отметить, что применение российских воинских контингентов в зонах конфликтов на территории СНГ осуществлялось в строгом соответствии с принципами гуманитарных операций, декларируемых ООН и ОБСЕ. Т. е. они вводились в страну с согласия обеих враждующих сторон, после прекращения ими боевых действий и не предпринимали никаких принудительных действий, выходящих за рамки согласованного сторонами мандата. Ни о каком вмешательстве во внутренние дела государств пребывания со стороны российских властей или миротворцев речи никогда не шло, хотя, надо признать, такие ничем не обоснованные обвинения порою звучали37. Именно под таким углом зрения некоторые представители высшего руководства США из состава прошлой администрации пытались подавать мировому общественному мнению ситуацию в Приднестровье, обвиняя Россию в том, что пребывание российского воинского контингента дестабилизирует обстановку в регионе и служит опорой «незаконному сепаратистскому режиму Тирасполя»38. В 2008- 2009 заявления о российском вторжении и нарушении суверенитета Грузии звучали и в выступлениях грузинских лидеров и мировых лидеров их поддерживающих.

Заслуга миротворческой деятельности России в странах СНГ со вводом воинских контингентов в зоны конфликтов видится также и в том, что их присутствие послужило, как признают некоторые авторы39, сдерживающим фактором для гуманитарного вмешательства в исполнении Североатлантического альянса и примерно по той же программе, которая была продемонстрирована им в Ираке и Югославии.

                                         Заключение

В конце XX-начале XXI века мир стал свидетелем резкого роста внутригосударственных конфликтов на межнациональной и межэтнической почве с использованием сторонами регулярных вооруженных сил или хорошо подготовленных и вооруженных боевых формирований, конфликтов, в которых, как правило, зачастую страдают огромные массы гражданского населения, происходят массовые нарушения прав человека, демократических прав и свобод, разрушается социальная инфраструктура, требует соответствующей реакции мирового сообщества и объективно повышает востребованность силовых гуманитарных акций.

Гуманитарное вмешательство в дела суверенных государств в складывающихся сегодня в мире условиях становится одним из определяющих элементов формирующегося нового миропорядка.

Однако важно понимать, что   гуманитарная интервенция, как и многие другие процессы и явления, вызванные глобализацией или сопутствующие ей, сочетает в себе и позитивное начало, и многие негативные черты как объективного характера, так и порою искусственно привносимые определенными заинтересованными силами. А во-вторых, уже сейчас стала явственно проявляться опасная тенденция своеобразной “приватизации” подобных акций отдельными государствами или союзами государств (речь идет в первую очередь о Североатлантическом союзе), создания собственной обособленной правой базы для таких операций, не совпадающей с общепризнанными международными законами и соглашениями или даже игнорирующих их, но зато выгодной этому государству или союзу.

Анализируя массив литературы, как отечественной, так и зарубежной по теме «гуманитарная интервенция», можно к следующим основным выводам:

1. При многообразии определений «гуманитарной интервенции», большинство юристов-международников сходятся во мнении, что  гуманитарная интервенция  в той или иной степени предусматривает использование вооруженной силы на территории иного государства с  целью предотвращение широкомасштабного страдание и гибель населения.
2. Термин «гуманитарная интервенция» нередко подменяется иными терминами из международного права, имеющими зачастую схожий, но тем не менее другой смысл
3. Вопрос относительно правомерности гуманитарной интервенции – дискуссионный и зависит во многом от того, что для того или иного исследователя приоритетней – права человека или суверенитет государства.
4. Касательно того, при каких обстоятельствах может осуществляться гуманитарная интервенция, то большинство исследователей сходятся во мнении, что необходимо  наличие внутренней ситуации, представляющей явную угрозу для международного мира и стабильности, а также наличие фактов грубого нарушения прав человека и массового и систематического страдания населения. Относительно того, кто может быть субъектом вмешательства, то в литературе принята точка зрения о предпочтительности применения гуманитарного вмешательства со стороны не государств, а международных организаций универсального и регионального характера. При этом вмешательство со стороны международных организаций видится не только более разумным, но и единственно законным, а государства, по их мнению, права на такую интервенцию не имеют. Говоря о целях гуманитарных интервенций, то правомерны лишь те, единственной его целью которых выступает предотвращение или прекращение крупномасштабных серьезных нарушений прав человека, особенно права на жизнь. При этом эти гуманитарные миссии не должны иметь политической подоплеки.
5. Давая международно-правовую оценку гуманитарным интервенциям в Югославии, Ираке и Ливии, как российские, так и зарубежные исследователи обращают внимание на неправомерный характер этих операций НАТО. Итак, учитывая уроки югославской, иракской и ливийской трагедий, можно сделать вывод, что в современном мире сложилась реальная опасность использования такой деликатной сферы, как права человека в качестве прикрытия насильственных действий в отношении суверенных государств. Глобальную систему обеспечения международной безопасности необходимо строить на прочной основе правомерности. Реагирование на гуманитарные кризисы, пресечение нарушений прав и свобод человека должны осуществляться в соответствии с Уставом ООН. Применение силы в обход механизма ООН необходимо полностью исключить. Правомерность гуманитарных интервенций не выдерживает критики ни с точки зрения законности, соответствия нормам и принципам обычного и договорного международного права, ни с точки зрения легитимности, оправданности и адекватности, поскольку, как показывает практика, политические мотивы в межгосударственных взаимоотношениях, всегда довлеют над гуманными.
6. Несмотря на то, что ООН, ОБСЕ и НАТО потенциально обладают довольно эффективными инструментами и возможностями разрешения конфликтов на постсоветском пространстве, усилия указанных организаций по разрешению кризисов на деле носят исключительно декларативный характер, поскольку они мало или вообще не заинтересованы в разрешении конфликтов. В то же время миротворческая деятельность России в ряде стран СНГ принесли свои позитивные результаты, поскольку вернули  большинство вооруженных конфликтов в политическое русло, в правовое поле, с использованием не только военных, но и политических, дипломатических и иных мирных средств их дальнейшего урегулирования. Исходя из этого, применительно к гуманитарным операциям на территории постсоветского пространства со стороны России нельзя применить термин «гуманитарная интервенция».