Жизнь и творчество А.Н. Островского

                             Жизнь и творчество А.Н. Островского 

 

 

 

 

 

 

 

 

РЕФЕРАТ

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

СОДЕРЖАНИЕ

 
    Роль Островского в истории  развития русской драматургии     

Жизнь и творчество А. Н. Островского     

Детство и юношеские  годы    

Первое увлечение театром     

Обучение и  служба    

Первое увлечение. Первые пьесы     

Размолвка с  отцом. Свадьба Островского     

Начало творческого  пути     

Путешествие по России     

“Гроза”     

Второй брак Островского     

Смерть великого драматурга

Жанровое своеобразие драматургии А. Н. Островского. Значение в мировой литературе  
 
    Литература  
    

 

 

 

 

 

 

 

 

Роль  Островского в истории развития русской драматургии

Александр Николаевич Островский.... Это явление  необычное. Его роль в истории  развития русской драматургии, сценического искусства и всей отечественной культуры трудно переоценить. Для развития русской драматургии он сделал столь же много, как Шекспир в Англии, Лоне де Вега в Испании, Мольер во Франции, Гольдони в Италии и Шиллер в Германии.

Несмотря на притеснения, чинимые цензурой, театрально-литературным комитетом и дирекцией императорских театров, вопреки критике реакционных кругов, драматургия Островского приобретала с каждым годом все большие симпатии и среди демократических зрителей, и в кругу артистов.

Развивая  лучшие традиции русского драматического искусства, используя опыт прогрессивной  зарубежной драматургии, неустанно  познавая жизнь родной страны, непрерывно общаясь с народом, тесно связываясь с наиболее прогрессивной современной  ему общественностью, Островский стал выдающимся изобразителем жизни своего времени, воплотившим мечты Гоголя, Белинского и других прогрессивных деятелей литературы о появлении и торжестве на отечественной сцене русских характеров.

Творческая  деятельность Островского оказала большое влияние на все дальнейшее развитие прогрессивной русской драматургии. Именно от него шли, у него учились лучшие наши драматурги. Именно к нему тянулись в свое время начинающие драматические писатели.

О силе воздействия Островского на современную ему писательскую молодежь может свидетельствовать письмо к драматургу поэтессы А. Д. Мысовской. “А знаете ли, как велико было Ваше влияние на меня? Не любовь к искусству заставила меня понять и оценить Вас: а наоборот, Вы научили меня и любить, и уважать искусство. Вам одному обязана я тем, что устояла от искушения попасть на арену жалких литературных посредственностей, не погналась за дешевыми лаврами, бросаемыми руками кисло-сладких недоучек. Вы и Некрасов заставили меня полюбить мысль и труд, но Некрасов дал мне только первый толчок, Вы же— направление. Читая Ваши произведения, я поняла, что рифмоплетство — не поэзия, а набор фраз —не литература, и что, только обработая разум и технику, художник будет настоящим художником”.

Островский  оказал мощное воздействие не только на развитие отечественной драматургии, а и на развитие русского театра. Колоссальное значение Островского в развитии русского театра хорошо подчеркнуто в стихотворении, посвященном Островскому и прочтенном в 1903 году М. Н. Ермоловой со сцены Малого театра: На сцене жизнь сама, со сцены правдой веет, 
 
    И солнце яркое ласкает нас и греет.... 
    Звучит живая речь простых, живых людей, 
    На сцене не “герой”, не ангел, не злодей, 
    А просто человек.... Счастливый лицедей 
    Спешит скорей разбить тяжелые оковы 
    Условности и лжи. Слова и чувства новы, 
    Но в тайниках души на них звучит ответ, — 
    И шепчут все уста: благословен поэт, 
    Сорвавший ветхие, мишурные покровы 
    И в царство темное проливший яркий свет

О том же знаменитая артистка писала в 1924 году в своих воспоминаниях: “Вместе с Островским на сцену явилась сама правда и сама жизнь.... Начался рост оригинальной драматургии, полный откликами на современность.... Заговорили о бедных, униженных и оскорбленных”.

Реалистическое  направление, приглушаемое театральной  политикой самодержавия, продолжаемое и углубляемое Островским, поворачивало театр на путь тесной связи с действительностью. Лишь оно давало театру жизнь как  национальному, русскому, народному  театру.

“Литературе Вы принесли в дар целую библиотеку художественных произведений, для сцены создали свой особый мир. Вы один достроили здание, в основание которого положили краеугольные камни Фонвизин, Грибоедов, Гоголь”. Это замечательное письмо получил среди прочих поздравлений в год тридцатипятилетия литературно-театральной деятельности Александр Николаевич Островский от другого большого русского писателя— Гончарова.

Но  намного раньше о первом же произведении юного еще Островского, напечатанном в “Москвитянине”, тонкий ценитель изящного и чуткий наблюдатель В. Ф. Одоевский написал: “Если это не минутная вспышка, не гриб, выдавившийся сам собою из земли, просеченной всякой гнилью, то этот человек есть талант огромный. Я считаю на Руси три трагедии: “Недоросль”, “Горе от ума”, “Ревизор”. На “Банкроте” я поставил номер четвертый”.

От  столь многообещающей первой оценки до юбилейного письма Гончарова—полная, насыщенная трудом жизнь; трудом, и  приведшим к столь логической взаимосвязи оценок, ибо талант требует  прежде всего великого труда над собою, а драматург не погрешил перед богом—не зарыл свой талант в землю. Опубликовав первое произведение в 1847 году, Островский с тех пор написал 47 пьес да более двадцати пьес перевел с европейских языков. А всего в созданном им народном театре— около тысячи действующих лиц. Незадолго до смерти, в 1886 году, Александр Николаевич получил письмо от Л. Н. Толстого, в котором гениальный прозаик признавался: “Я по опыту знаю, как читаются, слушаются и запоминаются твои вещи народом, и потому мне хотелось бы содействовать тому, чтобы ты стал теперь поскорее в действительности тем, что ты есть несомненно, — общенародным в самом широком смысле писателем”.

 
 
    Жизнь и творчество А. Н. Островского 
    Детство и юношеские годы

Александр Николаевич Островский родился в Москве в культурной, чиновничьей семье 12 апреля (31 марта по старому стилю) 1823 года. Корнями своими семья уходила в духовенство: отец был сыном священника, мать—дочерью пономаря. Более того, отец, Николай Федорович, и сам закончил Московскую духовную академию. Но промыслу священнослужителя предпочел карьеру чиновника и преуспел в ней, так как добился и материальной независимости, и положения в обществе, и дворянского звания. Это был не сухой чиновник, замкнутый только на своей службе, а широко образованный человек, о чем свидетельствует хотя бы его увлечение книгами—домашняя библиотека Островских была весьма солидной, что, кстати, сыграло не последнюю роль и в самообразовании будущего драматурга.

Жила  семья в тех замечательных местах Москвы, которые затем нашли доподлинное отражение в пьесах Островского, —сначала в Замоскворечье, у Серпуховских ворот, в доме на Житной, купленном покойным папенькой Николаем Федоровичем по дешевке, с торгов. Дом был теплый, просторный, с мезонином, с пристройками, с флигелем, сдававшимся жильцам, и с тенистым садом. В 1831 году семью постигло горе—после родов девочек-близнецов умерла Любовь Ивановна (всего она родила одиннадцать детей, но выжило только четверо). Приход в семью нового человека (вторым браком Николай Федорович женился на лютеранке баронессе Эмилии фон Тессин), естественно, внес в дом некоторые новшества европейского характера, что, впрочем, пошло на пользу детям, мачеха была заботливей, помогала детям в изучении музыки, языков, формировала круг общения. Сначала и братья и сестрица Наталья сторонились новоявленной маменьки. Но Эмилия Андреевна, добродушная, спокойная по характеру, заботами и любовью к оставшимся сиротам привлекла к себе их детские сердца, потихоньку добившись замены прозванья “милая тетенька” на “милую маменьку”.

Теперь  стало все по-другому у Островских. Эмилия Андреевна терпеливо учила  Наташу и мальчиков музыке, французскому и немецкому языкам, которые знала  она в совершенстве, приличным  манерам, обхождению в обществе. Завелись в доме на Житной музыкальные вечера, даже танцы под фортепьяно. Появились тут нянюшки и кормилицы для родившихся малышей, гувернантка. И ели теперь у Островских, что называется, по-дворянски: на фарфоре и серебре, при крахмальных салфетках. Николаю Федоровичу все это сильно нравилось. А получив по достигнутому в службе чину потомственное дворянство, тогда как ранее числился он “из духовного звания”, отрастил себе папенька бакенбарды котлеткой и принимал теперь купечество лишь в кабинете, сидя за обширным столом, заваленным бумагами и пухлыми томами из свода законов Российской империи. 

 
    Первое увлечение  театром

Все тогда  радовало, все занимало Александра Островского: и веселые вечеринки; и разговоры с друзьями; и книги  из обширной папенькиной библиотеки, где прежде всего читались, конечно, Пушкин, Гоголь, статьи Белинского да в журналах и альманахах разные комедии, драмы, трагедии; и, конечно, театр с Мочаловым и Щепкиным во главе.

Все восхищало  тогда Островского в театре: не только пьесы, игра актеров, но даже и нетерпеливый, нервный шум зрителей перед началом спектакля, сверкание масляных ламп и свечей. дивно расписанный занавес, самый воздух театральной залы—теплый, душистый, пропитанный запахом пудры, грима и крепких духов, какими опрыскивались фойе и коридоры.

Именно  тут, в театре, на галерке, познакомился он с одним примечательным молодым  человеком—Дмитрием Тарасенковым, из новомодных купеческих сынков, до страсти  любивших театральные представления.

Это был  не малого росту, широкогрудый, плотный юноша лет на пять, на шесть старше Островского, со светлыми волосами, стриженными в кружок, с острым взглядом маленьких серых глаз и зычным, истинно дьяконским голосом. Его мощный крик “браво”, каким встречал он и провожал со сцены знаменитого Мочалова, легко заглушал аплодисменты партера, лож и балконов. В своей черной купеческой поддевке и голубой русской рубашке с косым воротом, в хромовых, гармошкой, сапогах он разительно походил на добра молодца старинных крестьянских сказок. Из театра они вышли вместе. Оказалось, что оба живут невдалеке друг от друга: Островский— на Житной, Тарасенков —в Монетчиках. Еще оказалось, что оба они сочиняют пьесы для театра из жизни купеческого сословия. Только Островский еще лишь примеривается да набрасывает комедии прозой, а Тарасенков пишет пятиактные стихотворные драмы. И, наконец, оказалось, в-третьих, что оба папаши— Тарасенкова и Островского —решительно против подобных увлечений, считая их пустым баловством, отвлекающим сыновей от серьезных занятий.

Впрочем, папаша Островский ни повестей, ни комедий сына не трогал, в то время как второй гильдии купец Андрей Тарасенков не только что сжигал в печке все писания Дмитрия, но неизменно награждал за них сына свирепыми ударами палки. С той первой встречи в театре стал все чаще и чаще захаживать Дмитрий Тарасенков на Житную улицу, а с переездом Островских в другое их владение— и в Воробино, что на берегу Яузы, у Серебряных бань. Там, в тиши садовой беседки, заросшей хмелем и повиликой, они, бывало, подолгу читали вместе не только современные русские и заграничные пьесы, но и трагедии и драматические сатиры старинных российских авторов....

“Великая  мечта моя — стать актером, — сказал однажды Дмитрий Тарасенков Островскому, — и это время  пришло —отдать наконец свое сердце без остатка театру, трагедии. Я смею это. Я должен. И вы, Александр Николаевич, либо скоро услышите обо мне нечто прекрасное, либо оплачете мою раннюю гибель. Жить так, как жил до сих пор, не хочу-с. Прочь все суетное, все низменное! Прощайте! Нынче в ночь покидаю родные пенаты, ухожу из дикого этого царства в неведомый мир, к святому искусству, в любимый театр, на сцену. Прощайте же, друг, поцелуемся на дорожку! ”

Потом, через год, через два, вспоминая  это прощание в саду, Островский ловил себя на странном чувстве какой-то неловкости. Потому что, в сущности, было в тех, казалось бы, милых прощальных словах Тарасенкова нечто не то чтоб фальшивое, нет, но как бы придуманное, не совсем естественное, что ли, подобное той выспренней, звонкой и странной декламации, какою наполнены драматические изделия записных наших гениев. вроде Нестора Кукольника или Николая Полевого. Обучение и служба

Первоначальное  образование Александр Островский получил в Первой московской гимназии, поступив в 1835 году сразу в третий класс и завершив с отличием курс обучения в 1840 году.

После окончания гимназии, по настоянию  отца, человека мудрого и практичного, Александр сразу поступил в Московский университет, на юридический факультет, хотя сам хотел заниматься преимущественно  литературным трудом. Проучившись два года, Островский покинул университет, повздорив с профессором Никитой Крыловым, но время, проведенное в его стенах, не было потрачено зря, ибо употреблялось не только на изучение теории права, но и на самообразование, на свойственные студентам увлечения общественной жизнью, на общение с преподавателями. Достаточно сказать, что ближайшим его студенческим другом стал К. Ушинский, в театре он нередко бывал с А. Писемским. А лекции читали П. Г. Редкин, Т. Н. Грановский, Д. Л. Крюков.... К тому же именно в это время гремело имя Белинского, чьими статьями в “Отечественных записках” зачитывались не только студенты. Увлекшись театром и зная весь идущий репертуар, Островский все это время самостоятельно перечитал таких классиков драматургии, как Гоголь, Корнель, Расин, Шекспир, Шиллер, Вольтер. Уйдя из университета, Александр Николаевич в 1843 году определился на службу в Совестный суд. Произошло это опять же по твердому настоянию при участии отца, желавшего для сына юридической, уважаемой и доходной, карьеры. Этим же объясняется и переход в 1845 году из Совестного суда (где решали дела “по совести”) в Московский коммерческий суд: здесь служба— за четыре рубля в месяц —длилась пять лет, до 10 января 1851 года. Вволю наслушавшись и насмотревшись в суде, возвращался каждый день с государственной службы канцелярский служитель Александр Островский с одного конца Москвы на другой— от Воскресенской площади или Моховой улицы на Яузу, в свое Воробино. В голове его крушила метель. То шумели, бранились и кляли друг друга персонажи придуманных им повестей и комедий—купцы и купчихи, озорные молодцы из торговых рядов, изворотливые свахи, приказчики, купеческие сдобные дочки иль на все готовые за стопку радужных ассигнаций судейские стряпчие.... К этой неведомой стране, называемой Замоскворечьем, где обитали те персонажи, лишь слегка прикоснулся однажды великий Гоголь в “Женитьбе”, а ему, Островскому, может быть, суждено рассказать о ней все досконально, в подробностях.... И, право же, экие вертятся у него в голове свежие сюжеты! Какие маячат перед глазами свирепые бородатые рожи! Экий сочный и новый в литературе язык!