Творчество поэтов-декабристов

В поэтов верует народ,

Мгновенный обладатель трона,

Царь не поставлен  выше их

В потомстве Нейрона  клеймит бесстрашный стих!

Как и в поэтических  декларациях 1820-х годов, Кюхельбекер  воскрешает имена своих великих  предшественников: «божественного изгнанника» Данте, «бессмертного труженика» Тасса, страдальца Камоэнса:

Вы образцы  мои, вы мне пример.

Мне бед путём  ко славе предлетели,

Я бед путём  стремлюся к той же цели.

Не плача же достоин жребий мой:

Я на земле, в тюрьме я только телом,

Но дух в  полёте радостном и смелом

Горе несётся  за предел земной.

Как не вспомнить здесь  стихотворение «Поэты» (1820), которым  Кюхельбекер откликнулся когда-то на ссылку Пушкина. Укрепляя в «певце Руслана» веру в грядущее торжество  над «шипеньем змеёй», «криком  филина и врана», он вспоминал участь Мильтона, Озерова, Тасса, для которых  «земная жизнь» была «полна и скорбей  и отравы», которые «в дальний  храм безвестной славы тернистою  дорогой шли».

В 1823 г. в стихотворении  «Участь поэтов» Кюхельбекер  клеймит «сонм глупцов бездушных  и счастливых», по вине которых страдают поэты: «мрут с голоду Камоэнс и Костров; Шихматова бесчестит осмеянье».

Потомство вспомнит их бессмертную обиду

И призовёт на прах их Немезиду!

А два десятилетия спустя в стихотворении «Участь русских  поэтов» Кюхельбекер зовёт Немезиду на прах поэтов дворянской революционности, жертв царизма. И первый из них  Рылеев, вновь прославленный как  борец за свободу:

Для славы Рылеев был рождён;

Но юноша в  свободу был влюблён…

Стянула петля  дерзостную выю.

Не он один; другие вслед ему,

Прекрасной обольщённою  мечтою,

Пожалился годиной  роковою…

Пушкин, чьему «священному  челу» шлёт пулю «рука любовников презренных», Грибоедов, «чей блещущий перунами полёт сияньем облил  бы страну родную» и кто был  разорван на части «чернью глухой», сам Кюхельбекер, брошенный в «чёрную тюрьму», в «мороз безнадёжной ссылки».

За полгода до смерти Кюхельбекер  вписал в дневник стихотворение  «На смерть Якубовича» (1846), оно посвящено  декабристу Александру Якубовичу, скончавшемуся в ссылке в Енисейске. При жизни Кюхельбекер и Якубович не любили друг друга и даже враждовали, но сейчас, когда этого человека не стало, Кюхельбекер сказал о другом – о том, что роднило их, что он горд их общей принадлежностью к той славной когорте, которую составили лучшие люди своего времени.

Он был из первых в стае той орлиной,

Которой ведь и  я принадлежал…

Тут нас, исторгнутых  одной судьбиной,

Умчал в тюрьму и ссылку то же вал…

Кюхельбекер не избежал ни приступов слабости, ни покаянных  срывов – мы не пытались утаить их или  умалить их значение. Но тем дороже выстраданный итог, к которому пришёл умирающий в нечеловеческих физических и моральных страданиях слепой поэт. Не поверженной жертвой видел  он себя, а одним из орлиной стаи – и с этим чувством ушёл из жизни…

Умер Кюхельбекер в  Тобольске 11 августа 1846 г., незадолго  до смерти продиктовав своё литературное завещание И.И. Пущину и написав  отчаянное письмо Жуковскому с просьбой позаботиться о его литературнос наследии.

 

2.5. А.И. Одоевский  – самый молодой поэт-декабрист,  потомок Рюриковичей.

Верность героическому прошлому, вера в идеалы добра и торжество  справедливости проходит красной нитью  сквозь тюремную лирику декабристов. Но с наибольшей силой и выразительностью они сказались в творчестве А.И. Одоевского.

Александр Иванович Одоевский  родился 26 ноября 1802 г. в Петербурге. Он происходил из старинного княжеского рода Рюриковичей, к началу XIX века, однако, оскудевшего. В детстве Александр получил прекрасное домашнее образование, преимущественно гуманитарного направления, и, по обычаю того времени, тринадцати лет был записан канцеляристом в Кабинет его величества, но службу начал в 1821 г. в лейб-гвардии конном полку.

Уже в юности он увлекался  стихотворством, предпочитая не записывать своих поэтических импровизаций, - поэтому о ранней поре его творчества мы имеем весьма скудные сведения. Впоследствии он также небрежно относился  к своим произведениям, большинство  из которых, вероятно, утеряно; до нас  дошло преимущественно лишь то, что  было записано его товарищами или сохранилось в их памяти.

Политические взгляды  А.И. Одоевского развились под влиянием его старших друзей накануне декабристского восстания – А.С. Грибоедова, В.К. Кюхельбекера, А.А. Бестужева, К.Ф. Рылеева. Принятый в Северное тайное общество в начале лета 1825 г., он участвовал в  восстании на Сенатской площади  с оружием в руках, ночью пытался (с помощью товарищей Грибоедова П.Н. Чернышева и А.А. Жандра) бежать из столицы, но, провалившись в прорубь  и, явившись к одному из своих родственников, был отвезён им во дворец.

Во время следствия  содержался в Петропавловской крепости, в 1827 г. был отправлен на каторгу  в Читу, позже (в 1830 г.) – в Петровский завод.

Среди осуждённых декабристов  А.И. Одоевский – признанный поэт. Он читает лекции по русской литературе в тюремной академии. В 1829 г. П.А. Муханов  пересылает тетрадь с тюремными  стихами Одоевского П.А. Вяземскому, и они появились (конечно, без  подписки) в «Литературной газете»  и в альманахе «Северные цветы» на 1830 г. Это первые стихотворения  А.И. Одоевского, появившиеся в печати; кроме них при жизни поэта  было опубликовано в 1838 г. лишь одно стихотворение (за записью А.О.) в журнале П.А. Плетнева «Современник». В письмах из крепости и из Сибирских тюрем, как к официальным лицам, так и к родным звучат покаянные слова, раскаянье в содеянном, но это, по-видимому, прежде всего уступка на просьбы отца.

Тюремная поэзия А.И. Одоевского, не смотря на общий трагизм тона, одухотворена мужеством; его перу принадлежит  знаменитый ответ Пушкину «Струн вещих пламенные звуки…»; многие другие стихотворения А.И. Одоевского также воспринимались его товарищами по каторге как программные. Мы почти не знаем стихов поэта периода его жизни в Иркутской губернии (в 1832 г. в Тельме, в 1833 г. в Елани) и в г. Ишим Тобольской губернии (с 1837 г.) – может быть, потому, что он по привычке не записывал их, а может быть, и потому, что чрезвычайно общительный, он особенно тяжело переживал своё одиночество.

В стихотворении «Воскресенье», в самом раннем из написанных после  ареста и, дошедших до нас (18 апреля 1826 г., Петропавловская крепость), поэт видит себя «забытым в тюрьме», но воспевающим «и славу вышнего, и  на земле спасенье». «Из гроба  пел я воскресенье», - говорит  он. В конце 1826 и в начале 1827 года было написано стихотворение «Сон поэта»:

В темнице есть певец народный.

Но – не поёт для суеты:

Срывает он душой  свободной небес бессмертные  цветы.

Он не ищет ни венца, ни обольщающих  похвал, но он призывает почтить

…сон его священный

Как пред борьбою  сон борца.

Нередко мысль о конечном торжестве исторического дела декабристов  выражалась Одоевским аллегорически, на материале исторических сюжетов. В стихотворении «Тризна» (1828), опубликованном без подписи автора в «Северных  цветах на 1831 г., воскрешены события  IX века, когда норвежские князья потерпели поражение при Хафрсфьюре. Скорбно и твёрдо звучат слова Скальда:

Утешьтесь! За павших ваш меч отомстит.

И где б ни потухнул наш пламенник жизни,

Пусть доблестный дух до могилы кипит,

Как чаша заздравная в память отчизны.

В поэзии Одоевского нашла  глубокое и сильное выражение  вера в торжество идеалов, за которые  боролись декабристы. Но есть в ней  и другое – углублённые раздумья о смысле и значении из борьбы, попытка  оценить эту борьбу с позиций  будущего вскрыть её исторический смысл. Они воплощены в его стихотворении «Элегия» («Что вы печальны, дети снов?..», 1829). Право на «горькие думы», на печальный взгляд имеет не каждый, утверждает поэт. Тем, кто прошёл свой путь, «едва касаяся земли», кто «следов не врезали в граните и не оставляли в сердцах», тем незачем глядеть «на путь пройденный». Иное дело – тот, кто «духом был борец», кто «пылал огнём бесплодным и порывался в мир душой», кто, «искусив все жизни силы, стяжал страдальческий венец». Такой человек имеет право и основание задаться вопросом, были ли оправданы принесённые им жертвы, нужна ли была его деятельность, «как званый гость или случайный, пришёл он в этот чудный мир».

Безрадостная действительность, темница, бессрочная разлука со всеми, кто был дорог, казалось, подсказывали лишь один пессимистичный итог. И всё  же вывод, к которому приходил поэт, оказался иным.

Едва слетят

Потомков новых  поколенья,

Иные звенья заменят

Из цепи выпавшие звенья…

Будет ли путь этих новых  поколений бессмысленен и бесцелен? Все же восстаёт против утвердительного  ответа на этот вопрос.

…В нас порывы есть святые,

И чувства жар, и мыслей свет,

Высоких мыслей достоянье…

Поражение, заключение, мучительные  годы одиночества и горестных  раздумий – ступени тяжкого, но не напрасно пройденного пути. Незримо  «в лазурь небес восходит зданье», каждое поколение вносит в это свой вклад.

Шедевром Одоевского, произведением, где и его блестящий поэтический талант, и стойкость бойца проявились в наибольшей степени, стали знаменитые стихи «Струн вещих пламенные звуки…». Им принадлежит особое место не только в творчестве Одоевского, но и во всей декабристской поэзии. Это стихотворение было впервые опубликовано Герценом и Огаревым в «Голосах России» без подписки автора, имя которого долго оставалось неизвестным. Но и тогда, кода авторство Одоевского было установлено, когда строка «Из искры возгорится пламя» стала эпиграфом к ленинской «Искре», она была подписана не именем поэта, а словами «Ответ декабристов Пушкину».

Такая подпись отвечала самому существенному в содержании стихотворения, написанного от имени всех узников, томившихся в «каторжных норах» и  скреплённых единством судьбы, мысли  и воли. «Мы», «наш» - эти слова  проходят сквозь всё стихотворение. Но не случайно, конечно, и то, что  написал его именно Одоевский. Здесь  нашло наиболее сильное и концентрированное  выражение то, что воплотилось  в других стихах «поэта декабристской  каторги».

Первой строкой стихотворения  поэт выражает убеждение в том, что  пророчество Пушкина: «не пропадёт ваш скорбный труд», «оковы тяжкие падут, темницы рухнут, и свобода вас примет радостно у входа» - что пророчество сбудется: звуки пушкинских струн – вещие.

Многие декабристы верили в грядущее торжество дела, ради которого они в 1825 г. бестрепетно  пожертвовали собой. Но никто не увидел историческую перспективу так прозорливо, никто не сказал об этом с такой  афористической законченностью и художественной силой, как это сделал Одоевский.

Настойчивые хлопоты родных о переводе узника на Кавказ, в действующую  армию, увенчались успехом только в  середине 1837 г. А.И. Одоевский был  определён рядовым в Нижегородский  дворянский полк. Но погиб он не в  бою, а от тропической лихорадки. 15 августа 1839 г. он скончался и был  похоронен в Псезуапсе (ст. Лазаревская, близ Сочи) на берегу Чёрного моря.

 

3. Жены декабристов.

Нам известны имена одиннадцати  спутниц первых русских революционеров-дворян. Они не были членами тайных обществ, не принимали участия в восстании 14 декабря 1825 г. Но их имена вписаны  в историю политической ссылки.

Создавая всевозможные препятствия  к отъезду жен декабристов, Николай  I ставил условием такого отъезда оставление детей в европейской России. Из всех препятствий это было самое жестокое. Шести женам пришлось пережить муки расставания с детьми.

Одной из них была Мария  Николаевна Волконская, дочь генерала Н.Н. Раевского, прославленного героя  войны 1812 г. В своё время она поразила воображение юного Пушкина (Приложение 5). Это ей посвящены строки в «Евгении Онегине»:

Я помню море перед  грозою:

Как  я завидовал  волнам,

бегущим бурной чередою,

С любовью лечь к её ногам!..

Марии Раевской было девятнадцать лет, когда она встретилась с  тридцатишестилетним блестящим  генералом С.Г. Волконским. Их свадьба  состоялась в 1825 г.

Молодая женщина не знала  о событиях, происшедших 14 декабря 1825 г. на Сенатской площади Петербурга. В ожидании ребёнка она жила в  деревне. Сын родился 2 января 1826 г., а 5 января Волконский приехал в деревню, повидаться в женой и ребёнком и тотчас уехал в армию. Через  два дня его арестовали. В июле 1826 г., приговорённый к двадцати годам каторги и пожизненной ссылке, Волконский вместе с семью другими декабристами был отправлен в Сибирь.

Тайно от родных Мария Николаевна обратилась к царю с ходатайством о разрешении следовать за мужем. Вскоре пришёл ответ. Царь разрешил, но предупреждал Волконскую, что, уезжая, она лишается всех прав, состояния  и никогда уже не сможет вернуться  в столицу.

По пути в Сибирь Волконская остановилась у своей невестки, княгини  Зинаиды Волконской, которая устроила ей великолепный прощальный вечер: пригласила всех итальянских певцов, которые  были тогда в Москве. Мария Волконская вспоминала: «Прекрасное итальянское  пение привело меня в восхищение, а мысль, что я слышу его  в последний раз, делала для меня его ещё прекраснее. Пушкин, наш  великий поэт, тоже здесь был... Во время добровольного изгнания нас, жён, сосланных в Сибирь, он был  полон самого искреннего восхищения: он хотел передать мне свое «Послание  к узникам» для вручения им, но я  уехала в ту же ночь, и он передал  его Александре Муравьевой. В Чите я получила известие о смерти моего бедного Николая, моего первенца, оставленного мною в Петербурге. Пушкин прислал мне на него эпитафию: