Тема судьбы поэта и образ лирической героини в поэтических циклах Анны Ахматовой «Вереница четверостиший» и «Из заветной тетради»

     На  протяжении всего  творческого  пути  Ахматовой  видно  ее  "упрямое мужество"  и  глубокая  вера  в  грядущее  "восстание  из  пепла".  С   этим стремлением в 40 – 60-е годы связано для  поэта  создание  "Седьмой  книги", введенной, в частности, в план двухтомного  собрания  сочинений  1962  года.

     Для  Ахматовой  "Седьмая  книга"  становится  знаком  итога,   рубежа. "Седьмая книга" – это квинтэссенция творческого и философского  пути  поэта, которую  она  упорно   старается   воплотить   в   книге.  "Отсюда   полное игнорирование проходных,  официозных  сборников  и  счет  "по  крупной":  по книгам-вехам. Судя по планам, Ахматова долго шла к  своей  "седьмой  книге", пытаясь превратить в нее издания 50 –60-х годов, но по  независящим  от  нее обстоятельствам этому не суждено было исполниться".

     Композиция "Седьмой книги", которую задумала создать Ахматова,  должна была  быть  следующей:  "от  вереницы  четверостиший,  становящейся  как  бы введением в книгу, через  пронизанные  памятью  и  верностью  "Стихи  разных лет", "Венок мертвым", "Реквием" и "Стихи  тридцатых  годов"  к  философской лирике "Ташкентских страниц" и суровым "Ленинградским элегиям". После  этого открывается трагическая любовная тема "Сожженной  тетради",  крайне  важная для поэта проблематика цикла "Тайны ремесла"  и  "стихи  последних  лет",  а затем – вершина: внутренне  связанные  между  собой  "Путем  всея  земли"  и "Поэма без героя".

     Знавшая и верившая в силу слова Ахматова в «Веренице четверостиший» писала: «...И долговечней царственное слово». Эта мысль, точно вскрывающая бессмертную суть литературы, помогает постичь и суть искусства художественного чтения.

     В своих стихах Ахматова пыталась раскрыть свою боль и свои страдания относительно статуса поэта современности. В 1962 г., т.е. тогда, когда была завершена "окончательная" редакция произведения и Ахматова начала активную работу над "Прозой о поэме", в цикле "Вереница четверостиший" появляется одно, которое можно рассматривать в общем контексте автоописания творческой биографии:  

     "И  было сердцу ничего не надо,

     Когда пила я этот жгучий зной...

     "Онегина"  воздушная громада,

     Как облако, стояла надо мной" 

     "Воздушная  громада" "Онегина" - точно угаданное  структурное решение пушкинского  произведения, которое позволило  ему стать, с стороны, "энциклопедией русской жизни", а с другой, - для избранного читателя - прозвучать как взволнованный лирический монолог. Способ реализации скрытой "между строк" пушкинской исповеди ("человеческий голос поэта") Ахматова как раз и стремилась разгадать.

     Ахматова  задавалась вопросом роли поэта и  поэзии в обществе. Это было вовсе  не случайно. Корни этого явления  лежали в психологии поэта: Ахматова всегда ощущала себя частицей чего-то большого - истории, страны, народа. Первые стихотворные опыты состоялись, когда Ахматова была в русле течения "акмеизм". Но постепенно поэтесса отошла от акмеистов и выбрала другой ориентир, который она считала единственно подлинным: Пушкина. Ему посвящено одно из стихотворений цикла "В Царском Селе":  

     "Смуглый  отрок бродил по аллеям,

     У озёрных грустил берегов,

     И столетие мы лелеем

     Еле слышный шелест шагов…"

     [5, с.24]  

     В конце стиха - выразительная деталь: "растрёпанный том Парни". Это  символ внутренней раскрепощённости, вольности поэта.

     Но  всё же, несмотря на то, что Пушкин был высшим литературным авторитетом для Ахматовой, она искала и свой образ в мире современной ей поэзии. Цикл "Тайны ремесла" стал попыткой разобраться в тайне поэзии, а, следовательно, и в своей тайне. Природа вдохновения стала темой открывающего цикл стихотворения с недвусмысленным названием "Творчество". Ахматова не забывает литературные корни, наследуя традиции Лермонтова, Пушкина, Жуковского. Сознание поэта ищет, тщательно выбирает один в хаосе звуков один единственно верный мотив:  

     "Так  вкруг него непоправимо тихо,

     Что слышно, как в лесу растёт трава". 

     Определив мотив, поэт должен решить другую необходимую  задачу - переложить его на бумагу. Для  Ахматовой этот процесс уподобляется диктовке, а диктуют поэту его  внутренние импульсы и звуки. Неважно, будет продиктованное определение или образ "низким" или "высоким" - подобного деления для Ахматовой не существует (она заявляет: "мне ни к чему одические рати"). Поэтесса говорит об "обыкновенном чуде" поэзии. Оно заключается в рождении стиха из обыденной обстановки:  

     "Когда  б вы знали, из какого сора

     Растут  стихи, не ведая стыда…"

     [5, с. 191]  

     Рост  этих стихов - не просто механическое написание, а настоящее перевоссоздание  действительности, придание ей формы  стиха, несущего положительную духовную энергию людям.

     Для Ахматовой не менее важна была фигура того читателя, до которого донесётся  положительный заряд стихотворения, ведь поэзия суть диалог художника  и читателя. Если бы не было последнего, не для кого было бы писать, то есть идея поэзии теряла бы всякий смысл. "Без читателя меня нет", - заметит Марина Цветаева. Для Ахматовой же читатель становится "неведомым другом", который есть гораздо большее, нежели простой потребитель духовных ценностей. В душе его стихи обретают новый звук, так как преломляются через уникальное сознание, отличное от сознания поэта:  

     "А  каждый читатель - как тайна,

     Как в землю закопанный клад".

     [5, с. 192]  

     На  примере этого и других стихотворений  хорошо видно, что цикл в полном соответствии со своим названием открывает  читателю тайны поэтического ремесла Ахматовой. Но помимо "технического" аспекта поэзии, как с известной долей условности можно назвать описанное выше, существуют и взаимоотношения поэта и внешнего, часто совсем непоэтичного мира. Двадцатые годы прошлого века поставили многих поэтов перед выбором - эмигрировать за рубеж либо остаться со своей страной в тревожное время. Однако, Ахматова будучи, так же, как и Некрасов, прежде всего, поэтом-гражданином, принимает нелёгкое решение - остаться в новой России: "Не с теми я, кто бросил землю". Это заявление звучит довольно резко, но ещё ярче подчёркивает авторскую позицию строчка: "им песен я своих не дам". Категоричность Ахматовой находит выражение ещё и в том, что она уверена, "что в оценке поздней оправдан будет каждый час". В этом обращении к будущему слышится явная перекличка со стихотворением "Дума" Лермонтова - поэт обращался к потомкам, как и Ахматова. Впрочем, на этом тема не исчерпывается: в стихотворении "Когда в тоске самоубийства…", пронизанного мистическими мотивами, поэт слышит внутренний голос - голос тёмных сил, которые призывают его:  

     "Оставь  свой край, глухой и грешный,

     Оставь  Россию навсегда". 

     Героиня в финале поступает очень просто, но вместе с тем в поступке этом чувствуется некая патетика:  

     "Но  равнодушно и спокойно

     Руками  я замкнула слух".

     [5, с.135]  

     Ахматова  окончательно делает свой выбор в  пользу испытаний, но на родине. Они  не заставили себя долго ждать - Великая  Отечественная война стала истинным испытанием на выживание для России. Ахматова также не оставалась в стороне - в начале она находилась в блокадном Ленинграде, позднее - в Ташкенте. Но где бы она не была, поэтесса ощущала необходимость всех и каждого, особенно поэтов и писателей, каким-либо образом участвовать в войне и разделять всеобщую скорбь. Так рождается одно из известнейших её стихотворений - "Мужество". Оно напоминает о долге перед Отечеством:  

     "Час  мужества пробил на наших часах,

     И мужество нас не покинет".

     [5, с. 199]

     Ещё важнее выглядит напоминание о самом  дорогом, что есть у русского народа - о русском слове, которое восхваляли многие поэты и писатели задолго до Ахматовой. Лишиться крова не так страшно, как лишиться языка - под этим может подписаться любой художник слова. Поэтесса также понимала, что язык определяет своеобразие нации, то, что делает её непохожей ни на один другой народ мира. Как заклинание звучит финал, который как нельзя точнее отражает авторское стремление сохранения родной речи:  

     "И  внукам дадим, и от плена  спасём

     Навеки!" [5, с.99]

     В качестве философского итога творчества Ахматовой выступает стихотворение "Родная земля". Движение сюжета этого стихотворения начинается от частного, сиюминутного и продолжается к вечному, нетленному. Стихотворение очень напоминает "Родину" Лермонтова и ряд поздних стихов Пушкина. Каждый живущий в России является частью своей страны и потому имеет почётное право назвать эту страну своей. Но родина столь огромна и необъятна, что порой даже незаметна, не ценится по достоинству:  

     "В  заветных ладанках не носим  на груди,

     О ней стихи навзрыд не сочиняем…"

     [5, с.251]

     Лишь  после смерти человек неизбежно  воссоединяется с землёй, хотя на деле эта связь должна быть всегда. Для  поэта же жизнь с чувством родины важна вдвойне - она даёт ему силы творить.

2.2 Тема судьбы поэта в поэтическом цикле «Из заветной тетради» 

     Цикл  «Из заветной тетради» - это лирический цикл, вместивший в себя раздумья Ахматовой  о личностной ответственности поэта  за отпущенное ему судьбой историческое время. Тема судьбы поэта вылилась на страницы «седьмой книги» стихами именно этого цикла.

     Важно отметить, что принцип хронологии в самой книге и, в частности, в цикле «Из заветной тетради» принципиально нарушен; это можно  объяснить, наложив на стихи биографию  самой Анны Андреевны. Такое расположение стихов было важно для нее, так как было тесно связано с пережитым ею самой.

       В стихотворении под названием  «Многим», написанным 14 сентября 1922 года, отражается ее моральное состояние:  «…оно было не таким, чтобы  им упиваться» (2, с. 73). Она не хочет  быть подобием многих. Ахматова пишет: «Как хочет тень от тела отделиться,/  Как хочет плоть с душою разлучиться, / Так я хочу теперь – забытой быть». Ей хотелось быть забытой и вследствие нараставших нападок «пролетарской» и вообще революционной критики (2, с 73). И так каждое стихотворение цикла соотносится с опредёленным событием её жизни.

       Нарушение хронологии в сборнике  было обусловлено еще и тем,  что в 60-х годах Ахматова  впервые решилась записать некоторые  стихи 30-х годов, до той поры  жившие только в памяти ее  или ее близких друзей. После ХХII съезда КПСС надежды Ахматовой на ослабление цензуры возросли настолько, что она решила ввести в состав «Бега времени» стихи из «Заветной тетради». Цикл состоит из 17 стихотворений.

       В одном из стихотворений имеется  посвящение «N», это объясняется тем, что «еще с 20-х годов… она стала широко использовать иносказательность, а иногда даже и менять даты под ними, чтобы было невозможно соотнести стихотворные строки с конкретными кровавыми историческими событиями,  которые она, подобно летописцу, фиксировала, видя теперь в этом свой долг» (1,с 167).

     Эти черты стиля отражают трагическое  мироощущение, которое формировалось  у нее с 20-х годов и отразилось в книге «ANNO  DOMINI МСМХХ1». «Скоро мне нужна будет лира,/ Но Софокла уже, не Шекспира,/ На пороге стоит — Судьба», - писала Ахматова в «Поэме без героя» (3, с. 338). Это предвидение можно объяснить, исходя из того факта, что Софокл живёт в читательском сознании как автор трагедий, тогда как имя Шекспира связывается прежде всего с его «Ромео и Джульеттой» - пьесой  о любви. Из этого можно сделать вывод, что, если в ранних ахматовских стихах основной была тема любви, то теперь она сменяется темой трагичности жизни, темой трагической судьбы поколения, народа и поэта.