Синтаксис художественной прозы М.Ф.Достоевского

Обрамление слов и групп слов частицами ведь ... же подсказывает соответствующим участкам фразы устойчивую ритмическую фигуру - благодаря неударяемости частицы ведь и, наоборот, сильному акцентному выделению находящегося за нею – обрамляемого – слова (или группы слов) и последующей полуударности частицы ж, возникает своего рода акцентный дугообразные мостки. Фразы с ведь ... же, обычно находятся, в свою очередь, в окружении вопросительно-восклицательных конструкций, что со вместе создает взволнованную прерывистость и волнообразность ритма – с резкими и неровными повышениями и спадами.

Интеръекция, вмещение между связанными друг с другом словами разных неударяемых, полузнаменательных слов. Собственная семантическая функция этих – включенных – слов в такой несамостоятельной, не акцентируемой позиции (например, между определением и его определяемым, между управляющим и управляемым, между предлогом и именем существительным) сильно ослабляется (но не утрачивается), зато выделенными – интонационно и семантически – оказываются «размыкаемые», отодвигаемые друг от друга слова – оба одновременно или одно из них. Для писательского почерка Достоевского вообще чрезвычайно характерна эта тенденция к разрушению речевых штампов, к освобождению частей синтаксического единства от оков устойчивости, синтаксической связанности. Что касается ритмического рисунка таких синтагм с интеръекциями, то он, можно сказать, прямо противоположен охарактеризованной выше акцентной фигуре синтагм с ведь... же: вместо «дуги» здесь образуется как бы интонационный провал между двумя ударяемыми словами. Наибольшей частотой употребления и наибольшим разнообразием вариантов ого размещения отличается в текстах Достоевского, пожалуй, словечко даже, в «обычном» употребления являющееся усилительио-выделительной частицей, стоящей впереди или после того слова, к которому нужно привлечь внимание как к чему-то неожиданному, непредвиденному, вызывающему удивление. Типичны для текстов Достоевского случаи вмещения частицы даже между прилагательным (или местоимением) и определяемым существительным: Он стал говорить с большой даже охотой и с видимым удовольствием.

Частица даже у Достоевского размыкает не только определительные по своей функция сочетания слов, но она легко вклинивается, так сказать, куда угодно: Не говоря уже о некоторой неприличности этих подробностей, не понимаю, как даже ты их мог достать?

Из специфичных для Достоевского особенностей в организация целой фразы выделим три разновидности синтаксических построений, представляющих собой отчетливо двучленные фразы, построенные по принципу сегментации – деления цельной фразы на две формально изолированные друг от друга части. В результате такого строения содержание каждой части подается как нечто самостоятельное и вся фраза наделяется двумя равноправными семантическими акцентами при этом вторая часть фразы, добавочно присоединяется к первой, основной, как бы уже законченной части, относится к содержанию всей основной части фразы. Специфичны форма и значение этой второй части двучленной фразы.

Во второй части фразы10:

 а) усиленно подчеркнуто выражение  причины (эту часть фразы начинает  местоименное сочетание до того);

б) усиленно подчеркнутое выражение следствия (эта часть фразы начинается с местоименного сочетания до того что).

Во второй части фразы – своего рода изъяснительные формулы с предикатом, выраженным глаголом со значением речи, мысли, чувства, восприятия в центре этой формулы. Подобные формулы в текстах Достоевского композиционно завершают собой какое-либо умозаключение, наблюдение, характеристику, благодаря чему все только что сказанное как бы вновь настойчиво внедряется в сознание слушатели. Связь с этой первой - основной, собственно содержательной – частью фразы чаще всего осуществляется посредством местоимений это, то, вот что, которые и охватывают собой, представляют, вбирают в себя все содержание первой части фразы: Ну возможно ли в самом деле такого, как я, принимать? ведь я понимаю же это (слова Фердыщенко); ... дверь отворили и затворили опять в пятом этаже, я это угадал еще тремя лестницами ниже (из «исповеди» Ипполита).

Объединяются ли во что-либо цельное проведенные выше наблюдения над некоторыми, отдельными приметами синтаксического почерка Достоевского? Можно ли определять характерные черты синтаксиса Достоевского на уровне синтаксиса фразы? По-видимому, такие общие русла, в которых соединяются разные черты фразового синтаксиса Достоевского, есть, и их несколько.

Какова, прежде всего, внутренняя форма или функциональное назначение специфических для почерка Достоевского синтаксических построений? Наиболее яркой функциональной чертой их является, несомненно, экспрессивная усилительность, стремление выразить превосходную степень. Этой цели достигают охарактеризованные выше построения, включающие сочетания с предлогом до и родительным падежом имен существительных, сочетания с лексическими гиперболизмами, двучленные фразы, вторая часты которых вводятся посредством до того или до того, что с подчеркнуто усиленным выражением соответственно причины или следствия. Другие особенности синтаксического почерка Достоевского несут функцию выдвижения, усилительного подчеркивания того, что представляется особенно важным и значительным в данном высказывании. Это-часто встречающиеся в текстах его романов построения со словами один, единственно; случаи свободного, подчас нарочито настойчивого прикрепления к разным – практически к любым – словам частицы -то; случаи обрамления слов оценочно-предикативного характера усилительно-утвердительными частицами ведь ... же; построения с интеръекциями (где выделяются оба связанных друг с другом слова, разрываемых неударяемыми «вкраплениями»); фразы, построенные по принципу отчетливой двучленности (где семантически выделенными оказывается содержание каждой в отдельности части фразы). Специфична для синтаксических построений Достоевского также направленность к конкретизации, наглядности, вещественности (в конструкциях с определениями внутри количественных обозначений отрезков времени), но в других случаях и наоборот – тенденция к деконкретизации, к созданию намеренно неясных, неопределенных, неотчетливых характеристик и определений, оставляющих впечатление некоего недосказанного остатка (в построениях с соединениями типа как бы что-то, нечто как бы т.п.).

С точки зрения собственно синтаксического строения, описанные выше (подчеркнем еще раз: не все) фразовые особенности художественных текстов Достоевского характеризуются11:

а) наличием устойчивых лексических сигналов (излюбленных слов и словечек) у определенных синтаксических построений, благодаря чему художественный текст оказывается насыщенным своего рода лексико-синтаксическими формулами;

б) частыми разрывами синтаксических «цепочек», интеръекциями, вставками неударяемых полузнаменательных слов, разрушением устойчивых сочетаний, тесных синтаксических связей;

в) частым употреблением отчетливо двучленных, сегментированных построений (конструкция с . .. до того; ... до того, что; с изъяснительной формулой, с и это - во второй, присоединительной части фразы).

Наконец, отмеченные выше особенности синтаксиса Достоевского отражают в себе и – одновременно – подсказывают особые и специфические интонационно – ритмические звучания, создающие в целом неровный, негладкий, неспокойный, взволнованный темп с акцентными толчками, взлетами, спадами, «проговариваниями», разрывами, семантическими паузами. Так «звучит» фразовый синтаксис художественных произведений Достоевского на примере романа «Идиот».

Глава 2. Особенности синтаксиса компонентов художественного текста у Достоевского

Изучение индивидуального синтаксиса писателя не может быть ограничено изучением особенностей построения только фраз и их частей. Ведь синтаксиса организует всю целостную структуру художественного произведения. Можно говорить, следовательно, об определенной внутренней зависимости синтаксических форм от художественно-образного назначения данной части текста произведения. Речь должна, таким образом, идти о синтаксическом выражения художественной семантики.

Специфичность Достоевского – художника в синтаксическом построении компонентов текста следует искать, естественно, как и при обнаружении фразовой специфичности, в повторяемости, однородности близких по звучанию я по строению отрывков. Специфичный синтаксис компонентов художественно го текста – это устойчиво повторяющиеся, ожидаемые в определенных образно-тематически близких частях художественного текста комплексы синтаксических построений. Сходные между собой «типы контекстов возникают в случаях совпадения (практически, разумеется, поскольку перед нами живая ткань художественной речи, никогда не полного абсолютно у разных отрезков текста всех трех составляющих их элементов: «автора речи (т. е. «чей это голос?» или «чьи голоса сталкиваются»), коммуникативного типа речи я ее эмоциональной окрашенности»12.

В отношении синтаксиса компонентов художественного текста, так же как в отношении синтаксиса фразы, почерк Достоевского отличается заметной тенденцией к стабильности. Но на пути к непосредственному проявлению этой тенденции постоянно встречаются чисто художественные «преграды бесчисленные варианты ситуаций, образов, настроений, переливы звучаний голосов»13.

В «Преступлении и наказании» автор наиболее приближен к главному герою – Раскольникову; в «Идиоте» местами находим такое же сближение автора с главным героем – князем Мышкиным,

И все же синтаксический почерк писателя в построении компонентов текста его произведений, несмотря на все эти «преграды» обнаруживается. Сходные типы таких компонентов встречаем не только в пределах одного романа: они повторяются иногда в разных романах.

Основным композиционно-синтаксическим делением текста художественного произведения является, естественно, его деление14:

1) на отрезки, построенные по  принципу авторской речи, т. е. речи  без непосредственного адресата, не рассчитанной на близкую  реакцию слушателя, собеседника;

2) на отрезки, представляющие собой  прямые, непосредственно адресованные  высказывания персонажей.

В приемах интонационно-синтаксической организации «авторских повествовательно-описательных, компонентов текста обнаруживается резкая противопоставленность текстов, представляющих собой описание интерьеров, портретные зарисовки, краткое, протокольное изложение событий. Непсихологическому в принципе, характеру текстов первой группы соответствует стилистически нейтральный синтаксис, и, наоборот, «психологическая направленность содержания текстов второй группы находит себе символическое выражение в экспрессивных, изобразительных формах синтаксиса.

Для описания интерьеров фразы, построенные по формуле «где – было (находилось и т. п.) – что – какое (или «какое – что для описания портретов – фразы типа «это был человек лет ..., с проседью»; «Лицо было» ... «Одет он был» и т. п. Преобладают – в текстах этих двух типов – именные формы сказуемых со связкой был или глаголы прошедшего времени несовершенного вида. Характерен параллельный принцип строения текста и перечислительная, со спокойными и ровными подъемами и понижениями, интонация например, описания комнаты доктора, портрета генерала Иволгина.

Повествовательные отрезки протокольного типа у Достоевского – это обычно сухое, незаинтересованное, торопливое сообщение о фактах и событиях. Эти тексты строятся по принципу последовательного сцепления лаконичных фраз с предикатами в форме прошедшего времени совершенного вида с аористическим значением; интонация в этих контекстах ровная, повествовательная, без резких повышений и удлиненных спадов; темп, благодаря насыщенности текста глаголами совершенного вида и общему его лаконизму, заметно убыстренный (рассказ о появлении Коли Иволгина во время припадка князя).

Таким образом, как показывают наши наблюдения, компоненты текста, представляющие собой «чистое описание» или «чистое повествование», строятся у Достоевского как всякое вообще описание или всякое вообще повествование.

Другие способы синтаксической организация типичны для текстов авторской речи, изображающих психические состояния, настроения, чувства и мысли героев. Эти психологические, отрезки текста у Достоевского эмоционально динамичны. Они в своей основе повествовательны, так как чувства героев передаются через сменяющие друг друга действия их, сознательные или непроизвольные. Но эмоциональный, неспокойный характер этих действий создается не столько собственно значениями слов, сколько экспрессивными по своим функциям и музыкальными по своему характеру построениями – разнообразными формами синтаксической изобразительности. В этих отрезках текста передаются – открыто называемые лексически или символизируемые только средствами синтаксиса – самые разнообразные психические движении и состояния, которые охватывают героя под влиянием происходящего вокруг него или под воздействием его собственных воспоминаний, мыслей, воображения: испуг, страх, боязнь, тоска, душевная тревога, мучительное беспокойство, удивление, упор, отчаяние, упадок сил, растерянность, изнеможение, отвращение, злость, гнев, ужас и т. п. Анализ этих частей текстов романа Достоевского убеждает нас в том, насколько тесной и органичной оказывается здесь зависимость интонационно-синтаксических форм от характера передаваемых эмоций.

Сходно рисуется, например, в других случаях приход внезапной мысли. Вдруг он вздрогнул давешняя мысль вдруг вошла ему теперь в голову Другое, мрачное, мучительное любопытство соблазняло его. Одна новая, внезапная идея пришла ему в голову.

Большую роль в построении отрезков текста, где описываются острые эмоциональные взрывы, героев, играют «уже названные нами инверсивные конструкции с так называемым субъективным порядком слов. С горкою усмешкой выслушал IIарфен горячие слова князя ... И жгучее, мучительное восгюминание прошло вдруг по сердцу князя (И., 203). Фразы с таким строением характеризуются общим для них интонационным рисунком: быстрый вначале подъем в интонации и интонационный спад к концу фразы»15.

Такие построения в эмоциональных текстах романов Достоевского характеризуются большой степенью активности и разнообразием своих форм. Они вместе с тем обычно взаимодействуют с другими весьма выразительными ритмико-синтаксическими фигурами, такими, например, как конструкции с эмоциональными повторами, с синтаксическими параллелизмами, создающие своеобразное, почти ритмическое звучание (Глаза его теперь еще вспомнились, глаза, смотревшие тогда в темноте); построения с перечислительными, иногда с повторами, образующими цепочки повышений или, наоборот, понижений интонации (Летний, пыльный, душный Петербург давил его как в тисках...); конструкции с обособлениями, создающими интонационные провалы (Многого он боялся и чувствовал, больно и мучительно, что боится ужасно).