Категория собирательности существительных

Таким образом, понятие «слово» как семиотический знак и понятие «форма слова» как реализация языкового знака в коммуникации (тексте, сообщении) отражают различную концептуализацию, будучи репрезентантом различных концептуальных пространств – когнитивно-семиотического и когнитивно-коммуникативного.

Естественно, все наши рассуждения о концептуальном содержании собирательности как присущем особой форме существительного позволяют высказать мысль о включении ее в особую формообразовательную категорию, которую мы назвали категорией способов представления частеречного значения существительного, или способов представления субстанции (предмета) (далее – СПС).

На наш взгляд, наряду с грамматическим оформлением лексемы язык может использовать неграмматические средства. К их числу мы относим так называемые словообразовательные средства модификационного характера (например, способы представления частеречного значения процесса у глагольных слов и субстанции (предмета) – у субстантивных слов). В принципе, модификационные значения имеют и лексико-семантические средства коннотативного и стилистического характера [Шарандин, 2001]. В том и другом случае не происходит перевода языкового содержания лексемы в новое предметно-понятийное содержание, а наблюдается либо его преломление через систему способов представления говорящим данного содержания с точки зрения характера протекания действия или характера представления субстанции, либо его интерпретация в системе эмоций и оценок, либо его связь с различными сферами общения. Причем все эти компоненты могут присутствовать в той или иной форме одновременно. Так, например, некоторые способы глагольного действия демонстрируют не только наличие определенного аспекта представления действия, но и его оценочную характеристику, а также стилистическую закрепленность за определенной сферой: зачитался, зачитали (книгу) и т.п.

В качестве репрезентантов СПС нами рассматриваются образования со значениями уменьшительности, увеличительности, собирательности и сингулятивности [Шарандин, 2012]. Традиционно они квалифицируются как самостоятельные слова (лексемы), а точнее, как и в отношении способов глагольного действия, в качестве семантико-словообразовательных группировок существительных, в основе которых лежат формально выраженные модификации (изменения) значения производящих субстантивных образований с точки зрения представления количественных характеристик (ср. у глагола: с точки зрения  временных, количественных и специально результативных характеристик [РГ-80, с. 596]).

В нашей работе «Способы глагольного действия как особая формообразовательная категория русского глагола» [Шарандин, 2005], на основе сравнения вида глагола и способов глагольного действия, мы представили вывод, согласно которому различия между видом и способами действия не в том, что вид – категория глагола, а способы действия – не категория, а в том, что вид и способы действия представляют собой разные типы категорий: вид – грамматическая категория, а способы действия – неграмматическая категория, а точнее, словообразовательно-модификационная, поскольку ее члены представляют собой формы модификационного словообразования (своего рода словообразовательные формы). В отличие от словоформ (словоизменительных форм), которым присущи в отношениях друг с другом альтернационные отношения, формы данного типа обнаруживают мотивационные отношения, позволяющие выявлять производящую и производную формы. Однако при этом не происходит перевода производящей формы в производную структуру, обозначающую новое понятие, то есть не происходит лексемообразования, а наблюдаются различные способы представления действия в рамках одно и того же отражаемого явления действительности (денотата) (ср.: с одной стороны: читать – почитать, дочитать, почитывать, зачитаться и т.д.; и с другой стороны: читать –  читальня, чтец, читатель).

В отличие от альтернационной мотивационной модели, представленной в словоизменении, мотивационная модель словообразовательных форм (например, способов глагольного действия) демонстрирует регулярные отношения производности как процесса семантического и формального преобразования одной формы в другую. Ср.: почитывать – читать что-либо слегка, немного; дочитать – завершить читать что-либо, ранее не прочитанное до конца. В этом случае мы имеем следующую структуру словообразовательной мотивации: она включает в себя мотивирующее слово, отражающее то или иное явление действительности (читать), и формантную часть, связанную с уточнением этого действия с количественно-временной точки зрения. С точки зрения концептуальной структуры эти формы отражают динамические процессы в протекании действия или состояния, которые в человеческом сознании фиксируются и объективируются в языковых формах, отражающих различного рода модификации в протекании действия. Это проявляется в способности того или иного способа действия указывать на частный характер протекания действия по отношению к общему, исходному представлению протекания действия, которое характеризует действие как таковое, вне какого-либо конкретного проявления во времени, количества, специального результата.

То же самое, по существу, представляют мотивационные отношения и в СПС, когда субстанция (предмет) оказывается вовлеченной в восприятие ее со стороны каких-то частных количественных характеристик, которые сохраняют с существительным, называющим предмет как таковой, денотативно-понятийную общность, но вносят «дополнительные смысловые оттенки» (ср.: лист – листва, листок, листик; изюм – изюмина, изюминка).

Рассмотрение СПС также требует ответа на вопрос об инвариантном значении этой формообразовательной категории существительного. На наш взгляд, в качестве инвариантного значения может выступать, по аналогии с термином акционсартности по отношению к способу глагольного действия, значение субстанционсартности, которое проявляется в способности того или иного СПС называть частный аспект представления субстанции в пространстве по отношению к ее исходному представлению в нем, вне какой-либо интерпретации с точки зрения частных характеристик, в частности, связанных с количественными характеристиками.

Итак, способы представления субстанции (предмета) – это формообразовательная категория словообразовательно-модификационного типа, выражающая отношение к количественному ракурсу восприятия субстанции (предмета) и представленная противопоставлением рядов форм (словообразовательных форм) с морфемно характеризованными субстанционсартными значениями собирательности, сингулятивности, увеличительности, уменьшительности.

Как можно заметить, собирательная форма оказывается в составе этой категории одной из форм, связанной с концептуализацией нерасчленного множества. Выделение ее в качестве особой языковой формы свидетельствует о том, что концептуализация и категоризация как формы сознания, будучи динамическими по своей природе, оказываются основой для речевой коммуникации, представляющей собой специфический вид речемыслительной деятельности человека, которая обеспечивает реализацию тех или иных форм слова, отражающих  лингвокреативную деятельность человека в зависимости от его коммуникативных целей.

2 Использование  собирательных существительных  в русской речи

Собирательные существительные . Собирательные существительные обозначают совокупность лиц, живых существ или предметов в виде некоего целого, например: крестьянство, студенчество, старостат, детвора, листва.

С точки зрения морфемной структуры собирательные существительные чаще всего представлены словами с суффиксами -ств- ( дворянство, начальство, учительство ), -еств- (купечество, человечество ), -от- ( беднота ), -в- ( листва ), - еж- ( молодежь ), -ур- ( аппаратура, агентура ), -ник- ( ельник ), -j- ( воронье, тряпьё, офицерьё ), -н- ( солдатня, ребятня ), -вор- ( детвора ).

А.А. Реформатский и другие лингвисты в качестве собирательных выделяют только те существительные, которые имеют тройственный соотносительный ряд однокоренных слов, состоящий из ед. ч. и мн. ч. собственно конкретных существительных и образованного от них собирательного существительного [Реформатский А.А. Число и грамматика // Вопросы грамматики. – М., 1960. – С. 393–394].  

При этом чаще всего поддерживается семантическая корреляция, а в значение собирательного существительного дополнительно включается лишь сема совокупности, объединения лиц, живых существ, предметов, например: крестьянин – крестьяне – крестьянство . Но в некоторых случаях происходит семантическое приращение, например: деканат – это не совокупность деканов, а декан и работники деканата (заместители, секретари и т. п.).

Ряд лингвистов отмечает, что собирательные существительные через свои формальные (словообразовательные) признаки, «разграничивают» классы людей, животных, растений и вещей, что имеет исторические корни (В.И. Дегтярев, Д.И. Руденко и др.).

Суффиксы - j(о)-, -ня- в словах, офицерьё, вороньё, тряпьё, солдатня, передавая отрицательные характеристики, как бы уничтожают целостность единиц, уподобляя их сплошной массе.

Собирательные существительные могут передавать только оценку ‘много': листва, вишенье.

Оценку ‘важно' выражают собирательные существительные с суффиксами - ство- : студенчество, офицерство.

«Имена типа детвора могут, не ощущаясь как нейтральные, с почти одинаковым успехом употребляться и в «положительных», и в «отрицательных» (впрочем, умеренно отрицательных) контекстах ( Я люблю детвору. Во дворе толпилась надоедливая детвора ) [Руденко Д.И. Имя в парадигмах философии языка. – Харьков: Основа, 1990. – С. 177–178].

Собирательные существительные, употребляясь в форме одного числа, не подвергаются счёту, поэтому не могут иметь при себе количественных определителей, выраженных целыми числами.

Представленная выше точка зрения дает узкое понимание термина «собирательные существительные». В широком понимании этого термина к ним, кроме перечисленных, относят имена существительные, в которых собирательность представлена как значение, не получившее соответствующего грамматического оформления. Такие существительные не входят в тройственный ряд; они могут иметь числовую парадигму и могут определяться числительными. Сюда относятся:

1. имена существительные ед. ч. (преимущественно жен. р., реже – муж. р. и ср. р.), выражающие собирательность непосредственно лексическим значением ( толпа, стая, дичь, дробь, ветошь, зелень, нечисть, посуда, мелочь, рухлядь, войско, отряд, полк, мусор и т. п.). Слов того же корня, называющих отдельных представителей этой группы, нет;

2. имена существительные со значением собирательности, имеющие форму только мн. ч.: финансы, хлопья и т. п.;

3. некоторые существительные с приставкой со- : созвездие (как совокупность звезд), собрание (в значении ‘коллекция'), соцветие и т. п.

Так как категория собирательности лексико-грамматическая, а не лексическая, логично говорить о правильности узкого понимания этого термина.

Некоторые лингвисты не выделяют собирательные существительные в качестве лексико-грамматического разряда в одном ряду с вещественными, абстрактными существительными: «…собирательность в русском языке относится к грамматическим явлениям, не стоящим в одном ряду с лексико-морфологическими группировками слов» [Грамматические категории имён существительных современного русского языка: Методические указания для студентов II курса филологических факультетов / Составитель А.А. Колесников. – Одесса, 1982. – С. 24]. Поэтому собирательность рассматривается А.А. Колесниковым не как лексико-морфологический разряд, а как значение числа.

Соглашаясь с характеристикой семантической специфики данных существительных по отношению к категории числа, мы в то же время видим однобокость этой точки зрения прежде всего в неполном охвате и учёте всех признаков, составляющих содержание лексико-семантического разряда, в гипертрофированном внимании к одной стороне данного явления – способу выражения числа. Более того, и в этом наблюдаем противоречия.

Характерным отличием форм собирательности от лексико-морфологических разрядов существительных считается, по этой точке зрения, отсутствие возможности у собирательных существительных употребляться в форме мн. ч. В то же время в числе собирательных автор называет существительное агентура , входящее в «тернарную оппозицию парадигм грамматической категории числа»: агент – агенты – агентура [С. 22–23]. Мы добавим к ним существительные деканат, ректорат, ельник и под. Специфика этой группы собирательных существительных состоит в возможности образования у них форм мн. ч. ( агентуры двух стран, деканаты филологического и романо-германского факультетов ).

Таким образом, аргументация в пользу невыделения собирательных существительных в лексико-семантический разряд существительных выглядит, на наш взгляд, неубедительной.

Заключение

Категория собирательности - сложный и многоаспектный объект исследования.

Для выражения собирательного значения в эрзянском языке используются средства всех ярусов языковой системы, в особенности, морфологические, синтаксические и лексические. Необходимо отметить также большую роль контекста, в котором уточняется собирательное значение.

Способами в работе называем совокупности средств, принадлежащих к тем или иным сферам языка. Таковы лексические, словообразовательные, синтаксические, а также контекстные средства. Все средства выражения собирательности в нашей работе распределены по четырём главам и объединены под общим названием в зависимости от того, какой способ функционирует: лексический, морфологический или синтаксический. Каждый способ охватывает несколько категориальных собирательных значений и объединяет средства, выражающие эти значения.

Категория собирательности в эрзянском языке охватывает не только производные имена существительные с морфологическим выражением собирательности в их словообразовательной структуре, но и существительные, собирательное значение которых проявляется на других уровнях - в лексике, синтаксисе, на лексико-грамматическом уровне. В связи с этим выделяется ядро данной категории, образуемое существительными, у которых собирательность является их основным, словарным значением, и периферия, на которой находятся слова, принимающие такое значение в контексте.