Экология природы и экология души

«Всему свой час и время всякому делу под небесами;

Время родиться и время умирать;

                      Время насаждать и время вырывать насаженное;

Время убивать и время исцелять;

           Время разрушать и время строить;

                     Время плакать и время смеяться;

                     Время стенать и время плясать;

                     Время разбрасывать камни и время собирать камни;

                     Время обнимать и время избегать объятий;

                     Время искать и время терять;

                     Время хранить и время тратить;

                     Время рвать и время сшивать;

                     Время молчать и время говорить;

                     Время любить и время ненавидеть;

                     Время войне и время миру.

     Так что же я ищу? Отчего мучаюсь? Почему? Зачем? Нет мне ответа» [4, стр.381-382].

Так отчего же мучается писатель? Зачем? Может, и наступило время разрушать? И, может быть, надо более спокойно воспринимать и надругательство над природой, и бездуховность современников? Но всем предшествующим повествованием Астафьев говорит: «Нет!». Нельзя быть спокойным, равнодушным, когда видишь, как человек губит природу и сам нравственно погибает. Нельзя бездумно уничтожать живое. Ведь далее у Екклесиаста: «… участь сынов человеческих и участь животных – участьодна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества пред скотом…» [Книга Екклесиаста, или Проповедника, глава 3]. Вот такая вот нерасторжимая связь.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2.2. Судьба природы и судьба человека в творчестве Ч. Айтматова

  

Чингиз Айтматов – писатель, который всегда чутко улавливал дух времени и отражал его на страницах своих произведений.

Говоря о высокой гражданственности Ч. Айтматова, мы вспоминаем не только его произведения, но и Иссык-Кульский форум деятелей искусства и культуры «За безъядерный мир, за выживание человечества», вдохновителем и организатором которого был писатель. Своим творчеством и общественной деятельностью он утверждал общеизвестные, вечные истины, такие как доброта, справедливость, честь, совесть, милосердие…

Айтматов много размышлял в своих произведениях о судьбе природы, судьбе народа, исторической памяти, без чего человек превращается в манкурта – Ивана, родства не помнящего. «… Как-то осенью, – писал Ч.Айтматов, – я ездил на Иссык-Куль… Встретил там одного водителя грузовика с сеном. Он мне и рассказал, что зашли сюда откуда-то два марала. Одного из них убили, а другой – ушёл. « И, видно, никогда теперь не вернётся…» – сказал он с грустью. Он показал мне и дом лесника, где они ночевали. Так я попал на тот кордон, где жил мальчик из «Белого парохода» [9,стр.85]. Так родилась повесть, в которой переплетаются сказка и быль, притча и трагедия.

Любит солнце и горы, лес и реку, деда своего Момуна маленький герой повести «Белый пароход».

Он страдает, когда унижают деда, когда бесчинствует пьяный Орозкул. Мальчик верит в легенду о Рогатой Матери-оленихе, которую рассказывает ему дед Момун: «Дед говорит, что… все мы – дети Рогатой Матери-оленихи» [2,стр.33]. Она когда-то спасла и выкормила двух киргизских детей, и пошёл от них род бугинцев, и стали чтить они её как святыню. Но умер однажды знатный бугинец, и дети его надумали установить на гробнице отца рога марала. Послали охотников, те убили марала, срубили его рога и установили их на гробнице отца. С этого и пошло… Великое несчастье свалилось на потомство Рогатой Матери-оленихи. Чуть ли не каждый стал охотиться в лесах на белых маралов… А что сталось с Рогатой Матерью-оленихой? Ушла она и увела последних своих детей, сказав, что никогда не вернётся…

Но маралы вновь (даже вопреки клятве Рогатой Матери-оленихи) пришли к людям! И как же встречают «братьев наших меньших»? Орозкул и Сейдахмат «подбивают» безотказного Момуна на подлость, и он стреляет в божество своё. Стреляет в оленя, а убивает внука. «Сражённый горем и позором, старик лежал, как убитый, лицом вниз, не отзываясь на голос Мальчика… Он заставил деда перевалиться на бок и вздрогнул, когда к нему повернулось лицо пьяного старика… и почудилась Мальчику в ту минуту голова белой маралицы, изрубленной давеча топором Орозкула. Мальчик отпрянул в страхе и, отступая от деда, проговорил:

- Я сделаюсь рыбой. Ты слышишь, ата, я уплыву…

Мальчик побрёл дальше. Спустился к реке. И ступил прямо в воду…» [2,стр. 106].

Момун разрушил всё, что было дорого ему, чему он поклонялся. И судьба сразила его карой более страшной и ужасной, чем собственная смерть, – смертью внука.

Вот такая вот взаимосвязь событий и поступков. С природой расправляются, казалось бы, легко и просто, безнаказанно: спилили дерево, убили беззащитного марала. Но и природа мстит человеку, который словно бы сам навлекает беды на себя, на свою голову.

Эта мысль нашла развитие в философско-публицистическом романе «Плаха». Этот роман многопланов; в нём несколько сюжетных линий. И одна из них – это тема природы. Ч. Айтматов стремится постичь экологические  проблемы прежде всего как проблемы состояния души человеческой.

В центре «Плахи» - конфликт человека и пары волков, потерявших своих детенышей по вине человека. Роман начинается темой волков, перерастающей в тему гибели саванны. Волки олицетворяют весь природный мир.

Мир природы жесток, но целесообразен. Волки не станут уничтожать

сайгаков больше, чем им нужно для пропитания. Это люди, вооруженные новой техникой, способны бессмысленно, не задумываясь о завтрашнем дне, уничтожать живое.

Гармония жизни в Моюнкумской саванне, которая определялась «изначальным ходом вещей», была взорвана «хунтой». На стадо сайгаков обрушилась облава, устроенная вертолетчиками и расстрельщиками.

В безумной гонке волки мчатся рядом с сайгаками. «Такого – чтобы волки и сайгаки бежали в одной куче – Моюнкумская саванна не видывала даже при  больших степных пожарах» [3, стр. 25]. Животные как бы соединяются в стремлении уйти от общего врага – человека. Человек и зверь поменялись местами. Волчица увидела в человеке страшного зверя с бессмысленной жаждой убивать. «Несколько раз Акбара пыталась выскочить из потока бегущих, но это оказалось невозможным – она рисковала быть растоптанной мчащимися бок обок сотнями антилоп. В этом бешеном убийственном галопе Акбарины волки пока еще держались кучно. Акбара пока еще могла видеть их краем глаза – вот они среди антилоп, распластавшись, ускоряют бег, ее первые отпрыски, выкатив от ужаса глаза, вот Большеголовый, вот Быстроногий, и едва поспевает, все больше слабея, Любимица, а вместе с ними и он обращен в панический бег– гроза Моюнкумов, ее Ташчайнар. …Страх достиг таких апокалипсических размеров, что волчице Акбаре, оглохшей от выстрелов, показалось, что весь мир оглох и онемел, что везде воцарился хаос и само солнце, беззвучно пылающее над головой, тоже гонимо вместе с ними в этой бешеной облаве, что оно мечется и ищет спасения…» [3, стр.26-27].

Трагедия Моюнкумов предстает как гибель живого мира, как предвестие конца света. Расстрелянная природа не может не мстить человеку. Но месть ее не целенаправленная. В поток зла попадают и невиновные.

Трагична судьба чабана Бостона Уркунчиева. Это честный и надежный человек, труженик, чувствующий себя хозяином на земле. Бостон обладает большим авторитетом среди жителей гор Иссык-Куля. Он – человек высокой духовности, внутренней чистоты.

Бостон знает и понимает природу, близок к ней. Его имя недаром переводится как «серая шкура», то есть в его роду тотемом был волк. Бостона возмущает, что Базарбай разорил волчье логово, унёс маленьких волчат. Но вернуть их Акбаре Бостон не смог.

В третий раз Акбара и Ташчайнар потеряли своё потомство. Природой предназначенная миссия не была выполнена. Ещё раз была нарушена природная гармония. Когда волчица уносит Кенджеша, приняв его за своего, за волчонка, трагедия Моюнкумов завершается. Бостон, стреляя в Акбару, нечаянно убивает своего маленького сына. Это роковой выстрел. Убив сына, Бостон убивает своё будущее. Но даже если бы он не убил Кенджеша, выстрел в волчицу означал бы самоубийство, если принять во внимание, что Акбара – Волчица-прародительница.

Смерть маленького Кенджеша – последнее звено в цепи зла, которую составляли вертолётчики, загонявшие стадо сайгаков; расстрельщики, уничтожавшие животных; те руководители, которые решили выполнить план по мясопоставкам за счёт убийства сайгаков. В той длинной цепи преступников против природы и укравший волчат Базарбай, и те, кто ради близких целей готов свести на нет всю природу.

«Гонцы», «хунта» - силы откровенно антиприродные и безнравственные. Это алкоголики, не имеющие ни семьи, ни дома, потерявшие человеческий облик. Это жаждущие лёгких денег сборщики анаши, для которых не существует никаких моральных критериев. В этом же ряду и парторг Кочкорбаев, всегда при галстуке, всегда с какой – то папкой, всегда чем-то озабоченный. Откровенное человеческое «дно» смыкается с идейными предводителями, с теми, кто стоит наверху.

Да, поруганная природа мстит не целенаправленно. Её удар приходится как раз на самого достойного человека. Но тем страшнее трагедия.

 

 

 

 

 

 

 

 

2.3. Человек и природа, вечные нравственные ценности и историческая память народа в произведениях Валентина Распутина

     

     «Человек – царь природы,», – говорит Андрей, один из героев повести         В. Распутина «Прощание с Матёрой». «Вот – вот, царь. Поцарюет, поцарюет, да загорюет», – замечает Дарья [12, стр.109]. Этот диалог мог бы стать эпиграфом к самой повести о Матёре и матёринцах.

     «Матёра» - это название острова и деревни, стоящей на нём. Места богатые, красивые… «От края до края, от берега до берега хватало в ней и раздолья, и богатства, и красоты, и дикости, и всякой твари по паре – всего, отделившись от материка, держала она в достатке – не потому ли и называлась громким именем Матёра?» [12, стр. 44].

     Но наступила последняя для Матёры весна – последняя потому, что пошли слухи, будто остров затопят, а жителей перевезут в строящийся уже за Ангарой новый посёлок. Слухи были верные, и их хватило для того, чтобы внести первичный разлад в налаженную веками жизнь деревни: неухоженными стали огороды, опустели некоторые избы, покосились заборы. Многое повидала на своём веку деревня за три с лишним сотни лет – от поднимавшихся в древности вверх по Ангаре бородатых казаков до самолёта, который «в последние годы дважды на неделе садился на старой поскотине»; знала и наводнения, когда пол-острова уходило под воду. Но такое на её веку было в первый и, видимо, в последний раз. Ниже по Ангаре стали строить плотину для электростанции. «Вода по реке и речкам поднимается и разольётся, затопит многие земли и в том числе в первую очередь, конечно, Матёру» [12, стр.17]. Все знали об этом. Но поверить в это было очень трудно, особенно тем, чья жизнь здесь прошла, кто знал здесь каждый куст, каждый пригорок… Матёра приучила людей к деловитости, к труду. Сами люди возделали эту землю, обжили её, обиходили. Матёринцы уже размышляли над раздирающими душу новостями, а в природе осторова ещё «кругом благодать, такой покой и мир, так густо и свежо сияла перед глазами зелень, ещё более приподнявшаяся, возвысившая над водой остров, с таким чистым, весёлым перезвоном на камнях катилась Ангара, и так всё казалось прочным, вечным, что ни во что не верилось – ни в переезд, ни в затопление, ни в расставание» [12, стр. 25]. В этом особом времени – времени прощания, тревоги – живут старухи, героини повести «Прощание с Матёрой».

     «Самая старая из старух» - Дарья. Вот несколько штрихов к её портрету: «Старуха Дарья, высокая поджарая…»; у неё «строгое бескровное лицо с провалившимися щеками»; «Несмотря на годы, была старуха Дарья пока на своих ногах, владела руками, справляя посильную и всё-таки немаленькую работу по хозяйству…». У неё очень обострённое чувство родства, рода, ответственности перед предками, родной землёй и её природой. «Эта земля-то разве вам одним принадлежит? Эта земля-то всем принадлежит – кто до нас был и кто после нас придёт. Мы тут в самой малой доле на ей… Она не твоя… Нам Матёру на подержание только дали… чтоб жизнь прожили и младшим передали. Они и с вас спросят. Старших не боитесь – младших спросят. Вы детишек-то на что рожаете?» [12, стр.109].

     Дарья и её подруги-старухи: Сима, Катерина, Настасья – словно бы принимают на себя боль природы, всего того, что происходит на острове перед затоплением.

     Вот Богодул врывается к пьющим чай старухам с вестью: «Мёр-ртвых гр-рабют!» Наверное, много могли бы старухи снести молча, безропотно, но не это.  Ведь для них кладбище – нечто святое. Когда старухи добрались до расположенного за деревней кладбища и увидели, что работники санэпидем-станции «доканчивали своё дело, стаскивая спиленные тумбочки, оградки и кресты в кучу, чтобы сжечь их одним огнём», Дарья, «задыхаясь от страха и ярости, закричала» и ударила одного их мужиков палкой, и снова замахнулась…

     Её поддерживает вся деревня, сбежавшаяся к месту поругания. Люди готовы вершить праведный суд, требуя «порешить их за это тут же», «освободить от них землю». Уверенные, что за учинённый разор «мёртвые ещё спросят», они чувствуют и свою вину, что не смогли, не успели противостоять варварству, и оценивают случившееся резко: «Хошь топись от позору» [12, стр. 31].

     Показывая несколько поколений одной семьи, Распутин высказывает мысль о том, что чем дальше, тем связи между людьми и их предками, людьми и землёй, их взрастившей, становятся менее крепкими.

     Вот Дарья, её пятидесятилетний сын Павел и его сын Андрей. Дарья свято чтит память об ушедших. Она настаивает на сохранении, а затем и на переносе на новое место могил. Сын её Павел настроен уже менее решительно. Он понимает мать, но то, что её волнует, для него не самое главное. Пообещав выполнить её просьбу, он так и не сделает этого. А Андрей  и вовсе не понимает, зачем это, всерьёз ли бабка заводит столь странный, по его мнению, разговор. Для него не представляет сложности принять решение пойти строить ту плотину, из-за которой и будет затоплен остров. Он доказывает, что строить ГЭС необходимо, и словно между делом роняет: «Много ли толку от этой Матёры?» - и добавляет: «Вы почему-то о себе только думаете, да и то, памятью больше думаете, памяти у вас много накопилось» [12, стр.99]. Это он говорит бабке и отцу, уверенный в своей правоте, в том, что память – это плохо, без неё лучше. А Петруха, сын Катерины, вообще поджигает собственный дом, чтобы поскорее получить денежную компенсацию. Ему словно бы вторит Клавка Стригунова, говоря о Матёре: «Давно надо было утопить. Живым не пахнет… не люди, а клопы да тараканы. Нашли где жить – середь воды… как лягушки». Не понять ей, что «будет затоплена самая лучшая, веками ухоженная и удобрённая дедами и прадедами и вскормившая не одно поколение земля…» [12, стр.78]. «А не слишком ли дорогая цена? Не переплатить бы?» - думает Павел. [10, стр. 78]. Жить, конечно, в новом посёлке будет легче, но вот жизнь-то не облегчённей ли станет: «Пришёл с работы, умылся – и можешь полеживать, в потолок поплёвывать, никаких забот, никаких переживаний… Только при этой облегчённости и себя чувствуешь как-то не во весь свой вес, без твёрдости и надёжности, будто любому дурному ветру ничего не стоит подхватить тебя и сорвать – ищи потом, где ты есть; какая-то противная неуверенность исподтишка точит и точит: ты это или не ты? А если ты, как здесь оказался?» [12, стр. 79].