История изучения былин

 

В это же время (в 1846 году) появилась и известная работа Константина Аксакова «Ломоносов в  истории русской литературы и  русского языка», в которой он тоже обращался к народному эпосу, осмысливал образ Ильи Муромца как тип национального героя. Позднее основные тезисы этой работы будут развиты им в статье «Богатыри времен великого князя Владимира» (1852 – 1856) и в «Заметке о значении Ильи Муромца» (1860).

Так в середине 40-х  годов в Московском университете (его профессорами помимо С.П. Шевырева в то время были М.П. Погодин, О. М. Бодянский, а чуть позднее Ф.И. Буслаев) закладывались основы славянофильских  трактовок русского эпоса, сыгравшие определенную историческую роль, наложившие отпечаток на многие дореволюционные исследования. Но уже в этих работах в полной мере сказались и все крайности славянофильского былиноведения, вызвавшие резкую критику (тоже не лишенную своих крайностей) как западников, так и революционеров-демократов.

 

Если славянофилы явно идеализировали образы богатырей (а  такая идеализация была отличительной  чертой всей их эстетической и философской  программы), выдавали желаемое за действительное, то антиславянофильская критика зачастую отрицала сами понятия народной, национальной культуры. Типичным примером такой антиславянофильской критики стала работа В.В. Стасова «Происхождение русских былин» (Вестник Европы, 1868, № 1-4, 6-7). «Главная задача настоящего исследования,- подчеркивал сам критик,- заключается в том, чтобы доказать совершенную несостоятельность мнения, будто русские былины – коренное произведение народного творчества и будто они представляют несомненные, чистейшие, самостоятельные элементы, как в общем, так и в подробностях».

И талантливый критик доказывал это со свойственной ему  публицистической страстью, используя  вполне научные данные теории заимствований, но только в качестве разоблачающего материала, обвинительного документа. Да и использовал он самые первые работы русских представителей «теории заимствований» А. Шифнера и В. Радлова, что тоже стало причиной многих его преувеличений и ошибок.

Выступление В.В. Стасова, естественно, не осталось незамеченным. Полемика, развернувшаяся вокруг него в 1868-1870 годы, продолжалась и позже. Русская фольклористика еще не знала столь бурных дебатов.

 

Первым, кто выступил в защиту русских былин, был А.Ф. Гильфердинг, затем появились статьи П.А. Бессонова, О.Ф. Миллера, Ф.И. Буслаева, В.Ф. Миллера. Возражая В.В. Стасову, исследователи волей-неволей обращали внимание на выявление именно национальных черт и национальных основ русского эпоса.

Наиболее ощутимых результатов  в прошлом столетии достигла историческая школа, представителями которой  были такие крупнейшие исследователи, как Л.Н. Майков, В.Ф. Миллер, М.Н. Сперанский, Б.М. Соколов, А.В. Марков, С.К. Шамбинаго и многие другие.

Именно историческая школа оставила богатейший материал сравнительного анализа былинных сюжетов  с летописными и литературными  источниками, выявила основные историко-бытовые данные, запечатленные в русском эпосе.

 

Былины далеко не случайно называют народным учебником истории. Действительно, на протяжении многих веков, а по сути вплоть до XX века они были именно учебником, по которому народ изучал и постигал свою же историю, но только эта история не совпадает ни с одним известным нам литературным и летописным источником, включая летописные сказания о самих же богатырях.

Таких сказаний, историй  и повестей о богатырях, сохранившихся  в составе летописей и древнерусских сборников, известно несколько. Все они насыщены фольклорными образами и все являются литературными, а не фольклорными произведениями. Таково «Сказание о киевских богатырях» – в сравнении с «Ильей Муромцем и Идолищем», «Повесть о Сухане» – в сравнении с былинами о Сухане, «Сказание об Александре Поповиче» – в сравнении с известными нам былинными сюжетами об Алеше Поповиче. Здесь на одном и том же «материале», пожалуй, наиболее ощутима разница между произведениями фольклорными и литературными. Эти две великие культуры оставались разными даже в тех случаях, когда обращались к одним и тем же сюжетам и героям.

Обычно принято думать, что былины не точны потому, что  передавались из уст в уста и со временем (а время это исчисляется  и пятью столетиями, и тысячелетием) исторические реалии сгладились, изменились до неузнаваемости или заменились вымыслом, обычной условностью. Но ведь и в исторических песнях, бывших, как правило, непосредственным откликом на конкретные исторические события, эти реалии тоже изменены до неузнаваемости – фольклоризированы. И во многих литературных произведениях Древней Руси, включая гениальное «Слово о полку Игореве», мы встретим не менее причудливое сочетание исторической действительности и фольклорной.

В известной работе «Бытовые слои русского эпоса» (1871) Ф.И. Буслаев писал по этому поводу: «Вполне справедливо можно сказать, что русский народный эпос служит для народа неписаною, традиционною летописью, переданною из поколения в поколение в течение столетий. Это не только поэтическое воссоздание жизни, но и выражение исторического самосознания народа... Русский народ в своих былинах осознал свое историческое значение».

По былинам, богатырь – единственный, кто может защитить в минуту опасности землю русскую, стольный Киев-град. Все княжеские дружинушки хоробрые, по словам Микулы Селяниновича, способны только хлебоясти. А самое большее, что может сам князь киевский (опять же по былинам, а не по летописям),- это призвать для защиты Киева богатырей. И он бессилен, жалок, труслив, когда никого из них (зачастую по его же, князя, вине) в Киеве не оказывается.

Ничего подобного мы не встретим ни в каком другом источнике  – литературном или летописном, где всегда, в любых обстоятельствах  судьба русской земли зависит  все-таки от князя киевского – от его храбрости, мудрости или слабости. Былины как бы противопоставляют этой официальной версии истории свою народную версию, не оставляющую никаких сомнений в том, кто является подлинным и единственным защитником Руси. Ни в одной из былин князь Владимир не предстает главным героем, он, как справедливо отметил В.Я. Пропп, в народном сознании вообще никогда не был героем, в эпосе нет ни одной былины, посвященной ему, его прославляющей. Он только действующее лицо, причем далеко не всегда положительное.

И в этом смысле былины оказались более близкими к истине и... исторически «достоверными».

 

Отношения самих богатырей  с князем киевским были, как известно, далеки от идиллии. В классической былине «Илья Муромец и Калин царь» (вариант Т.Г. Рябинина) Илье Муромцу так и не удается уговорить Самсона и других богатырей святорусских выступить против Калина царя, подступившего к Киеву, спасти стольный град, защитить князя Владимира со той Опраксой королевичной. Ответ богатырей один:

Начало формы

 

Да не будем мы беречь князя Владымира,

 

Да еще с Опраксой королевичной.

 

У него ведь есть много  да князей бояр,

 

Кормит их и поит да и жалует,

 

Ничего нам нет от князя от Владымира.

 

Конец формы

 

И все это они говорят  Илье Муромцу, у которого, как, впрочем, и у других русских богатырей, более чем достаточно причин для личной обиды, мести. И такое противопоставление, безусловно, входит в художественную задачу былины, отвечает ее идейному замыслу. Не случайно и начинается былина с того, как в очередной раз князь Владимир порозгневался на стараго казака Илью Муромца, засадил его во погреб во глубокий. Чему, кстати, есть вполне реальная историческая параллель. Под 1036 годом в «Повести временных лет» мы читаем: «В се же лето всади Ярослав Судислава в поруб, брата своего». За этими лаконичными строками стоит одна из самых трагических судеб Древней Руси. Оклеветанный князь Судислав просидел в порубе двадцать четыре года, все княжение своего старшего брата, и был освобожден только после смерти Ярослава Мудрого своим племянником Изяславом. А из богатырей, согласно былинам, отсиживают в погребах по десять, двадцать и тридцать лет Илья Муромец, Дунай, Ставр Годинович, Сухман, Василий Казимирович. В былине «Илья Муромец и Калин царь» довольно подробно рассказывается, как это происходит, что собою представляют погреба, в которых заживо погребен Илья Муромец.

Тем не менее ответ  богатырей святорусских Илье Муромцу  явно не по люби. Он один отправляется сражаться с силушкой татарскоей, будто забыв про свою недавнюю обиду на князя. А ведь мы прекрасно знаем, на какой бунт против Владимира способен Илья Муромец, об этом существует целый цикл былин «Илья Муромец в ссоре с Владимиром». Только Добрыне удается усмирить разбушевавшегося Илью, который прямо заявляет князю, что, кабы не Добрыня, я убил бы тя, князя, со княгинею.

Так что ни о каком  смирении не может быть и речи. Но, как мы знаем, именно Илья Муромец, только что вышедший из погребов, не произносит ни слова упрека, именно он трижды обращается к богатырям с призывом:

Начало формы

 

Вы постойте-тко за веру, за отечество,

 

Вы постойте-тко за славный стольный Киев-град,

 

Вы постойте-тко за церквы ты за божии.

 

Вы поберегите-тко  князя Владимира 

 

И со той Опраксой королевичной!

 

Конец формы

 

С XI по XVII век подобный призыв не раз прозвучит со страниц летописей и древнерусских литературных произведений, он есть в «Повести временных лет» и в «Поучении Владимира Мономаха», в «Слове о полку Игореве» и в «Слове о погибели Русской земли», в «Повести о разорении Рязани Батыем» и в «Житии Александра Невского», в «Словах» Серапиона Владимирского и в «Житии Дмитрия Донского», в «Задонщине» и в «Сказании Авраама Палицына». А в эпосе призыв к единству и единению, к защите родной земли последовательно проведен через все былины героического цикла. Это голос народа, основная идея всего народного творчества.

Только исходя из этой основной идеи можно понять художественные и идеологические принципы русских  былин, особенности их поэтики и  содержания. Вот почему, как справедливо  заметил Всеволод Миллер, «отдельные ручьи, не впадавшие в реку, иссякли в земле», песни о местных князьях, «которые трудно было ввести в цикл Владимира, знающий только одного князя всей Руси, сидящего в Киеве», остались за пределами народного эпоса. Хотя, как уже говорилось, среди местных князей не было недостатка в ярких личностях, и песни о них вполне могли храниться веками в пределах своего региона, как хранились другие чисто местные сказания и легенды, как, наконец, не иссякли в земле не впадавшие в общую реку новгородские песни о Василии Буслаеве и Садко.

 

Но именно эти два  былинных сюжета и два былинных героя, отличающиеся от других богатырей и  былин полным отсутствием героических  черт, могут свидетельствовать, что  сам героический цикл складывался  в определенных исторических условиях, которые не коснулись Господина Великого Новгорода.

А не коснулось его  одно из самых тяжелых испытаний  для всей остальной Руси – ордынское  иго. Полчища Батыя не дошли до Великого Новгорода, не пустили его  на дым, как другие города, ни в побоище 1237-1240 годов, ни позже, даже при переписи 1257 года ему удалось откупиться.

 

Образование Героического цикла былин, связанных идеей  объединения русских княжеств вокруг Киева, по всей видимости, относится  к XIII – XIV векам, когда Русь на самом деле была растерзана как извне, так и изнутри. Вполне возможно, что и сама идея единой Руси появилась как антитеза, как воспоминание об утерянном идеале, который народ противопоставлял действительности.

Полтора столетия – от битвы на Калке до Куликовской битвы – вот тот исторический отрезок, в который был создан героический цикл былин, произошла циклизация ранее существовавших былинных сюжетов вокруг эпического Киева.

Символом единого Русского государства навсегда остался в  былинах стольный Киев-град. Все грандиозные события русской истории, все многочисленные войны, нашествия, усобицы отнесены в былинах ко временам князя Владимира и происходят в Киеве. Десятки, сотни русских князей – великих, малых, удельных, стольных, вершивших судьбами народа, остались в его памяти в образе одного эпического князя Владимира.

 

В то время как самых  обыкновенных, простых былинных персонажей и героев – десятки, сотни. Тех  самых Торопашек, Мишек, Ивашек, которые  оставались безымянными в любых  других источниках, кроме былин.

Наиболее характерный  пример – первое описание богатырского поединка в «Повести временных лет».

В 992 году, когда князь  Владимир вернулся из похода на хорватов, с другой стороны Днепра подошли  печенеги. Войска встретились на Трубеже, у брода. По обычаю того времени решено было устроить поединок богатырей. Через четверть века князь Мстислав Удалой точно так же сразится с Редедей. «Чего ради мы будем губить дружины? Сойдемся биться сами!» – так порешат они. А в 992 году условия назвал князь печенежский: если русский богатырь победит, то печенеги три года не будут совершать набеги, но если победит печенежский богатырь, то Русь на три года, будет отдана на разграбление печенегам.

Владимир принимает  это условие, возвращается в полки  и посылает гонцов найти богатыря, который смог бы противостоять печенегу. Утром печенеги выводят своего богытыря, а Владимиру выставить некого. «И поча тужити Володимир»,- сообщает «Повесть временных лет».

Ситуация довольно типичная для былин. Точно так же подходят к стольному Киеву-граду все былинные Батыги, Калины цари, Кудреванки, Тугарины и Идолища, посылая к Владимиру своих гонцов, требуя у него поединщика. Былинный Владимир обычно просит при этом дать ему сроку на три года, так как некого послать ему поединщиком. И точно так же тужит, убивается былинный Владимир, когда в Киеве не оказывается богатырей.

Далее летопись рассказывает о том, как все-таки нашелся поединщик. К князю подошел старый воин и  сказал: «Княже! Со мной вышли четыре сына, но дома остался еще меньший сын. Его с детства никто не смог побороть. Однажды я обругал его, когда он мял кожу, он рассердился и разорвал ее руками».

Князь послал за этим меньшим  сыном, его привели. «Княже! – сказал он.- Сначала испытай меня. Нет  ли большого и сильного быка?» Быка нашли и разъярили его, приложив каленое железо. Разъяренный бык попытался вырваться, но сын воина схватил его рукою за бок и вырвал кожу с мясом.