Глубокий анализ низшей мифологии

Содержание

Введение  ………………………………………………………………………….

 

§ 1.  Образ русалки  в творчестве А. С.  Пушкина………………………………

 

§ 2.  Образ вурдалака в стихотворениях А. С. Пушкина «Вурдалак» и

«Марко Якубович»………………………………………………………………..

 

§ 3.  Нечистая сила в произведениях А. С. Пушкина «Бесы», «Метель»,

сказка о попе и  его работнике Балде, «Евгений Онегин», стихотворение «Гусар»…………………………………………………………………………….

 

Заключение………………………………………………………………………..

 

 Список использованной литературы………………………………………….

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение 

 

 

Данная курсовая работа посвящена изучению образа низших мифологических персонажей в творчестве А.С. Пушкина.

Цель курсовой работы состоит в том, чтобы найти в творчестве Пушкина образы низших мифологических персонажей.

Для достижения указанной цели поставлены следующие задачи:

- рассмотреть понятие низшая мифология, не имеющее однозначного толкования в научных исследованиях;

         - проанализировать образы  низшей мифологии

- выявить типологические связи народной трактовки представителей низшей мифологии и пушкинской.

- определить степень  взаимосвязи низших мифологических персонажей

- найти представителей  низшей мифологии в произведениях  Пушкина.

С детства в наше сознание, в наш читательский опыт входят  сказки. И если читателю разного возраста предложить перечислить героев именно  сказки, то, несомненно, ими окажутся в первую очередь мифологические персонажи - Баба Яга, Кощей Бессмертный, Змей и т.д. Эти герои созданы народным сознанием именно как мифологические, чаще всего персонифицирующие те или иные явления природы. Тема низшей мифологии широка и многогранна. Но она поддается и делению на более частные и узкие темы. Особую актуальность в русской литературе . В связи с этим особую актуальность приобретает изучение представителей низшей мифологии в данное время, так как дети интересуются персонажами сказок.

В сферу низшей мифологии входят мифологические существа, не имеющие божественного статуса, различные демоны и духи. Термин "низшая мифология" введен немецким этнографом В. Маннгардтом, впервые подвергшим эту категорию мифологических персонажей (особенно - духов, связанных с урожаем и шире - духов растительности, олицетворяющих годовой цикл умирающего и воскресающего растительного мира) специальному изучению. В. Вундт рассматривал "демонов растительности" как промежуточную ступень между доземледельческим "тотемическим культом" и развитыми культами богов. Дж. Фрейзер образы Низшая мифология связал (через переходные стадии) с       фигурами таких богов, как Аттис, Адонис, Осирис, Дионис, трактовавшихся им как более поздние ступени развития той же идеи умирающего и воскресающего духа растительности. Считается, что персонажи Низшей мифологии вмешиваются в человеческую жизнь, встречаются с людьми, превращаются в людей и т.п., поэтому во многих традициях они имеют преобладающее значение в сравнении с божествами, действующими преимущественно в мифологические времена первотворения. Как правило, существа, относимые к Низшей мифологии, являются персонажами наиболее популярных фольклорных жанров: сказок, быличек и т.д., в то время как боги участвуют в собственно мифологических повествованиях. В ритуальном плане Низшая мифология соответствует набору суеверий, колдовских или магических обычаев и обрядов, тогда как божества пантеона связаны с общеплеменным или общегосударственным культом. В терминах, использованных M. M. Бахтиным при описании народной карнавальной традиции (в которой участвуют персонажи низшей мифологии), Низшая мифология может быть названа неофициальной, в отличие от официального культа богов. Противопоставление Низшей мифологии как неофициальной и официального культа особенно отчетливо выступает в тех обществах, где эти мифологические системы исторически, этнически различны по своему происхождению: в областях распространения буддизма (на Шри-Ланке, в Тибете, Монголии), в тех регионах, где (как, например, в Латинской Америке) относительно поздно пришедшее христианство, став официальным культом, вобрало в себя целую систему локальных мифологических представлений, низведенных на уровень Низшей мифологии, и т.д. На Руси в течение длительного времени сохранялось, особенно среди женщин, почитание языческих мифологических персонажей в качестве низших духов, в частности Мокоши (но как персонажу низшей мифологии ей поклонялись лишь "бабы богомерзкие"). Таким образом, элементы низшей мифологии могут формироваться благодаря низведению на ее уровень мифологических существ высших рангов (поэтому данные низшей мифологии являются ценным источником для реконструкции мифологических представлений о них). Иногда это находит отражение в самих мифах. Так, в кетской мифологии верховный бог Есь изгоняет на землю свою жену Хоседэм и она постепенно (особенно в сказочных сюжетах) приобретает черты низшего духа. Многие персонажи Низшей мифологии (например, духи частей тела, используемые в ритуалах врачевания, духи-хозяева, духи-помощники) связаны с шаманским культом. В областях развитого шаманизма (в Сибири и Южной Азии) эти духи нередко иерархически подчиняются высшим божествам, с которыми также общается шаман. В ряде азиатских (в частности, сибирских), а также индейских обществ, в отличие от шамана колдун мог обращаться за помощью только к  персонажам Низшей мифологии. Типологически сходные ритуальные и мифологические противопоставления обнаруживаются и в ряде обществ Древнего Востока. Так, по свидетельству анатолийских клинописных текстов 2-го тыс. до н.э., женщина-жрица при магических действиях, в частности обрядах врачевания, обращалась только к духам низшей мифологии, а жрецы официального культа - к "тысяче богов" Хеттского царства.

Писал о представителях низшей мифологии не только Пушкин, к этой теме обращались и другие писатели такие как А.Н. Афанасьев («Поэтические воззрения славян на природу»), А.А. Потебня («О мифическом значении некоторых обрядов и поверий»), Л.Т. Нидерле («Славянские древности, представители низшей мифологии»), Д.К. Зеленин («Очерки русской мифологии»).

Новизна данной работы заключается в том, что монографических исследований, посвященных изучению образов низших мифологических персонажей в творчестве А.С. Пушкина присутствует, но не так много. Между тем, их изучение может открыть много тайн для детей, ведь многие дети и не знают что черти, русалки и многие другие относятся к представителям низшей мифологии.

Объектом исследования являются тексты и связанные с ним отдельные произведения русской литературы.

Предметом исследования выступают образы низших мифологических персонажей в творчестве Пушкина.

Методологическую  основу курсовой  работы составляет этимология, способствующая изучению представителей низшей мифологии. Это позволяет создать целостную концепцию народной и пушкинской трактовки понимания представителей нечистой силы.

Структура работы. Курсовая работа состоит из введения, трёх параграфов, заключения и списка использованной литературы. Во введении перед работой ставятся задачи изучения образов низших мифологических персонажей в творчестве Пушкина. Первая глава посвящена исследованию образа русалки в творчестве Пушкина. Во второй главе рассматриваются Образ вурдалака в стихотворениях А. С. Пушкина «Вурдалак» и  «Марко Якубович» . В третьей главе даются трактовка нечистой силы  в произведениях А. С. Пушкина «Бесы», «Метель», сказка о попе и его работнике Балде, «Евгений Онегин», «Гусар»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

§ 1. ОБРАЗ РУСАЛКИ В ТВОРЧЕСТВЕ А. С.  ПУШКИНА

Рассмотрим этимологию слова «русалка». Название «русалка» старые писатели и ученые соединяли со словами: русло (по местожительству русалок в реках) и русый, русявый (по русому цвету волос у русалок), а также выводили от древних имен священных рек: Росса и Руса. Первое словопроизводство не объясняет окончание - алка. Второе не соответствует обычному представлению о русалках, у которых волосы не всегда русые, а большей частью зеленые.

Вернее словопроизводство  от древнерусского названия праздника и игр: русалии; и теперь у малоросов кое-где первый день Петрова поста зовется русали. Источник этих слов западно-европейский: латинское rosalia, греческое средневековое - название праздника и игр. С запада заимствованы были русскими эти игры и праздненства, которые распространялись вместе с христианством. Христианские rosalia совпали на Руси, по времени, с древним языческим праздником в честь заложных покойников. К этому языческому празднику и привилось новое, христианское название: русали, Русальная неделя. Отсюда уже вполне естественное появление название: Русалки, то есть те существа, которых чествуют в праздник русалий, на Русальной неделе.

 Различные названия  русалок. Кроме слова «русалка», существуют также и другие названия русалок: купалка, водяница или водяная, шутовка, чертовка, хитка, лешачиха, лобаста.

Слово купалка  употребительно в белорусских купальских песнях. Купалка - девица, которую из своей среды избирают девицы же, участницы купальных забав, первенствующею или царицею плясок, бываемых в ночь перед днем Рождества Иоанна Крестителя.

Водяниха имеет  большие отвислые груди и длинные  волосы; из воды выходит нагою в  полночь и садится на камень; тут  она расчесывает свои волосы большим  гребнем. Русалка - жена водяного, это  поверье нужно признать общераспространенным в русском народе. Чертовка, по народному поверью, есть водяная женщина; она может быть красивой или некрасивой, доброй или злой, часто же безразличной. Живет она в воде и только изредка выходит на берег чесать золотым или медным гребнем свои прекрасные, черные, как смоль, и длинные волосы. В это время можно подкрасться к ней и выхватить гребень, который имеет магическую силу.

Слово «хитка», по-видимому, в ближайшем родстве  с глаголом «хитить», похищать; название основано, вероятно, на том, что хитка топит людей в воде.

Лешачиха - жена лешего, имеющая вид обыкновенной женщины с распущенными волосами, в которые вплетены зеленые ветви. Лешихи - это души загубленных девушек, которые прокляты были родителями или  подняли на них руку. По ночам они качаются на ветвях деревьев, а на день вместе с лешими уходят под землю, где живут во дворце.

Особняком стоят  среди народных названий русалки: навка  или мавка, ундины и вилы. Это не синонимы слова «русалка», а названия для особых разрядов русалок.

Мавки, навки, в  восточнославянской мифологии злые духи (часто смертоносные). По украинским поверьям, в мавок превращаются умершие  до крещения дети: имя мавки (навки) образовано от «навь» (воплощение смерти). Мавки спереди имеют человеческое тело, а спины у них нет, поэтому видны все внутренности.

Ундины («волна») в мифологии народов Европы духи воды, русалки. Прекрасные девушки (иногда с рыбьими хвостами), выходящие  из воды и расчесывающие волосы. Своим пением и красотой завлекают  путников вглубь, могут погубить их или сделать возлюбленными в подводном царстве. Ундины могут обрести человеческую душу, полюбив и родив ребенка на земле.

В средневековой  алхимии ундины - духи, управляющие  водной стихией, подобно тому, как  саламандры - духи огня и т.п.

Вилы, самовилы - в южнославянской мифологии женские духи, очаровательные девушки с распущенными волосами и крыльями, одеты в волшебные платья: кто отнимал у них платье, тому они подчинялись. Вилы могли летать как птицы, обитали в горах. Они владели колодцами и озерами и обладали способностью "запирать" воды. Культ вилы и их связь с колодцами известны по болгарским источникам тринадцатого века. Если отнять у них крылья, они теряют способность летать и становятся простыми женщинами. Ноги у них козьи, лошадиные или ослиные. Вилы закрывают их длинной белой одеждой. К людям, особенно к мужчинам, вилы относятся дружелюбно, помогают обиженным и сиротам. Если разгневать вилу, она может жестоко наказать, даже убить одним своим взглядом. Вилы умеют лечить, могут предсказывать смерть, но и сами они не бессмертны.

 Народ признает русалками заложных покойниц, то есть женщин, умерших неестественной смертью. Вместе с женщинами мы видим и детей, которые выделяются в особый разряд мавок. По верованиям крестьян, в разных губерниях по-разному могли дать свидетельства о русалках. Русалки - души некрещенных детей, утопленниц и вообще женщин и девиц, лишивших себя жизни и непогребенных. Русалки- шутовки - это обыкновенные древние люди, на которых тяготеет родительское проклятие. Русалки - девицы, пропавшие без вести. Русалки - девушки, утонувшие в озере или в реке от неудавшейся любви или с горя. Русалки - это похищенные у матерей дети, преимущественно некрещеные.

Особняком стоит  сказание, записанное священником Доброзраковым  в селе Ульяновке Нижегородской губернии: «…при сотворении мира Богом диавол, подражая Богу, начал бить одним камнем о другой, и из осколков явились домовые, лешие, русалки и подобные им существа».

Русалки - людские  дочери, «проклятые родителями еще  в материнской утробе, умершие некрещеными», а также молодые утопленницы. Душа самоубийцы «становится русалкою, поступающую под суровую власть водяника, с которым принуждена вести ненавистную связь» .

Гораздо реже, в  виде исключения, встречаются три  следующих воззрения, из которых одно считает русалок оборотнями женщин, превращенных Богом в наказание за грехи, другое причисляет к русалкам покойников, умерших в определенное время года, а именно во время русальных праздников; третье - отождествляет русалок с фараонами. Есть даже такая история: когда войско Фараона потонуло в Черном море, все утонувшие обратились - мужчины в водяных, а женщины и дети в русалок, и партиями разбрелись по морю и по рекам. Вид они имеют: верхняя часть тела до пупа человечья, а нижняя - рыбья. Они иногда останавливают на море корабли и на реках лодки и спрашивают, скоро ли будет страшный суд, продолжают ли дети носить под праздник Рождества Христова «вечерю» своему крестному отцу и своей крестной матери. Получив на первый вопрос утвердительный, а на второй отрицательный ответ, радуются; в противном же случае с досады топят даже корабли.

Теперь же обратимся  к пушкинской трактовке русалки. В старых пушкиноведческих работах, которые редко включаются ныне в научный оборот, мы можем встретить необычные для современных интерпретаций высказывания о присутствии в творчестве А. С. Пушкина «бодлеровских» и даже «некрофильских» настроений. Об этом писали В. Вересаев, Вл. Ходасевич; вероятно, близкие по смыслу наблюдения имел в виду В. Брюсов, намереваясь написать статью «Темное в душе Пушкина». Точно и ясно эта проблема была поставлена в блестящей и бесстрашной книге Д. Благого «Социология творчества Пушкина». Не смущаясь непривычным и даже эпатирующим характером своих наблюдений, исследователь последовательно развил тему «бодлеровских настроений» у Пушкина и глубоко проанализировал под этим углом зрения ряд пушкинских произведений.

Обратимся к одному из самых очевидных воплощений этой темы у Пушкина. В 1826 г. он начал писать странное стихотворение, оставшееся незаконченным.

 

Как счастлив я, когда могу покинуть

На берега сих молчаливых вод.

О, скоро ли она со дна речного

Подымется, как  рыбка золотая?

Опутана зелеными власами,

Она сидит  на берегу крутом.

Ее глаза  то меркнут, то блистают,

 Томительно  любовью замирая.

И в этот миг  я рад оставить жизнь,

Хочу стонать  и пить ее лобзанье —[]

 Стихотворение удивительно не своим фантастическим сюжетом, а реалистически точным и психологически достоверным воплощением этого сюжета. Этот подбор ласковых слов, эти оттенки ощущений придают немыслимой ситуации эмоциональную убедительность. Противоестественное воспевание любовных ласк как чего-то холодного, охлаждающего находит неожиданную параллель с утолением жажды в жаркий день и получает необыкновенную поэтическую силу. Эта женщина — русалка — живая, но в то же время и мертвая, и она влечет героя именно этой страшной двойственностью своего существа.

В.Ф. Ходасевич писал об этом стихотворении: «...соблазнительное ощущение мертвой как живой, ощущение горькое и сладострастное. Это одно из не самых светлых и безобидных пушкинских чувств, но оно подлинно пушкинское, — грозящее гибелью и сулящее „неизъяснимы наслажденья“». Ни в одном из произведений Пушкина образ мертвой возлюбленной не был воплощен в таком зримом, чувственно осязаемом облике; этот образ как бы ушел в подтекст его поэзии, но он мерцает, просвечивает то здесь, то там на протяжении всего пушкинского творчества.

Наиболее очевидно подразумевается  он в стихотворении «Яныш королевич» из «Песен западных славян» и драме  «Русалка», где незаконченный сюжет предполагает, по всей вероятности, аналогичное продолжение: встретив погибшую возлюбленную в облике русалки, князь влюбляется в нее с новой силой. Образ мертвой возлюбленной угадывается в «Заклинании» (1830):

Явись, возлюбленная тень,

Как ты была перед  разлукой,

Бледна, хладна, как зимний день,

Искажена последней  мукой...

Говоря об этих двух стихотворениях, Д.Д. Благой подчеркивает особый характер лирического чувства: в «Заклинании» поэт хочет видеть возлюбленную именно на грани умирания («как ты была перед разлукой»), а в элегии «Для берегов отчизны дальной» он вспоминает именно «незабвенный час» разлуки. Исследователь делает тонкое наблюдение, что в этой связи образов приобретает особый смысл эпитет «хладеющие» («мои хладеющие руки»). Нужно упомянуть и незавершенный отрывок 1823 г.: «Придет ужасный [час] ... твои небесны очи / Покроются, мой друг, туманом вечной ночи...», где поэт как будто не решился воплотить в слове волнующий воображение образ; но, обрываясь на загадочных фразах: «...буду ждать... [но чего?] ... Чтоб силою мечтанья моего...», стихотворение позволяет предположить тот же сюжет с мертвой возлюбленной. В стихотворении «Под небом голубым страны своей родной» (1826) летает над поэтом «младая тень» любимой прежде и забытой женщины. В черновом варианте «Воспоминания» (1828) возникали «два призрака младые, / Две тени милые», которые «говорят ... мертвым языком / О тайнах счастия и гроба». В «Бахчисарайском фонтане» (1821—1823), когда «по дворцу летучей тенью / Мелькала дева...», автор, гадая: «Чью тень, о други, видел я?», как бы проговаривается: «Я помню столь же милый взгляд / И красоту еще земную...» . Тот же образ витает в стихотворениях уже совсем далеких по сюжету: в элегии «Не пой, красавица, при мне» (1828), где неотвязен «призрак милый, роковой» некой «далекой бедной девы», представляющийся неизменно «ночью», «при луне»; в «Прощании» (1830) («В последний раз твой образ милый / Дерзаю мысленно ласкать»), где «могильный сумрак» вдруг окутывает живую женщину, и разлука с ней описывается и воспринимается как вечная разлука — смерть. И наконец, неудивительно, что одна из пяти сказок Пушкина это «Сказка о мертвой царевне». Итак, в целом ряде пушкинских произведений мы обнаруживаем образы и настроения, явно перекликающиеся с темой мертвой возлюбленной. Прежде всего это Инеза из «Каменного гостя». Дон Гуан вспоминает: «...Странную приятность | Я находил в ее печальном взоре | И помертвелых губах. Это странно ‹...› А голос | У ней был тих и слаб — как у больной...». Дон Гуан находил ту же прелесть и в Доне Анне, лежащей в обмороке: