Цветовая гамма поэтических образов А. Блока

      В рамках  одного стихотворения красный может выступать в разных функциях. Характерно в этом отношении стихотворение «Распушилась, раскачнулась...». Здесь красный — в роли постоянного метафорического

эпитета: «Божья матерь улыбнулась с красного угла», в роли метонимии  в

такой сложной оксюморонной картине:

Раскрутился над рекою

Красный сарафан,

Счастьем, удалью, тоскою

Задышал туман.

        Тут же — изобразительный эпитет алый, подготовленный неназванным, но явно подразумеваемым красным цветом платка (вслед за красным сарафаном):

И под ветром заметались

Кончики платка,

И прохожим примечтались

Алых два цветка.

       Красный цвет и его эквиваленты могут символизировать действия, быть

условием начала действия. Угасание цвета становится залогом  рождения и

развития поэтического образа, поэтического сюжета:

Покраснели и гаснут ступени.

Ты сказала сама: «Приду».

       В эволюции символики красного  цвета у Блока наблюдается явление,

обратное тому, которое  характерно для блоковской поэтики и  ее  символики  в целом. Если наиболее  сложной  и  зашифрованной  она  была  в  первом  томе, становясь с каждым годом все более прозрачной, то с красным цветом все  было как раз наоборот. В первом  томе,  до  цикла  «Стихов  о  Прекрасной  Даме»,

красный цвет вполне реален и конкретен: «На гладях бесконечных вод,  закатом в пурпур  облеченных...»; «Путь  блестел  росы  вечерней  красным

светом»; «Последний пурпур догорал». И только во  вступлении к циклу появляется «красная тайна»:

Терем высок, и заря замерла.

Красная тайна у входа  легла.

     Поэт Владимир  Пяст,  друг  Блока,  в своих заметках  о первом  томе

сочинений Блока утверждает, что здесь преобладают тона голубые и  золотистые - цвета Прекрасной Дамы, а во всем, что написано позже, преобладают  другие, грязные тона. В качестве примера Пяст приводит  стихи  из  стихотворения  «К Музе»: «Тот неяркий, пурпурово-серый и когда-то мной виденный круг».

     С этим мнением нельзя согласиться. В цикле «Стихов о Прекрасной Даме» то и дело встречаем: «росы вечерней красным светом», «ты в алом сумраке, ликуя...» (алый сумрак встречается несколько раз), красный отблеск, красный месяц, красное зарево, красные зори, кровавые цветы, багровые костры, красные ленты, красная пыль, красные лампады, красные маки, красная весть, красный зов зари и т. д.

      Весь первый  том, как  бы  озарен  красным   светом,  им  же  озарено   и

стихотворение «Предчувствую  Тебя...», которым так восхищается В. Пяст  («Оно эмфатично,  оно больше  во  всех  смыслах того,  что  обычно  есть   самое прекрасное  стихотворение,  оно  —  пришло»).  Но  Пяст  не  замечает   этой озаренности: «Весь горизонт в  огне  и  ясен нестерпимо» (повторяется три раза).  А  пурпурово-серый  —  это  не  грязный,  а  все  тот  же   красный,

трагический цвет, это костер и тлеющие до  поры  угли  под  пеплом:  «Пеплом подернутый бурный костер...».Этот же оттенок и в стихотворении «Сквозь серый дым...»:

О чем в сей мгле безумной, красно-серой,

Колокола — О чем  гласят с несбыточною верой?..

 

        Пурпурный круг над головою Музы нам еще встретится у Блока («Кто ты, Женственное Имя в нимбе красного огня?»; в одном из программных стихотворений цикла «Стихов о Прекрасной Даме» — «мерцание красных лампад», при свете которых и совершает свой обряд инок:

Вхожу я в темные храмы,

Совершаю бедный обряд.

Там жду я Прекрасной Дамы

В мерцании красных лампад.

           Порой красный цвет может быть и не назван прямо, но он пронизывает

 стихотворение:

Я умер.

Я пал от раны.

И друзья накрыли щитом.

Может быть, пройдут караваны.

И вожатый растопчет конем.

Так лежу три дня без  движенья.

И взываю к песку: «Задуши!..»

Но тело хранит от истленья

Красноватый уголь души.

На четвертый день я  восстану,

Подыму раскаленный щит,

Растравлю песком свою рану

И приду к Отшельнице в  скит.

Из груди, сожженной песками,

Из плаща, в пыли и крови,

Негодуя, вырвется пламя

Безначальной, живой любви.

      В первом  томе красный цвет часто выступает  в  соседстве  с  другими   —

голубым, белым, желтым:

      «Белой  ночью месяц красный  выплывает в синеве»;  «Свобода

смотрит в синеву.  Окно  открыто.  Воздух  резок.  За  желто-красную  листву

уходит месяца отрезок».  Постепенно красный цвет  и его оттенки вместе  с  другими  цветами  начинает  передавать  определенное  настроение, душевное состояние, чаще всего тревожное («Зарево  белое,  желтое,  красное, крики и звон вдалеке, ты не обманешь, тревога напрасная, вижу огни на  реке»; «Души кипящий гнев смири, как я проклятую отвагу. Остался красный зов зари и верность голубому стягу».

      В первом  томе уже намечается метафоризация  красного цвета, причем

метафоры, основу которых  составляет красный цвет, часто тут  же

расшифровываются («Мигает  красный призрак — заря!»  или раскрываются предшествующими стихами, всем содержанием стихотворения:

...Задыхались в дыму  пожара,

Испуская пронзительный  крик.

...На обломках рухнувших  здании

Извивался красный червяк.

      Красный цвет уже в первом томе используется для создания символов,

которые передают мятежные, характерные для Блока порывы, беспокойство и душевное смятение:

Я безумец!

Мне в сердце вонзили

Красноватый уголь пророка!

     Особенно тревожно звучит стихотворение «Я бежал...», посвященное

Андрею Белому, с которым  у Блока всю жизнь были очень сложные отношения. Стихотворение насыщено красно-кровавыми тонами: обливался кровью, впереди покраснела заря, истекающий кровью, красный платок полей, красное золото:

       

Неужели и ты отступаешь?

Неужели я стал одинок?

Или ты, испытуя, мигаешь,

Будто в поле кровавый платок?

О, я увидел его, несчастный,

Увидел красный платок полой...

Заря ли кинула клич свой красный?..

 

      Во втором  и третьем томах символика  красного цвета расширяется:

красный цвет - элемент контраста, символ разоблачения капиталистического

города и его противоречий, средство сатиры и, наконец, символ приближающейся революции. Красный цвет по-прежнему используется в пейзажных  зарисовках,  однако уже с явно переносным, метафорическим звучанием: «Пели гимн багряным  зорям»; «И в безбурности зорь красноватых не видать  чертенят  бесноватых»; «Красное солнце село за строенье».

       Красный цвет, как уже говорилось, используется поэтом и для цветового

контраста: «О, красный парус в зеленой дали!»; «Синее море! Красные зори!»; «Давно потухший взгляд безучастный, клубок из нитей веселый, красный...».

      Встречается и перефразировка красного цвета («И пьяницы с глазами

кроликов...», красный в географическом названии («Через Красное

море туман поползет...», и красный как постоянный фольклорный

эпитет («Что в очах твоих, красная девица, нашептала мне синяя ночь».

      Предгрозовые раскаты и сама революционная гроза 1905 года не пронеслись мимо него. Тема страшного мира и неприятия его, вера в неизбежность гибели капиталистического уклада, своеобразно осмысленная и интерпретированная, все чаще появляется в поэзии Блока. Красный цвет становится на время символом мещанства, пошлости, продажности: «Но ты гуляешь с красным бантом и семячки лущишь...»; в притоне разврата «всех ужасней в комнате был красный комод»;  «Был любовный напиток - в красной пачке кредиток». Поэту ненавистны мещанские красные герани в окошках:

О, если б не было в окнах

Светов мерцающих!

Штор и пунцовых цветочков!

     В письме к Сергею Соловьеву от 8 марта 1904 г. Блок писал: «Пишу стихи

длинные, часто совершенно неприличные, которые, однако, нравятся мне больше прежних и кажутся сильнее. Не ругай за неприличие, сквозь него во мне все то же, что в прежнем «расплывчатом», но в формах крика, безумий и часто мучительных диссонансов».

      Трагедия  человека в капиталистическом  городе, среди дыма заводских

труб, передана с помощью оттенков красного в стихотворении «Обман» (5 марта 1904 г.): «пьяный красный карлик... прыгнул в лужицу красным комочком... Красное солнце село за строенье... По улицам ставят красные рогатки... Стремительно обгоняет их красный колпак... В глазах ее красно-голубые пятна...»

      С темой  разоблачения капиталистического  города, символом которого

становится красный фонарь, связана в поэзии Блока тема падшей женщины - жертвы людского равнодушия, пресытившегося мира («Улица, улица...»,

«Повесть», «Легенда», «Невидимка», «Там дамы щеголяют модами», «Клеопатра», «Ночная фиалка», «Мария», «Вот — в изнурительной работе...», «Последний день» и т. д.).

      Кульминацией  символики красного цвета в  поэтике Блока является

использование его для  передачи революционных предчувствий и настроений:

... росли восстаний знаки,

Красной вестью вечного огня

Разгорались дерзостные маки,

Побеждало солнце Дня.

 

       Красный как  символ  свободы,  наводящий ужас  на тех, кто стоит на страже существующего порядка, звучит в стихах:

 

...Дразнить в гимназии  подруг

И косоплеткой ярко-красной

Вводить начальницу в испуг...

       И, конечно, красный — это цвет боевых знамен революции, победно

развевающихся над идущими «державным шагом» двенадцатью красногвардейцами, бессменным дозором революции:

В очи бьется Красный флаг.

Раздается Мерный шаг.

      Эволюция  символики красного цвета у  Александра Блока позволяет

проследить, как поэт углублял и расширял систему поэтических образов. Среди них образы, в создании которых использован красный цвет и его оттенки, играют решающую роль для понимания творчества Блока, эволюции его мировоззрения.

      По статистике  Миллер-Будницкой, сине-голубой цвет составляет в

колористической гамме Блока 11%. Синий, как и красный, играет важную роль в поэтике Блока. Основная функция его — романтическая. Блок остался навсегда романтиком, и его «голубой цветок» не увял, оборачиваясь то голубым кораблем, то голубым сном, то голубой мечтой или синим туманом. Цитируя Г. Гейне, Блок мог то же сказать и о себе: «Несмотря на мои опустошительные походы против романтиков, сам я все-таки всегда оставался романтиком и был им даже в большей степени, чем сам подозревал. После самых смертоносных ударов, нанесенных мною увлечению романтической поэзией в Германии, меня самого вновь охватила безграничная тоска по голубому цветку».

      Сам   Блок  нередко  иронизировал  по  поводу  «голубого  цветка»   и  в

«Балаганчике», и в  «Незнакомке»,  и  в  «Короле  на  площади»,  и  в  своих

автопародиях и шуточных  стихах  («Посеял я двенадцать  маков на  склоне голубой мечты»; «Где же дальше Совнархоза голубой  искать  цветок?». Но «цветок» выстоял и остался в поэзии Блока символом  чистоты,

свежести, радости и  надежды  на  будущее:  «И  любой  колени  склонит  пред тобой... И любой цветок уронит  голубой...»;  «И  ветер поет  и пророчит мне в будущем — сон голубой...».

      В использовании  синего, голубого как поэтического  образа преобладает

символическое начало. Часто  он передает ощущение зыбкости, нереальности,

атмосферу сна: «И на сон  навеваю мечты, и проходят они, голубые...». Ту же

функцию выполняет и эпитет с суффиксами -еват-, -оват-: «И ушла в синеватую даль...»; «Голубоватым дымом вечерний зной возносится...»;  «Неживой, голубоватый ночи свет» и т.д.)

      Голубой используется также для романтико-символистской стилизации в

духе нарочитой утонченности и изысканности, например, в стихотворении «День поблек, изящный и невинный»:

Тихо дрогнула портьера.

Принимала комната шаги

Голубого кавалера

И слуги.

        Изысканность порой доходит до той грани, когда еще чуть-чуть  - и она может обернуться пародией, насмешкой, чуть ли  не  гротеском,  но  этого

все же не происходит: «Нежный! У ласковой речки ты — голубой пастушок»; «...Синий призрак умершей любовницы над кадилом мечтаний сквозит».

      Постепенно  в образе все отчетливее начинает  проступать реалистическое

начало, особенно в картинах пейзажа, исполненных величия и  одновременно

ощущения радости жизни:

Перед Тобой синеют без  границы