Быт и традиции русского дворянства

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Мировую культуру нельзя приставить без культуры России, а русская культура во всем многообразии своего содержания не мыслима без культурного богатства накопленного другими народами.

Быт и культура русского дворянства XVIII – XIX вв. занимает важное место в истории отечественной культуры этого периода, оставаясь для нас и по сей день «волшебной сказкой». В результате изучения этого вопроса мы становимся богаче: «открылась новая полоса русской культуры, интересная и важная не только совершенством своих материальных созданий, но и своими мыслями, своей поэзией и философией, своими верованиями и вкусами».

Актуальность данной темы обусловлена не только историко-культурной традицией, но и сложившимся спросом на изучение и определение места современной русской культуры в мировом культурном процессе.

Цель этой работы дать представление о типологических особенностях отечественной культуры повседневности в XVIII-XIX вв.

Контрольная работа состоит из введения, четырех глав и заключения. В конце работы приводится список литературных источников, использованных при ее выполнении.

1 Значение понятий «быт», «культура», «русская культура XVIII нач. XIX вв.» и их соотношение

Для того, чтобы определиться со значениями понятий «быт» и «культура» обратимся к новому словарю русского языка (толковому словарю) Ефремовой Т.Ф. В нем эти понятия трактуются следующим образом:

« Быт – 1. Общий уклад жизни, совокупность обычаев, нравов, присущих какому-либо народу, определенной социальной среде и т.п. 2. Повседневная жизнь человека, совокупность условий, в которых она проходит.

Культура – 1. Совокупность достижений человечества в области общественно-интеллектуальных и производственных отношений. // Совокупность таких достижений в определенную эпоху, у определенного народа. 2. Уровень развития каждой из областей – интеллектуальной, общественной и производственной – жизни. // Конкретные результаты такого развития. 3. Совокупность памятников литературы, искусства, архитектуры и т.п., относящихся к одному времени, определенной территории. 4. Сфера человеческой деятельности, связанная с областью литературы, искусства, архитектуры и т.п. 5. Искусственно созданный человеком мир, жизнь в котором определяется его – человека – идеалами».

Какими же путями происходит взаимопроникновение быта и культуры? Для предметов или обычаев «идеологизированного быта» это самоочевидно: язык придворного этикета, например, невозможен без реальных вещей, жестов и т. д., в которых он воплощен и которые принадлежат быту.

Все окружающие нас вещи включены не только в практику вообще, но и в общественную практику, становятся как бы сгустками отношений между людьми и в этой своей функции способны приобретать символический характер.

В «Скупом рыцаре» Пушкина Альбер ждет момента, когда в его руки перейдут сокровища отца, чтобы дать им «истинное», то есть практическое употребление. Но сам барон довольствуется символическим обладанием, потому что и золото для него – не желтые кружочки, за которые можно приобрести те или иные вещи, а символ полновластия. Макар Девушкин в «Бедных людях» Достоевского изобретает особую походку, чтобы не были видны его дырявые подошвы. Дырявая подошва – реальный предмет; как вещь она может причинить хозяину сапог неприятности: промоченные ноги, простуду. Но для постороннего наблюдателя порванная подметка – это знак, содержанием которого является Бедность, а Бедность – один из определяющих символов петербургской культуры. И герой Достоевского принимает «взгляд культуры»: он страдает не оттого, что ему холодно, а оттого, что ему стыдно. Стыд же – один из наиболее мощных психологических рычагов культуры. Итак, быт, в символическом его ключе, есть часть культуры.

Но у этого вопроса имеется еще одна сторона. Вещь не существует отдельно, как нечто изолированное в контексте своего времени. Вещи связаны между собой. В одних случаях мы имеем в виду функциональную связь и тогда говорим о «единстве стиля». Единство стиля есть принадлежность, например мебели, к единому художественному и культурному пласту, «общность языка», позволяющая вещам «говорить между собой». Когда вы входите в нелепо обставленную комнату, куда натаскали вещи самых различных стилей, у вас возникает ощущение, словно вы попали на рынок, где все кричат, и никто не слушает другого. Но может быть и другая связь. Например, вы говорите: «Это вещи моей бабушки». Тем самым вы устанавливаете некую интимную связь между предметами, обусловленную памятью о дорогом вам человеке, о его давно уже ушедшем времени, о своем детстве. Не случайно существует обычай дарить вещи «на память» – вещи имеют память. Это как бы слова и записки, которые прошлое передает будущему.

С другой стороны, вещи властно диктуют жесты, стиль поведения и в конечном итоге психологическую установку своим обладателям. Так, например, с тех пор, как женщины стали носить брюки, у них изменилась походка, стала более спортивной, более «мужской». Одновременно произошло вторжение типично «мужского» жеста в женское поведение (например, привычка высоко закидывать при сидении ногу на ногу – жест не только мужской, но и «американский», в Европе он традиционно считался признаком неприличной развязности). Внимательный наблюдатель может заметить, что прежде резко различавшиеся мужская и женская манеры смеяться в настоящее время утратили различие, и именно потому, что женщины в массе усвоили мужскую манеру смеха.

Вещи навязывают нам манеру поведения, поскольку создают вокруг себя определенный культурный контекст. Ведь надо уметь держать в руках топор, лопату, дуэльный пистолет, современный автомат, веер или баранку автомашины. В прежние времена говорили: «Он умеет (или не умеет) носить фрак». Мало сшить себе фрак у лучшего портного – для этого достаточно иметь деньги. Надо еще уметь его носить, а это, как рассуждал герой романа Бульвера-Литтона «Пелэм, или Приключение джентльмена», – целое искусство, дающееся лишь истинному денди. Тот, кто держал в руке и современное оружие, и старый дуэльный пистолет, не может не поразиться тому, как хорошо, как ладно последний ложится в руку. Тяжесть его не ощущается – он становится как бы продолжением тела. Дело в том, что предметы старинного быта производились вручную, форма их отрабатывалась десятилетиями, а иногда и веками, секреты производства передавались от мастера к мастеру. Это не только вырабатывало наиболее удобную форму, но и неизбежно превращало вещь в историю вещи, в память о связанных с нею жестах. Вещь, с одной стороны, придавала телу человека новые возможности, а с другой – включала человека в традицию, то есть и развивала, и ограничивала его индивидуальность.

Однако быт – это не только жизнь вещей, это и обычаи, весь ритуал ежедневного поведения, тот строй жизни, который определяет распорядок дня, время различных занятий, характер труда и досуга, формы отдыха, игры, любовный ритуал и ритуал похорон. Связь этой стороны быта с культурой не требует пояснений. Ведь именно в ней раскрываются те черты, по которым мы обычно узнаем своего и чужого, человека той или иной эпохи, англичанина или испанца.

Обычай имеет еще одну функцию. Далеко не все законы поведения фиксируются письменно. Письменность господствует в юридической, религиозной, этической сферах. Однако в жизни человека есть обширная область обычаев и приличий. «Есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу»[14]. Эти нормы принадлежат культуре, они закрепляются в формах бытового поведения, всего того, о чем говорится: «так принято, так прилично». Эти нормы передаются через быт и тесно соприкасаются со сферой народной поэзии. Они вливаются в память культуры.

Теперь зададимся вопросом: чем же характерна русская культура эпохи XVIII – начала XIX веков?

С одной стороны, это время достаточно для нас близкое (что значат для истории 200–300 лет?) и тесно связанное с нашей сегодняшней жизнью. Это время, когда оформлялись черты новой русской культуры, культуры нового времени, которому – нравится это нам или нет – принадлежим и мы. С другой стороны, это время достаточно далекое, уже во многом позабытое.

XVIII – начало XIX века – это семейный альбом нашей сегодняшней культуры, ее «домашний архив», ее «близкое-далекое». Но отсюда и особое отношение: предками восхищаются – родителей осуждают; незнание предков компенсируют воображением и романтическим мнимопониманием, родителей и дедов слишком хорошо помнят, чтобы понимать. Все хорошее в себе приписывают предкам, все плохое – родителям. В этом историческом невежестве или полузнании, которое, к сожалению, удел большинства наших современников, идеализация допетровской Руси столь же распространена, как и отрицание послепетровского пути развития. Дело, конечно, не сводится к перестановке этих оценок. Но следует отказаться от школярской привычки оценивать историю по пятибалльной системе.

2 Особенности  формирования дворянского сословия в России

История российского дворянства начинается в глубокой древности. Оно зародилось в нашей стране еще в ХII веке и, развиваясь, достигло своего расцвета в ХVIII – первой половине ХIХ вв. Французское слово «la noblesse» переводится в подробных французско-русских словарях и как «дворянство», «дворяне», и как «благородство», а слово «noble» – и как «дворянский», и как «благородный». По сути, понятия «дворянство» и «благородство» являлись синонимами.

Русский термин «дворянин» происходил от слова княжеский «двор», при котором дворяне составляли низший военно-служилый слой. Официально распространенный в 1754 году на все дворянство титул «благородный» обозначал в то время не вековую фамильную знатность, а особое расположение власти к сословию, несущему государственную службу.

Если говорить о содержании термина «дворянин» то следует отметить тот факт, что оно менялось на протяжении всего ХVIII века. В начале столетия московскими дворянами (царедворцами) и городовыми дворянами именовалась часть сложной по своему составу социальной группы «служилых людей по отечеству», в которую входили также стольники, стряпчие, жильцы и т.д. До середины XVIII века представители высшего российского сословия именовались «шляхетством». Но этот термин, употреблявшийся наравне с термином «дворянство» приблизительно с начала 1720-х годов, к концу 1750-х годов вышел из употребления. Окончательно наименование «российское благородное сословие» утвердилось за высшим и правящим сословием со второй половины XVIII века. Но необходимо сказать о том, что дворянство превратилось в привилегированное и правящее сословие не сразу, а постепенно.

Первые упоминания о собственно дворянах относятся к последней четверти XII – началу XIII вв. Термин «дворянин» упоминается в древних источниках данного периода: Лаврентьевской летописи, новгородских актах 1264, 1266, 1270 годов, а также Новгородской летописи, которая называет их: «свои милостьници»[12]. Этот термин, по М. Н. Тихомирову, подразумевает «предшественников позднейших дворян, особый разряд княжеских слуг, занятых непосредственно в дворцовом хозяйстве, в первую очередь ключники и слуги»[17]. Оформление этой сословной группы, по мнению Ю.А. Лимонова, относится ко второй половине ХII века, а появление – к более раннему времени [8]. Эти данные позволяют сделать вывод о том, что уже в ХII – ХIII вв. дворяне существовали как сословная категория.

Дворяне как социальная категория эволюционируют – от слуг княжеского двора до членов княжеского административного аппарата, вооруженных слуг – дружинников князя. И уже в конце ХIII века они, получая земли и крестьян за службу князю, становятся его опорой в проведении внутренней и внешней политики. Дворяне получали землю с условием обязательной службы. Они являлись ограниченными в свободе, не могли по своей воле оставить службу или отказаться от того или иного поручения. Вследствие этого они были ближе к своему князю, который естественно, доверял им больше, чем своим влиятельным свободным слугам, так как те кроме личного соглашения и личной выгоды, не были связаны с ним и могли покинуть его по своему усмотрению в любой момент. Такое отношение постепенно привело к тому, что приближенные дворяне начинают отдаляться от несвободных слуг – конюхов, псарей, бобровников, сокольников, огородников и становятся приближенными людьми князя.

Следовательно, можно сделать вывод, что дворянство как часть служилого класса сформировалось, по сути, со времени образования на Руси государства, классов, сословий (если учитывать предшественников дворян – детских, слуг и прочих). За службу дворянину давали земельное или (со временем) денежное жалованье. Он владел крестьянами, покупал их, перевозил на свою землю.

В конце XV в. впервые в источниках появляется термин «поместье», и именно с ускоренным развитием поместной системы (дворян в массовом порядке отправляли на земли, перешедшие к Москве после присоединения Новгорода, Твери и других княжеств) оформляется русское дворянство. Поместное землевладение имело сугубо сословный характер. Владельцами земли, обязанными службой московскому государю, становились тысячи дворян. В XVI в. дворянство увеличивало свой земельный фонд за счет выморочных земель бездетных князей, владений бояр и князей, новых земель на юге, в Диком поле, на востоке – в Поволжье и Приуралье. Власть наделяла дворян и поместьями из фонда дворцовых земель.

В конце XV – XVI в. происходят большие изменения в составе русского дворянства, а также служилого класса в целом. Расширение Московского государства в XIV – XVI вв., включение в число его владений земель собственно русских (Черниговская и Смоленская, Новгородская и Псковская, Тверская и Рязанская земли) и нерусских (Казанское и Астраханское ханства, Башкирия, Большая и Малая Ногайская орда), вассальная зависимость Кабарды, восстановление и усиление связей с соседними странами, особенно христианскими, имели в этом плане важные последствия.

Дворянское сословие пополняют иноземцы – литовцы, татары, приезжавшие в Россию вместе со своими господами (например, князьями Глинскими при Василии III, женатом на Елене Глинской, или казанским царевичем Касимом при Василии II в 1445 г.) [5]. Источники XVI в. – разрядные книги и родословные росписи, Тысячная книга и Дворовая тетрадь – перечисляют фамилии русских дворян, служивших «по городам»: Баскаковы, Болтины, Карауловы, Кафтыревы, предки которых выехали на Русь из Золотой Орды; польско-литовские «выходцы» Елагины, Кикины, Козловские, Коробовы; Кузьмины-Караваевы из старинного рода новгородских бояр, многие другие [2]. Феодальные корпорации бывших княжеств соединялись в единое сословие русского дворянства, хотя оно и делилось на местные – городовые, т. е. уездные, – корпорации.

Уже в XVI в. дворянство становится мощным, влиятельным сословием. Оно – костяк русской армии, ее конницы. В середине XVI в. сложилась служебная иерархия дворянства, имеющая несколько разрядов или чинов: 1) чины думные – бояре, окольничьи, думные дворяне; 2) чины московские –стольники, стряпчие, дворяне московские, жильцы; 3) чины городовые, провинциальные – дворяне и дети боярские. Важную роль в служебной иерархии ХV – ХVI вв. играли не столько личные качества дворян, сколько их происхождение (система местничества).