Состояние преступности в сельской местности

 

 

Содержание

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

 

Анализ причин роста преступности основывается на изучении общих причин кризисных явлений в обществе, вызванных диспропорциями экономического, политического и социального развития. На структуру преступности влияет региональная специфика социально-экономической обстановки. Многочисленные криминологические исследования подтверждают, что в регионах с высокой преступностью отчетливо проявляется рассогласование экономического и социального развития. Преступность выступает достаточно точным критерием состояния социальной и экономической обстановки. Такое положение настоятельно требует привлечения к борьбе с преступностью специалистов самого разного профиля. В частности, существенную роль здесь могли бы сыграть исследования, проводимые в рамках социальной географии.

На современном этапе развития географической науки все большее и большее внимание уделяется ее социальному блоку, а внутри него — одному из перспективнейших разделов — географии преступности (геокриминологии). Развитие региональных исследований состояния преступности в связи с социально-экономическими и другими факторами обусловили необходимость становления географии преступности. Причем большое значение уделяется ее прикладному характеру.

Обострение криминальной ситуации в стране, рост групповой преступности, появление международных криминальных сообществ, срастание преступности с властью, бурное развитие новых видов преступлений, изменение географии преступных деяний вызывают необходимость проведения геокриминологических исследований.

Именно территориальные различия преступности, существенная дифференциация уровня и состояния преступности в отдельных регионах, усложнение взаимосвязей между природными, социально-экономическими факторами и уровнем преступности привели к возникновению геокриминологии.

1. Понятие географии преступности

 

 

Использование словосочетания «география преступности» в отечественной криминологической литературе приобрело в последние годы настолько распространенный и общеупотребительный характер, что может создаться впечатление того, что данное понятие относится к числу таких терминов, содержание которых в криминологической науке четко конкретизировано. Между тем это далеко не так, а скорее наоборот – зачастую указанный термин употребляется в различном, а иногда и противоположном контексте. Более того, очевидно, что понятие «география преступности», состоящее, как видим, из двух слов, носит изначально некий двусмысленный характер: не совсем ясно, какое из них носит управляющий, а какое подчиненный характер? Соответственно, вполне закономерен вопрос: чей это преимущественно термин – географической науки или криминологии, и что он обозначает?

Поэтому совсем неудивительной представляется ситуация, сложившаяся в настоящее время в точке соприкосновения данных наук по поводу разрешения этого спора, однако сами конкретные взгляды ученых (в особенности географов) на данную проблему вряд ли можно признать исчерпывающими1.

Введение в научный оборот понятия «география преступности» произошло за рубежом. В отечественной науке данный термин начинает активно использоваться в работах криминологов в качестве синонима территориального распределения преступности или территориальных различий в показателях преступности начиная с 1970-х гг.

Соответственно, география преступности в них понимается как некая статическая картина распределения преступности как по отдельным регионам (населенным пунктам), так и в масштабах всей страны. При этом, когда поднимается вопрос о причинах подобного распределения, на первый план выходит понятие «причины территориальных различий преступности», т. е. понятие географии преступности существовало в узком, конкретном понимании, отнюдь не претендуя на полноту охвата проблемы изучения причин и условий преступности в территориальном аспекте. В этом же контексте указанный термин продолжает употребляться в криминологических работах и в 1980-е гг. Однако уже в конце данного периода появляются работы по географии, в которых данное понятие трактуется в совершенно ином ключе, а именно, как отдельное направление социально-экономической географии, имеющее предметом своего исследования, во-первых, закономерности территориального распределения преступности, а во-вторых, влияние природно-географической среды на формирование и проявление указанных закономерностей. Нередко, с аналогичной позиции указанный термин начинает трактоваться и в работах некоторых криминологов.

Так, К.Т. Ростов считал, что география преступности является отдельной ветвью социальной географии, изучающей преступность посредством исследования криминогенных свойств географической среды. Таким образом, уже к концу 1990-х гг. в российской науке проявляется явная тенденция к обособлению географии преступности либо в отдельную отрасль, лежащую, причем, не в юридической (криминологической) плоскости, а в плоскости географической, либо в стыковую, т. е. комплексную науку, на стыке социально-экономической географии и криминологии2.

Вместе с тем с подобной точкой зрения согласились далеко не все криминологи.

Например, С.А. Шоткинов определил географию преступности (предложив также в целях избегания терминологической путаницы именовать ее геокриминографией или геокриминологией) как самостоятельное направление криминологической науки, изучающее влияние экономических, социальных, культурных, демографических, политических и естественно-природных особенностей страны (региона, субъекта или административно-территориальной единицы) на состояние, структуру и динамику преступности. Тем самым С.А. Шоткинов вернул географию преступности «под крыло криминологии». Однако конец 2000-х гг. вновь ознаменовался повышением активности представителей географической науки в разработке проблем, связанных с географией преступности и, соответственно, трактовкой ее в соответствующем ключе.

В частности, А.Д. Бадов в своей докторской диссертации предпринял попытку описания феномена геокриминогенного положении региона или населенного пункта, под которым автор понимает отношение данного объекта (поселения, региона) к другим объектам, находящимся вне и внутри него (другим регионам, поселениям, промышленным предприятиям, границам, транспортным путям, природным ресурсам, учреждениям пенитенциарной системы и т. д.) и оказывающим определенное влияние на его криминальную обстановку3. Он выделяет среди них объекты, напрямую влияющие на уровень преступности: наркотрафики, горячие точки, учреждения пенитенциарной системы и др., а также объекты, влияющие на криминальную обстановку косвенно – государственная граница, природные ресурсы (особенно дефицитные), предприятия (в частности, производящие продукцию, имеющую особое значение – драгоценные металлы и камни) и т. д. А.Д. Бадов утверждает, что геокриминогенное положение в условиях России является доминантным фактором в сравнении с другими факторами (чье влияние на преступность уже достаточно хорошо изучено), однако в его работе достаточного научного подтверждения данный тезис не нашел. Пожалуй, только по отношению к ряду регионов, входящих в Северо-кавказский федеральный округ, его попытку обоснования наличия значительного влияния геокриминогенного положения регионов на показатели преступности можно признать более-менее удовлетворительной, да и то, осуществлена она была скорее на основе фактологического материала, не будучи подкрепленной при этом статистическими выкладками.

В работе другого географа А.В. Кулагина также указывается, что на различия уровня преступности в регионах, помимо других факторов, существенное влияние оказывают географические факторы, однако доказательства данного положения, представленные автором, также никак нельзя признать достаточными. Например, он считает, что умеренно континентальный климат, плодородные почвы, богатая минерально-сырьевая база, выгодное геополитическое и транспортно-географическое положение Самарской области выступают одними из основных условий формирования преступности в регионе, которые сами по себе не порождают преступность, но служат обстоятельствами, способствующими ее возникновению и существованию. О том, каков конкретный механизм проявления подобных закономерностей, автор не указывает. Заслуживающим внимания, хотя и далеко не бесспорным, следует считать лишь замечание А.В. Кулагина о наличии взаимосвязи между ростом уровня преступлений в сфере незаконного оборота наркотиков в Самарской области и расположением ее на пути так называемого северного маршрута переброски наркотиков из Центрально-Азиатского региона в Россию. Похоже, что это единственный географический фактор, который автору в своей работе удалось хоть как-то связать с показателями преступности4.

Основное назначение географии преступности – выяснение причин преступности посредством изучения ее территориальных различий. Отсюда следует, что в подобном ракурсе география преступности отнюдь не представляет собой какой-либо обособленный раздел криминологии, появление которой в качестве самостоятельной науки вообще изначально было обусловлено поиском причин преступности. Впоследствии, с расширением спектра криминологического знания, проблемами изучения причин преступности стал заниматься отдельный раздел криминологии – теория детерминации. Как отдельное направление в рамках данной теории в отечественной науке было принято понимать и изучение территориальных различий преступности.

Таким образом, под географией преступности следует понимать раздел криминологической теории детерминации, изучающий причинный комплекс преступности в территориальном аспекте. Сразу же следует оговорить, что под причинным комплексом преступности здесь понимается не только совокупность причин и условий преступности (т. е. причинный комплекс преступности в узком смысле), но также совокупность всех общественных отношений, обусловливающих возникновение причин и условий преступности.

Предлагаемое определение географии преступности и, соответственно, определение границ ее предмета исследования показывают, что данный предмет исследования (если его формулировать в рамках криминологии) значительно более объемен и, следовательно, более перспективен для разработки в отличие от того предмета исследования данной отрасли, который обосновывают представители географии. Так, А.Д. Бадов понимает географию преступности (геокриминологию) как науку, изучающую территориальную дифференциацию преступности и взаимосвязи между географическими условиями и ее уровнем (характером) в пределах территориальных систем различного таксономического ранга5. Данное определение в целом совпадает с приведенным выше понятием географии преступности, данным К.Т. Ростовым. Таким образом, в качестве предмета исследования в этих случаях выступает влияние исключительно географического фактора на территориальные различия преступности, тогда как все другие факторы, находящиеся во взаимосвязи с преступностью, остаются, что называется, за бортом.

Вообще вопрос о существовании географических факторов преступности и определении их влияния на рост или снижение преступной активности населения в той или иной местности, интересует представителей криминологической науки гораздо более длительный период, нежели географов. Достаточно сказать, что в работах большинства ученых так называемой социологической  школы ХIХ в. анализ причин преступности географического (природного) характера происходил параллельно с исследованием факторов индивидуальных (биологических) и социально-экономических.

В период расцвета советской криминологии (1970–1980 гг.) позиция отечественных криминологов по данному вопросу была в целом единой и четко сформулированной: природная среда определенной местности, безусловно, оказывает серьезное и многоаспектное влияние на вектор развития и интенсивность всех социальных процессов на данной территории. Но поскольку комплекс причин преступности как социального явления непосредственно содержится в проблемах и противоречиях развития социального организма, то влияние географической среды на поведение индивидов, в том числе и противоправное, может осуществляться не иначе, как путем преломления в призме социальных процессов и непосредственного влияния на преступную активность людей оказывать не может.

 Иначе говоря, силы природы и акты преступного поведения непосредственно граничить не могут, первые никогда не выступают непосредственной причиной вторых – между ними всегда содержится связующее звено в виде определенных социальных противоречий, негативные последствия которых, в свою очередь, и могут создать условия, а затем и причины преступности6.

Постараемся продемонстрировать это на конкретном примере. В частности, давно отмеченный в науке и на практике повышенный уровень тяжких преступлений против личности (убийств и причинения тяжкого вреда здоровью) в регионах с холодным климатом и объяснявшийся учеными позапрошлого века непосредственным влиянием климатической среды на изменение психофизиологических свойств человека, что выливалось в совершении насильственных преступлений, в наши дни находит совсем другое объяснение. Суровые климатические условия изначально обусловливают особый характер как производительных сил, так и производственных и иных общественно-экономических отношений на данной территории. Очевидно, что в условиях превалирующего тяжелого физического труда, направленного, как правило, на добычу и первоначальную обработку полезных ископаемых, здесь превалирует преимущественное использование рабочей силы мужчин. Подобные особенности производительных сил закономерно оказывают влияние на формирование производственных отношений: трудовые ресурсы привлекаются наиболее целесообразным в данных условиях вахтовым методом. Это не может не отразиться и на других общественных отношениях, складывающихся в данных условиях хозяйствования, например, в форме складывающейся здесь гендерной (половой) асимметрии и в отсутствии полноценной жилищно-бытовой и культурно-досуговой инфраструктуры, необходимой пусть не для полного, но, по меньшей мере, достаточного удовлетворения потребностей населения в данных сферах. Налицо комплекс социальных противоречий, последствия которых могут носить как положительный, так и отрицательный характер. В качестве последних можно рассматривать вынужденное проведение работниками большей части времени в некомфортных и стесненных бытовых условиях, причем это носит повседневный, рутинный характер. Такие обстоятельства неизбежно порождают (учитывая к тому же дисбаланс в половой структуре коллективов в пользу мужчин) повышенно неблагоприятный фон, способствующий возникновению острых социальных конфликтов, что является условием совершения преступлений против личности. Сами же конфликты вполне можно рассматривать в качестве основной причины совершения подобных преступлений.