Просторечная культура: лингвокультурологический аспект

В.В. Химик определяет современное городское просторечие как специфическую сферу обиходного, устно-разговорного, нелитературного, по преимуществу экспрессивного и вульгарного общения. Городское просторечие представляет собой конгломерат из общеупотребительной части социальных и профессиональных подъязыков, из элементов деревенских городов, из иноязычных заимствований и традиционных мещанизмов, вульгаризмов и обсценной лексики. В русском языковом пространстве городскому просторечию отводится промежуточное положение между литературным языком (просторечие примыкает непосредственно к литературно-разговорной речи) и многочисленными социально-профессиональными и местными диалектами¹⁸.

Занимая срединное положение среди  языковых и культурных стратов, просторечие обладает признаками всех сопредельных подсистем языка: региолектов (территориальные разновидности общеупотребительной живой городской речи), деревенских говоров, бесчисленных профессиональных подъязыков, социальных арго и жаргонов. Попадая в просторечие, элементы данных подсистем закрепляются в массовом употреблении, приспосабливая свою семантику к общеязыковым потребностям и занимая соответствующую нишу по отношению к языковому стандарту, или кодифицированному литературному языку. Разнообразные нестандартные (ненормированные) элементы, составляющие современное городское просторечие, находятся в определённых системных отношениях между собой и по отношению к языковому стандарту¹⁹.

Л.П. Крысин в современном просторечии  выделяет два временных пласта –  пласт традиционных, старых средств, отчётливо обнаруживающих своё диалектное происхождение, и пласт сравнительно новых средств, пришедших в просторечную среду из социальных жаргонов. В соответствии с этим лингвист различает просторечие-1 и просторечие-2²⁰.

Носителями просторечия-1 являются горожане пожилого возраста, имеющие  низкий образовательный и культурный уровень. Среди носителей просторечия-2 преобладают представители среднего и молодого поколений, также не имеющие  достаточного образования и характеризующиеся  относительно низким культурным уровнем. Возрастная дифференциация носителей просторечия дополняется также гендерными различиями (различиями по полу): владеющие просторечием-1 – это в основном пожилые женщины, а среди пользующихся просторечием-2 большую часть составляют мужчины. В языковом отношении различия между этими пластами проявляются на всех уровнях языка – от фонетики до синтаксиса²¹.

Примерами просторечия-1 выступают такие слова и выражения, как: «Где врач? – Они обедать ушли»; «Он был выпимши»; «Дверь была закрытая»; «Это всё диабеты без очереди идут»; «Вот чумной! Куда побёг-то?»; «Я огурцы не уважаю (в значении любить)»; «Я лежу на пляжу»; «Ко мне это не касается (в значении меня)»; «ослеп катарактой (в значении от катаракты); «Я согласная» и т.д.

Примерами просторечия-2 могут послужить  такие языковые конструкции, как: «Купить мяско»; «Пришли тут по нахалке»; «Папаша, чего вам надо?»; «Мне это без разницы»; «А это что за документики?» и т.д.

Структуру современного городского просторечия  можно также представить двумя принципиально отличающимися друг от друга подсистемами, двумя видами просторечий – социальными и функционально-стилистическими.

«Социальное просторечие, или собственно просторечие в его традиционном старом понимании, отражённом внутренней формой названия, - это так называемая простая, обыкновенная речь, характерная  для малообразованных людей. <…> Речь идёт о так называемых «неправильных» единицах языка, относительно которых уместен запрет употребления и которые составляют главную заботу нормализаторов русского языка и школьных учителей-русистов. <…> Характерная особенность «нижнего слоя» просторечия заключается в том, что он более или менее равномерно представляет все уровни языка: фонетико-произносительный, морфологический, лексико-фразеологический, синтаксический»²². Примеры социальных просторечий: ездию – езжу, давеча – недавно, всё путём – всё хорошо, сикось-накось – вкривь и вкось, сколь хошь – сколько хочешь, завсегда выпимши – всегда пьян, местов – мест, маленько – немного.

Употребление социального типа просторечия можно проиллюстрировать  на примере ранних рассказов М. Зощенко:

«… Все жильцы, конечно, поднапёрли в кухню. Хлопочут. Инвалид Гаврилыч тоже является.

- Что это, говорит, за шум,  а драки нету.

Тут сразу после этих слов и подтвердилась драка. Началось. А кухонька, знаете, узкая. Драться неспособно. Тесно. Кругом кастрюли и примуса. Повернуться негде. А тут двенадцать человек впёрлось. Хочешь, например, одного по харе смазать – троих кроешь»²³.

«А пёс её разберёт – мамаша или папаша. Но после сел у своего окна и говорит:

- Извиняюсь всё-таки. Мы не знали, что это ваша мамаша. Тогда извиняемся»²⁴.

Просторечные единицы социального  типа представляются в общем контексте  речи социально окрашенными и  всегда функционально ориентированными на непроизвольную бытовую речь «простых людей».

Функционально-стилистические просторечия  «составляют уже не разноуровневые «неправильные» по отношению к языковой норме единицы, произносительные, грамматические и лексико-семантические, а преимущественно номинативные, лексические и фразеологические образования. В отличие от социального просторечия словоупотребления функционально-стилистического просторечия вполне могут укладываться в рамки грамматического или произносительного стандарта, вступая в противоречия только со стилистическими или этическими эталонами»²⁵.  Примеры функционально-стилистических просторечий: баба – женщина или жена, мужик – мужчина или муж, башка – голова, рыло/ морда/ харя – лицо, жрать – есть, брехня – ложь, шарахнуть – ударить, шляться – ходить, дрыхнуть – спать, жопа, бздеть, пердеть, засранец, старый пердун, жопа с ручками, ссать, без мыла лезть в жопу, говнюк, говно, кадрить, обаяшка, подлянка, прибабахи, компостировать мозги, моча в голову ударила, обалдеть.

Употребление просторечной лексики функционально-стилистического слоя может быть проиллюстрировано на таких примерах из художественной и публицистической литературы, как:

«Серёжка уже сейчас пьёт. Охота  тебе выходить замуж за алкаша! Ты посмотри на тётю Олю»²⁶;

«Здоровый кадровый костяк МИДа размягчался  прибывавшими «блатными» или бронзами из ЦК, не справившимися с работой «дома» и «высланными» на дипломатическую службу»²⁷;

«В 1925 году, прогуливаясь по забугорному Бродвею, поэт Владимир Маяковский сочинил бессмертные строки …»²⁸;

« Бестактно со стороны г-на Вейлера вытаскивать на обложку журнала даму из третьеразрядного найтклуба и пытаться вешать нам лапшу на уши, что это звезда американского секса»²⁹.

Признание двух разновидностей современного городского просторечия предполагает также разграничение вариантов просторечного словоупотребления и разграничение двух основных типов речевого поведения в сфере просторечия – натурального и функционально-регистрового.

Натуральный тип речевого поведения  представляет собой естественную, безальтернативную  речь таких носителей просторечной лексики, которые не могут говорить иначе, то есть это малограмотная  речь представителей городской культуры, у которых отсутствуют навыки литературной нормы. К этому же типу речевого поведения относятся спонтанные использования просторечной жаргонной лексики. Субъекты натурального типа речевого поведения не в состоянии варьировать своё речевое поведение в разных ситуациях, использовать в той или иной разновидности литературный язык, книжный или разговорный³⁰.

Употребление натурального речевого поведения иллюстрируют примеры:

« - Я извиняюсь, вы с Москвы, да? А я с Ленинграда» (разговор в троллейбусе пожилой женщины);

« - Не, ты понял, - весь зрительный зал  стоит, смолит. Базарят про этого Родю – как он бабусю завалил, и ещё одну чувиху, чтоб не продала мусорам»³¹.

Функционально-регистровый тип  речевого поведения подразумевает преднамеренное, сознательно ориентированное употребление просторечных единиц с определёнными коммуникативно-прагматическими установками. Такое речевое поведение характерно для людей, владеющих устойчивыми навыками литературной речи и осознающих факт отступления от языковых норм словоупотребления. Часто функционально-регистровый тип речевого поведения проявляется в сознательном употреблении грубой, вульгарной лексики, в том числе мата и прочих обсценных номинаций³².

В качестве примеров употребления функционально-регистрового речевого поведения можно привести следующие примеры из произведений Л.Н. Толстого и С.Д. Довлатова:

« - Нечего мне успокаиваться. Ты думаешь, я пьяна? Я и пьяна, да помню, что  говорю, - вдруг быстро проговорила  она и вся багрово покраснела, - я каторжная, б…, а вы, барин, князь и нечего тебе со мной мараться. Ступай к своим княжнам, а моя цена – красненькая»³³.

« - Скажу как другу… У меня была идея – рвануть отсюдова, куда попало… Но как?! Ни интуристке жениться? На какой-нибудь древнегреческой бляди? Где её возьмёшь?..

- Но ты сперва узнай, что думают крестьяне? Хотят ли эту землю получить?.. Да на хрена им эта блядская земля?.. Да любой крестьянин эту землю враз на чекушку махнет. Не говоря о полбанке…

Из-за поворота вышел Леня Гурьянов, бывший университетский стукач. – Борька, хрен моржовый, - дико заорал он, - ты ли это?!»³⁴.

Между рассмотренными выше типами речевого поведения (натуральный и функционально-регистровый) существует ещё один, чаще всего  встречающийся – смешанный. «Это речь полуобразованных людей, обладающих неустойчивыми навыками литературной нормы и языкового вкуса, всех тех, кто однобоко воспринимает функциональную специфику элементов просторечия и их особый экспрессивный потенциал, кто не умеет в достаточной мере контролировать своё речевое поведение и обладает навыками диглоссии лишь частично, умея переключать регистры речи только в крайних ситуациях от бытовой непроизвольной речи к официальному общению (с учителями в школах, с чиновниками в канцеляриях, с врачами в поликлиниках и больницах, с продавцами в магазинах и особенно с «начальниками» в муниципальных и прочих учреждениях)»³⁵. Представителями данного типа речевого поведения обычно являются горожане по рождению, люди простых профессий, люди с общим и специальным, а порой даже и с высшим образованием, но с незатейливым воспитанием, то есть со средним или невысоким культурным уровнем.

Смешанный тип речевого поведения  можно проиллюстрировать на примере отрывков из публикации М. Кураева и повести «Заповедник» С.Д. Довлатова:

«Президент у них был «пахан», «у пахана без амнистии полный безмазняк». Чеченская война, резко поднявшая число дезертиров, называлась «чеченское мочилово», советники президента были кем-то «обдолбанные», сплошной «наворот», «крутняг», «оттяг»»³⁶.

«Потоцкий говорил мне: «…Я – писатель, бля, типа Чехова. Рассказ можно написать о чём угодно. Например, врач. Пожалуйста. Хирург, бля, делает операцию… Перед хирургом нравственная, бля, дилемма… Конец, бля, такой…»³⁷.

В.В. Химик выявляет такие лексические  системы, как арго, жаргоны и сленг  в качестве социально-лексической  среды, которая формирует просторечную культуру. Лингвист также выстраивает иерархию социальных городских подъязыков в русской речевой действительности: арго жаргон сленг (интержаргон) просторечие.

Г.А. Золотова считает, что «диалектно-просторечная стихия – это не просто часть русского языкового пространства, не только досадный «словесный мусор», но и основной источник пополнения и обогащения литературного языка, своеобразный «котёл», который «переваривает», сублимирует речевые единицы ограниченного употребления, пропускает их через «фильтры языкового вкуса» и допускает некоторые из них к общепризнанной (нормативной) коммуникации»³⁸. В качестве примера можно привести использование в начале XX в. И.А. Буниным в рассказе «История с чемоданом» наречия до отказа, который автор должен был сопроводить естественной для того времени оговоркой: «как говорят нынче» («Чемодан вдруг ожил и бесовски разыгрался: гладкий, скользкий, тяжёлый, как булыжник, набитый мной до круглоты, до отказа, как говорят нынче, он в диком и резвом веселье то мчался на меня и бил лбом в ножку койки, то, подпрыгнув, кубарем летел под умывальник…»³⁹). Тогда как в настоящее время данное наречие является вполне литературным сочетанием. Подобным же образом литературно-разговорными и нормативными, но уже не вульгарно-просторечными, воспринимаются в настоящее время и такие сочетания, как промазать, по блату, подначивать, расклад, втереть очки, прокрутить, беспредел и другие⁴⁰.

В.В. Химик выделяет два продуктивных звена ненормативной, просторечной лексики, за счёт которых происходит расширение круга литературного языка: язык криминального мира и язык молодёжи.

Примеры часто употребляемых в повседневной жизни всех слоёв населения криминонимов: зэк, алкаш, барыга, шухер, гопник, кошёлка, тёлка, ментура, падло, грохнуть, кокнуть, засадить, гнать лажу, сесть на хвост, замести, откинуть/ отбросить коньки/ копыта, хата, бабки, капуста, ширево, колёса, пересрать, ссать, торчать, параша, тырить, базарить, пахан, фуфло и т.д. Криминальный язык в целом характеризуется поразительной живучестью, с одной стороны, а с другой стороны – уникальной подвижностью. Динамичность, пластичность криминальной лексики во многом объясняется жизненной необходимостью её носителей приспосабливаться к историческим изменениям в обществе, а также внутренними свойствами самой уголовной среды и её подъязыка. В последние десятилетия блатная речь, то есть речь криминальных авторитетов, преступников стала относительно популярным средством психологического воздействия на коммуникативного партнёра, а также средством речевого самовыражения⁴¹.

Наглядно продемонстрировать использование  криминонимов в повседневной жизни можно на примере отрывков из писем криминальных авторитетов:

«Балдел неделю в Иркутске, был у тебя на Баррикадной, соседка твоя, чируха, трёкала, что ты с Любкой в Листвянке. На бану стакнулся с шлеперами Колей-Китайцем и Батом с тремя биксами, которые там тасуются. Буван обмывали на Маяковского у Надьки, недалеко от бана»⁴².

«В зоне держит месть пахан. Все зэки перед ним рога в землю. А кто хвоста поднимет или кипеж устроит, тех сразу отрихтуют, а то и замочат. И никто не забазлает. Под лапой у пахана урки, своя кодла. В буграх всегда своя хевра и везде есть свои шестёрки, даже в ментовской конторе. Пахан никогда не вкалывает, для этого есть мужики. Ну и суки, конечно»⁴³.

Примерами молодёжного просторечия  являются: айда, нафиг, ава, троебан, маза, тырить, велик, отфутболить, зырить, атасный, чёткий, блин, шпана, пацан, кореш, по любасу, хвост, чайник, общага, бухалово, универ, зачётка, степуха, училка, препод, автомат, ботаник, сечь, клава, железо, музон, фанера, бодяга, печалька, гражданка, клёвый, крезанутый, чувак, крыша поехала, прикалываться, стебаться, тащиться, в лом, торчать, прикид, комп, бананы в ушах, шузы, фейл, заморочка, ежу понятно, втирать, квасить, колбаситься, днюха, жесть, красава, лохануть, шампусик, харэ. Следует отметить, что часто во время поиска новых номинаций, эпатирующих слов и выражений подростки тянутся к самым заметным и ярким явлениям живого языка. Среди множества таких явлений наиболее привлекательной подросткам кажется лексика криминального мира, с которой юные жители неизбежно сталкиваются в повседневной жизни, в быту, на улице⁴⁴.