В.Г.Короленко и Л.Н.Толстой против смертной казни (Ст. «Бытовое явление» и «Не могу молчать»)

    В одесских реакционных газетах была напечатана гнусная басня       «Повесившийся лев», которая заканчивалась словами:

«Как жаль нам, что от Льва,

Который гением великим отличался,

Один лишь труп теперь остался».

    В погромном тоне было составлено и «архипастырское обращение» о. Гермогена Саратовского «по поводу нравственно-беззаконной затеи некоторой части общества приветствовать, чествовать, даже торжествовать юбилейный день анафемистов энного безбожного и анархиста революционера Льва Толстого».

    Многие реакционные газеты открыто призывали к физической расправе с Толстым, и писатель не исключал этого. «Возможно, что черносотенцы меня убьют», – сказал он в эти дни А. Б. Гольденвейзеру.

Такая же горячая, страстная, но уже одобрительная реакция была на статью и в либеральном лагере.

    Статья «Не могу молчать» произвела большое впечатление и на Леонида Андреева, о чем можно судить по его письму в Ясную Поляну с просьбой разрешить ему посвятить Толстому «Рассказ о семи повешенных». «Я хорошо знаю, – писал Андреев, – крупные художественные недочеты рассказа, во многом сам решительно им недоволен, но в оправдание свое могу привести только то, что я был нездоров, когда писал и очень торопился.           Думалось, что пусть лучше художественные недостатки, но только выпустить теперь же, так как молчать нельзя».

    На статью Толстого в той или иной форме с одобрением откликнулись А. Блок, В. Короленко, А. Серафимович, Б. Шоу, Ромен Роллан. Отзвуки толстовского манифеста можно встретить позднее в статьях А. Франса, А. Барбюса, Т. Драйзера, М. Андерсена Нексе,

    А. Толстого, А. Фадеева, Л. Леонова, И. Эренбурга и многих других писателей. Мнение «профессиональных» революционных кругов России о статье Толстого выразил Г. Плеханов в одобренной Лениным статье «Карл Маркс и Лев Толстой» (1911 г.).

    «Чем трогает читателя статья «Не могу молчать»? – писал он. – Художественным описанием казни двенадцати крестьян. Как и все «абсолютно последовательные» христиане, Толстой – крайне плохой гражданин. Но когда этот крайне плохой гражданин начинает со свойственной ему силой анализировать душевные движения представителей и защитников существующего порядка; когда он разоблачает все вольное или невольное лицемерие их беспрестанных ссылок на общественное благо, – тогда на его счет приходится занести огромную гражданскую заслугу. Он проповедует непротивление злу насилием, а те его страницы, которые подобны только что указанным мною, будят в душе читателя святое стремление выставить против реакционного насилия революционную силу»15.

    И далее: «Написанная великим художником яркая картина совершаемых палачами жестокостей возбудила против правительства общественное мнение и тем несколько увеличила шансы нового подъема у нас революционного движения.

    Толстой гениально владеет всем инструментарием профессионального журналиста. Использует актуализацию, фактическую информацию, репортажные приемы, журналистский эксперимент и анализирует (раскрывает) тему не с точки зрения комментария, события или явления, а с позиции объективного анализа (доводы «за», аргументы «против», столкновение мнений, собственная позиция). Использование журналистских жанров сделало статью «Не могу молчать» ярким событием в общественно-политической жизни России и выделяет это произведение среди других выступлений Льва Толстого в периодической печати. 

    Какова же сила мыслей Толстого, что они будоражат и влияют на людей спустя столетие? Может быть уникальность автора жанра актуальной аналитической журналистики является причиной того, что этот жанр по сей день не формализован как понятие. На самом деле важно не название. В отличие от просто публицистики, которая прежде всего задает вопросы, в творчестве Толстого всегда присутствует ответ. В письме болгарскому корреспонденту Шопову (1902 г.) Лев Толстой пишет: «...ты  не призван изменить  мир во имя истины, не  можешь даже в своей жизни осуществить истину, как бы  тебе хотелось, но можешь... не заботясь  о том, насколько ты представляешься последовательным людям, можешь по мере сил своих  перед  Богом осуществить истину, т.е. исполнять Его  волю. И это одно дает полное спокойствие».

 

 

 

 

 

 

 

 

ГЛАВА 3.

НУЖНА ЛИ СМЕРТНАЯ КАЗНЬ В РОССИИ?

3.1 Аргументы за смертную  казнь.

 

    Рассмотрим аргументы "за" смертную казнь и возможные возражения на них. Нас прежде всего интересуют этические аргументы, в силу которых смертная казнь считается оправданной, не просто вынужденно принимаемой, допустимой, "выгодной" и т.д., а именно морально оправданной, т.е. необходимой с точки зрения общественного блага, справедливости, гуманизма. "Смертная казнь, - писал Л.Н. Толстой, - как была, так и осталась для меня одним их тех людских поступков, сведения о совершении которых в действительности не разрушают во мне сознание невозможности их совершения"16. Речь идет не о том, совершаются такого рода поступки или нет, а о том, остаются ли люди, совершившие такие поступки, на высоте своего человеческого призвания, могут ли эти поступки быть обоснованы как нравственно необходимые или хотя бы допустимые. 

  В пользу смертной казни ее идеологами приводятся следующие основные аргументы.  

  1. Смертная казнь есть нравственное деяние в качестве справедливого возмездия, поскольку она является наказанием за убийство. 

Этот аргумент имеет наиболее широкое распространение, укоренен в обыденном сознании, стал своего рода общественным предрассудком. Он выглядит особенно сильным и убедительным, так как справедливость и в самом деле основана на принципе равенства, эквивалента. Но именно принцип эквивалента в данном случае и не соблюдается. 

   Смертная казнь превышает другие формы убийства по психологическому критерию. Предварительное знание о смерти, ее ожидание, расставание с родными, отвращение к палачу и многое другое делают убийство в результате смертной казни психологически более тяжелым, чем в подавляющем большинстве прочих случаев. Сам факт того, что человек, приговоренный к смертной казни, точно знает, когда он будет убит, делает его положение совершенно уникальным. Даже аналогия с безнадежно больным является слабой, так как этого приговорила природа, а того - люди. 

   Эквивалентность в возмездии не соблюдается, когда силы палача и жертвы являются заведомо неравными. Все согласятся с тем, что взрослый, убивающий ребенка, которого он мог бы обезоружить и наказать каким-либо иным способом, совершает несправедливый поступок, даже если этот ребенок уже успел сотворить кровавые дела. Убийца, каким бы страшным он ни был, перед лицом общества и государства еще более слаб, чем ребенок перед взрослым. 

   Наконец, смертную казнь нельзя считать эквивалентным наказанием тогда, когда она применяется за иные виды преступлений, помимо убийства. Но и в случае убийства она не является эквивалентной, поскольку не учитывает различные оттенки виновности.  

 Решающий аргумент в обоснование справедливости смертной казни состоит в том, что она на самом деле совершается с согласия преступника. Гегель считал, что "преступник дает это согласие уже своим деянием"1, еще раньше о том же самом писал И. Кант, сделавший точное наблюдение: "Не было случая, чтобы приговоренный к смерти за убийство жаловался, что мера наказания для него слишком высока и, значит, нecпpaвeдливa"2. Но если даже согласиться, что убийца напросился на смертную казнь и последняя вполне справедлива как оценка, которую тот дает самому себе, что пойдя на убийство, преступник, если осмысливать его поведение по критериям закона возмездия, избрал себе тот же самый удел и как бы пожелал быть убитым, что, следовательно, смертная казнь есть справедливый ответ на преступное деяние, остается открытым вопрос о том, можно ли считать ее справедливой как решение общества, а не преступника, как вызов, а не ответ. Не означает ли смертная казнь на самом деле правовую легитимацию соответствующих преступлений, призыв совершать их, коль скоро преступник согласен понести заслуженное справедливое наказание?!  

   2. Смертная казнь оправдана предупредительным значением - тем, что она своим устрашающим воздействием предотвращает совершение таких же преступлений другими. Этот аргумент, основанный на устрашающем воздействии смертной казни, как и само это устрашающее воздействие, кажется основательным только при первом впечатлении. При более глубоком подходе он легко опровергается.

    Смерть преступника в смысле устрашения менее эффективна, чем его долгое, беспросветно мучительное существование вне свободы. Она действительно производит сильное впечатление, но это впечатление в памяти долго не сохраняется. Далее, если бы смертную казнь практиковали из-за ее предупредительного значения, ради устрашения других, то не отказались бы от ее квалифицированных форм и публичности. 

  В случае смертной казни, как и во всех других случаях, наказание не становится причиной, предотвращающей преступление, так как преступник совершает преступление не потому, что он согласен с полагающимся за это наказанием и готов понести его, а потому только, что он надеется избежать наказания. 

  Наконец, самое главное: вопрос о том, как наличие и отмена смертной казни воздействуют на криминальную ситуацию в обществе, изучен социологически. Особенно ценным в этом отношении является опыт стран, в которых, как, например, в нашей, время от времени ее отменяли и вновь вводили. Оказалось, что применение смертной казни не уменьшает в обществе тех преступлений, за которые она применяется, точно так же как ее отмена не увеличивает их. Это в особенности верно применительно к убийствам в обществе - наличие или отсутствие смертной казни не влияет сколько-нибудь заметно на их количество и качество. 

 Следующий хрестоматийный пример, приводимый отечественным исследователем М.H. Гeрeтoм в книге "Смертная казнь" (1913), является очень показательным. Он заставляет усомниться в том, что смертная казнь оказывает дисциплинирующее воздействие на окружающих и удерживает их от совершения соответствующих преступлений. В1894 г. во время публичной казни во Франции некоего господина Ш. один из зрителей забрался на дерево перед гильотиной, чтобы лучше наблюдать за зрелищем, его хотели снять и потому хорошо запомнили. Через год этого любопытного зрителя казнили на том же месте за то же самое преступление, которое совершил господин Ш. 

  Жестокость наказаний не ведет к уменьшению преступности. Наказание оказывает сдерживающее воздействие своей неотвратимостью. "Впечатление производит не столько строгость наказания, сколько его неизбежность"1, - писал Ч. Бекарриа. С тех пор эта мысль получила опытное подтверждение и стала важным аргументом против смертной казни.  

   3. Смертная казнь приносит благо обществу тем, что освобождает его от особо опасных преступников. 

Даже оставляя в стороне вопрос о том, существуют ли неисправимые ("зоологические") преступники, что, разумеется, само по себе сомнительно, следует заметить, что общество могло бы обезопасить себя от них и путем пожизненной тюремной изоляции. Если уж говорить о благе общества, оно должно состоять в том, чтобы возместить ущерб, нанесенный преступником. А смертная казнь как раз ничего не возмещает. 

  4. Смертная казнь может быть оправдана гуманными соображениями по отношению к самому преступнику, ибо пожизненное, беспросветное, невыносимо тяжелое заключение в одиночной камере хуже, чем мгновенная смерть. Этот аргумент является надуманным, чтобы не сказать хуже. 

Во-первых, условия пожизненного заключения можно сделать более приемлемыми; во-вторых, если речь идет о гуманном отношении к преступнику, то логично было бы предоставить право выбора самому преступнику. Вообще не может считаться гуманным (моральным) действие, если на него не получено согласие того, кого оно касается. 

 5. Смертная казнь есть простой и дешевый способ отделаться от преступника. Русский правовед А.Ф. Кистяковский, сам бывший противником смертной казни, очень точно писал: "Единственное ее преимущество в глазах народов состоит в том, что она очень простое, дешевое и не головоломное наказание"1. Этот аргумент редко формулируется открыто, но он, пожалуй, фиксирует один из самых реальных мотивов, который лежит в основе смертной казни. Через смертную казнь государство именно отделывается от преступника, демонстрируя видимую силу при своей фактической слабости. Но это лишь доказывает, что моральные соображения являются здесь десятистепенными, используются лишь в качестве прикрытия.

 

 

 

 

 

 

 

3.2 Аргументы против смертной  казни.

 

 

  Таким образом, нет бесспорных аргументов, обосновывающих правомерность, моральную оправданность смертной казни. Отсутствие аргументов за смертную казнь является вполне достаточным аргументом против нее. 

  Этой констатацией можно было бы завершить рассмотрение проблемы: доказательства и оправдания требует не общее положение о том, что нельзя убивать (это - этическая аксиома), а частное заключение о том, что тем не менее в особых случаях, как, например, в случае смертной казни, такое допустимо. Однако зло смертной казни не ограничивается самой смертной казнью. Оно намного шире зоны ее непосредственного действия. Ведь наиболее существенный момент в определении смертной казни - принятие решения по поводу возможности, допустимости самого этого социального института. Смертная казнь заключает в себе целую концепцию человека, гражданина, государства, их ценности, характера взаимоотношений между собой. Она не имеет предупредительного значения или, по крайней мере, ее предупредительное воздействие на общество сомнительно. Зато она имеет провоцирующее значение. Одним только фактом того, что она есть, задаются такие настроения, мотивы, способы действия, образы человека, гражданина, государства, которые подрывают духовные основы современной цивилизованной жизни. Смертная казнь, конечно же, не сводится к факту казни, взятому даже во всей полноте его идейно-психологических и процедурных проявлений. Она - не просто одно из наказаний, одно из событий социальной жизни. Смертная казнь - есть вызов, вызов идеям морали и права17.