Взаимопомощь жителей Красноярского края ленинградцам в годы войны

Утром 28 августа  корабли флота и транспорты под  огнем артиллерии и минометов  противника вышли на внешний рейд. Море встретило их сильными семибальным ветром с норд-оста. Вдобавок ко всему в темноте пришлось форсировать большое и плотное минное поле.

С рассветом  противник ввел в действие артиллерию береговых батарей и торпедные  катера, базировавшиеся в финских шхерах. Озверелые фашистские летчики не давали возможности спасать гибнущих людей, неистово обстреливая шлюпки и плоты.

Крейсер «Киров»  шел за тральщиком в охранении  эскадренных миноносцев, морских  охотников, торпедных катеров. Рядом по борту был эсминец «Яков Свердлов». Он первым и заметил перископ подводной лодки противника.  Командир эсминца принял решение таранить ее, но было уже поздно. Сигнальшик доложил: «Слева след торпеды» … Крейсер «Киров» в это время застопорил ход – в параван его трала попала мина – и был практически беззащитен. Моряки «Якова Свердлова» поняли, что единственно возможное – закрыть крейсер своим кораблем. И они сделали это. Через несколько мгновений сзади мостика «Якова Свердлова» поднялся огромный столб пламени, дыма и пара. Часть моряков, стоявших на палубе нашего корабля,  взрывной волной была сбита с ног.  Я был тоже сбит, упал лицом на палубу и потерял сознание. В чувство пришел от другого, не менее мощного взрыва: это вблизи борта нашего корабля взорвалась большой силы авиабомба. Оглянувшись, увидел, что корма «Якова Свердлова» оторвалась и корабль быстро погрузился в воду …

Во время этого перехода погибло несколько боевых судов. Корабли не успевали расстреливать  мины, подсекаемые тралами. Некоторые, не успев отвернуть в темноте от мин, подрывались. Идущим позади приходилось подбирать из воды людей.

Личный состав (в который входил в тот период и я) Краснознаменного Балтийского  флота проявил в Таллиннском  переходе – одном из наиболее драматических  и героических эпизодов Великой Отечественной войны – мужество и самоотверженность, сохранив основные силы флота, которые затем приняли участие в обороне Ленинграда.

… хорошо помниться  апрельский денек 1942 года, когда немецко-фашистские самолеты совершили массированный налет на наши корабли, стоящие на Неве. Крейсер «Киров» тогда серьезно пострадал. От прямого попадания авиабомбы в корабль и детонации зенитных снарядов погибло 86 моряков, более ста человек было ранено. Я тоже получил тогда тяжелое ранение. Помню: грохот, лязг, вой, горит краска на корабле. Я весь в крови и не могу понять, куда же я ранен: боль в руках, в ногах и в груди. Когда начали меня перевязывать, врач кому-то сказал: «Срочно в госпиталь!» Я потерял сознание.

Спас мне  жизнь врач-хирург Ю.М. Лубенский.

Для каждого  фронтовика, для каждого советского человека, пережившего войну, день 9 мая 1945 года стал самым радостным. Не менее радостным для защитников Ленинграда , жителей города был и день 18 января 1943 года.  В тот день была прорвана блокада Ленинграда.

№135-137 Из воспоминаний ветеранов 

о фронтовом  быте зимой 1941-1942 гг.

Сулейманов  Заки Нуриевич

(родился в  1918 году, призван на фронт из  Новосибирской области, артиллерист  Волховского, Ленинградского и  3-го Белорусского фронтов, полковник; после войны - начальник учебной части военной кафедры Красноярской государственной академии цветных металлов и золота.)

 

г. Красноярск                                                                                      1986 г.

[…] На войне, как на войне. Радость и горе; жизнь и смерть, ежеминутно стояли рядом, и отделяло их мгновение, незримая черта … вспоминаю один из моментов моей фронтовой жизни. 22 февраля 1942 года, канун дня Красной Армии, поздно вечером привезли подарки (посылки) и раздали всем. Каждому досталось: сладкие сухари, табак, консервы, чистые листы бумаги и карандаш. Видимо, еще в тот вечер выдавали «наркомовский паек». Так что мы были просто на вершине блаженства. Настроение было превосходное. […]

ГАКК. Ф. П-1052. Оп.1. Д.84. Л.101. Подлинник. Машинопись.

(Красноярский  край в годы Великой Отечественной  войны 1941-1945гг. (по документам  архивного агентства Красноярского  края)., Сборник документов., Красноярск,2012.,479 страниц, 205-206 стр.)

 

№140-141 Из воспоминаний фронтовиков

 о  событиях 1943 года

 

Попова Ольга  Михайловна

(ветеран Ленинградского, Прибалтийского, 1-го Украинского  и 3-го Белорусского фронтов,  ефрейтор)

 

г. Красноярск                                                                                   2000 год

[…] В декабре 1943 года мы прибыли на фронт, под Ленинград. До января месяца у нас были еще хорошие землянки. Нашу часть еще только формировали.

[…] Нас было трое. Наша цель была доставлять срочные донесения. Мы обслуживали корпус. Нас бомбили. Мы всегда располагались на перекрестке дорог, а две недели были вообще зимой в открытом поле без землянок. Валенки заледенелые. Холодно. Но все равно надо было работать.

[…] Условия жизни были ужасные. Мы все ту ленинградскую зиму находились на улице. Иногда только встречались землянки, причем – плохие землянки […]. Жили в какой-нибудь конуре. Вырыто все было наспех.

Из  кн. Мы помним. - Красноярск, 2005. – С.44. копия. Типограф.

(Красноярский  край в годы Великой Отечественной  войны 1941-1945гг. (по документам  архивного агентства Красноярского края)., Сборник документов., Красноярск,2012.,479 страниц, стр.)

 

Галина Георгиевна Ушакова, Минусинск:

 

– Самое страшное воспоминание войны для меня –  первое и, наверное, единственное осознанное убийство. Когда человек смотрит  тебе в глаза, будь он даже самым злейшим врагом – выстрелить в него невероятно сложно. Мы, конечно, стреляли, а точнее, отстреливались, ходили в атаки, носили оружие… но специально, ради того чтобы убить, – такого я не помню.

 

…Это было под  Ленинградом в первый год войны, наш батальон был разбит немцами. Из оставшихся – пятеро ребят и нас с Машкой двое. Парни вперед шли, мы поодаль. Вдруг слышим, стон чей-то в кустах. А вдруг наши? Машка и пошла проверить. Ушла да не вернулась. Через некоторое время и я за ней. Гляжу, а в кустах немец лежит здоровый, а над ним Машка наша, словно за¬стыла. Видать, нагнулась посмотреть, жив ли, а он ее ножом в грудь… Я выстрелила три раза, а потом ребята подбежали…

 

После испытала страх, боль и тошноту, которая еще  долгое время преследовала меня. Даже теперь, спустя годы, никак не свыкнусь с этим чудовищным ощущением. Хотя постепенно мы привыкли к гулу фронта. Когда закончилась война, мы еще долго не могли привыкнуть к мирной тишине, и только тогда я по-настоящему почувствовала, как страшно устала за все эти годы.

 

Белкин  Тимофей Диомидович

Воевать начал  на Ленинградском фронте командиром танкового взвода. В уличных боях в Тихвине в 1941 году мой танк был  подожжен, а сам я ранен. Я обгорел. Когда попал в госпиталь, в  теле насчитали 16 осколков. В госпитале находился на излечении в течение года. Там же узнал, что командование оценило действия нашего взвода и наградило танковые экипажи орденами и медалями. Я был награжден орденом Красной Звезды.

 

Николай Иванович Комисаренко (из рассказа дочери)

В Красную Армию  он призывался в 1939 году из села Парная. В армии стал водителем, в войну  встретил в Иркутске. С 22 июля 1941 года для красноармейца Комисаренко  началась фронтовая жизнь. Попал  он водителем в Ленинградскую  минометную бригаду. Возил боеприпасы на передовую, грузы через Ладожское озеро, по знаменитой теперь Дороге жизни. Как и все блокадники, перенес голод и холод, а длилась блокада Ленинграда 900 дней. «Выручало фронтовое братство, жили ведь одной семьей, — рассказывал отец. — Бывало, в поселке Кабона загрузишься, а перед выездом на лед через Ладожское озеро командир роты вытащит сухарик из сумки противогазной, сунет в руку и говорит: «Давай езжай, только сухарь не грызи, а соси, как конфетку».

Запомнилось ему  и начало снятия блокады Ленинграда: «Отправили меня с помпотехом в тылы дивизии на Васильевский остров. При въезде в город началась канонада, да такая, что стекла в окнах, даже оклеенные полосками бумаги, вылетали. Когда возвращались обратно, женщины, вооруженные ломами, кирками и лопатами, уже убирали противотанковые ежи, а солдаты вели колонну пленных немцев… Приехали на место, а наша часть уже на несколько километров продвинулась на запад».

 

В осажденном Ленинграде

Великую Отечественную  войну я встретил уполномоченным особого отдела 749-го стрелкового полка 125-й дивизии 9-й армии на литовском участке границы у города Шяуляй. Оттуда мы отошли под напором превосходящих сил противника.

После недолгого  пребывания на Ораниенбаумском плацдарме  был получен приказ о передислокации нашей 125-й стрелковой дивизии в Ленинград. Переброска личного состава и техники производилась ночью катерами с соблюдением мер предосторожности. Высадились в порту рано утром. Участок обороны полку был определен на южной окраине города по линии Колпино – Ижорский завод, в пойме реки М. Ижора. Войска проходили мимо горевших после немецкой бомбежки Бадаевских продовольственных складов. Уничтожение их серьезно осложнило продовольственную проблему в городе. Полуразрушенный Колпино горел. В первых числах сентября 749-й стрелковый полк участвовал в боевой операции против немецких войск в районе станции Мга и понес большие потери. К этому времени немцы были остановлены почти по всему фронту. Линия фронта с юга подходила буквально к стенам города.

Захвату Ленинграда, как политическому центру страны, Гитлер отводил особое значение. В первых числах ноября он наметил провести бал победителей в Таврическом дворце. Уже были заготовлены пригласительные билеты. Стабилизация фронта предопределила срыв молниеносного захвата Ленинграда. Тогда Гитлер поставил задачу разрушить город ударами авиации и дальнобойной артиллерии, а население – уморить голодом.

Обстрелы велись методично по жизненно важным целям, госпиталям и скоплениям людей. В  результате жизнь в городе была парализована: остановились трамваи, прекратилась подача холодной и горячей воды. Главное, сократились нормы выдачи продуктов, хлеба – до 125 граммов, а на передовой – до 200 – 300 граммов. Наступил голод, от которого погибли сотни тысяч человек. В этот период я переболел дистрофией и цингой. Будучи раненым, отказался идти в госпиталь, где грозила смерть от голода. Впрочем, так делали многие, если можно было остаться в окопах.

Но жизнь  в городе не замерла. На заводах изготавливались  детали противотанковых препятствий, проводился ремонт военной техники, работала служба ПВО. Ленинградцев ни на минуту не оставляла надежда на помощь с Большой Земли. Наши войска, находящиеся на внешней стороне кольца блокады, неоднократно пытались прорвать немецкую оборону. К сожалению, безуспешно. Только в январе 1943 года ценой больших потерь удалось частично потеснить противника на 10 – 12 км от берега Ладожского озера, что позволило наладить известную всему миру ледовую «Дорогу жизни». Это дало возможность завезти в город продукты, необходимую технику, людское пополнение и т. д. Из города были эвакуированы дети и часть взрослого населения. Увеличились нормы выдачи населению и войскам продуктов питания. Оживилось на заводах выполнение военных заказов. В войсках и у населения возрастала уверенность в непреступности Ленинграда. Защитники города сознавали, что сдача города врагу может оказаться роковой для страны.

Весной 1942 года полк был отведен для пополнения во второй эшелон. Спустя 10 – 12 дней ему  дали новый участок обороны –  на Пулковских высотах. В «авиагородке» расположилась санитарная рота полка. Метрах в двухстах находились штабные землянки, среди них и моя.

Здесь, на передовой, я находился около двух лет. Испытал  тяготы фронтовой обстановки. На Ленинградском  фронте условия для обороняющихся были очень тяжелые. Особенно отрицательно на настроении солдат сказывались нехватка питания и курева. Наши окопы находились максимум в 150 метрах от немецких, а боевое охранение – еще ближе. Немцы патронов не жалели, в ночное время активно применяли трассирующие пули и осветительные ракеты. Бывалые солдаты изучали систему огня противника и приспосабливались к ней. Однако ни у кого не было гарантии в выборе безопасного места. Ухудшала условия пребывания в окопах сырая ленинградская погода. С немцами постоянно проходили перестрелки, которые то затихали, то усиливались.

Немецкое командование при помощи спецслужб и пропагандистского  аппарата вело постоянную работу по разложению наших войск, играя на имеющихся  трудностях с питанием. В наши боевые порядки забрасывалось большое количество листовок, организовывались радиопередачи, к которым нередко привлекались наши перебежчики. Путем дезинформации и клеветы немцы пытались посеять у обороняющихся неверие в победу Советской Армии. В то же время восхвалялись немецкая армия, установленный «новый порядок» на оккупированной территории. Наших военнослужащих склоняли к сдаче в плен. И, к сожалению, имели место случаи, когда отдельные солдаты под действием вражеской пропаганды переходили к немцам, особенно из числа тех, семьи которых находились на оккупированной территории.

Переход военнослужащего  на сторону противника всегда рассматривался как тягчайшее преступление, так  как изменник мог передать противнику важные сведения об обороне и тем  самым нанести ей серьезный ущерб. Утверждение о том, что изменники, вроде власовцев, являлись борцами с существовавшим сталинским режимом, абсурдно. Ни один перебежчик, с которым мне пришлось иметь дело, не объяснял свои поступки политическими мотивами. Фактическими причинами измены являлись трусость и тяготы службы.

Поставленная  перед органами «Смерш» задача по борьбе с такими преступлениями, как  шпионаж, измена Родине, паникерство, распространение  вражеской пропаганды, была необходимой  и оправдавшей себя мерой по усилению боеспособности и безопасности наших войск. Кстати, органы с подобными функциями имелись и в других армиях.

Положение оперуполномоченного  «Смерша» обязывало постоянно изучать  морально-политическое состояние подразделений, а также состояние обороны. С  личным составом систематически проводилась предупредительная профилактическая и разъяснительная работа. Важной чертой в ней было быстрое, а иногда немедленное внесение в дело ясности, во избежание возможных нежелательных последствий. Нередко оперуполномоченные вынуждены были принимать решение самостоятельно. Недостаток теоретической подготовки восполнялся повседневным опытом.