Суд и процесс в Киевской Руси

Примечательно, что Правда не приговаривает  к смертной казни, а телесное наказание  предлагает лишь один раз, и только для рабов. Вероятно, введение смертной казни в русское законодательство 14 века было результатом влияния, с одной стороны, немецкого права в Западной Руси и, с другой стороны, монгольского права в Восточной Руси. Молчание «Русской правды» о смертной казни можно объяснить так, – самые тяжкие преступления, как душегубство и татьба с поличным, церковный суд рассматривал с участием княжеского судьи (в особых случаях с участием князя), который вероятно и произносил смертный приговор.

Необходимо отметить, что во времена  существования «Русской правды», судебный процесс не делится на гражданский и уголовный. Такое разделение появляется гораздо позднее. Таким образом, как для гражданских, так и для уголовных дел существовал единый процессуальный порядок рассмотрения.

Вообще поводами к возбуждению  процесса служили жалобы истцов, захват преступника на месте преступления, факт совершения преступления. Одной из форм начала процесса был так называемый «заклич»: публичное объявление о пропаже имущества и начале поиска похитителя (обычно на торгу). Давался трехдневный срок для возвращения похищенного, по истечении которого лицо, у которого обнаруживались искомые вещи, считалось виновным, и должно было вернуть имущество и доказывать законность его приобретения. Можно предполагать, что использовались различные виды доказательств: устные, письменные, свидетельские, улики.

Равенство сторон в процессе диктовало привлечение к свидетельству только свободных. Лишь в «малой тяжбе» и по нужде можно было «ссылаться на закупа». Если не было свободных, то ссылались на тиуна боярского, а на «иных не складывать» (ст. 66 Пространной Правды).

В Русской Правде предусмотрена  особая форма обнаружения утраченного имущества – свод. Если после «заклича» пропавшая вещь обнаруживалась у лица, заявившего себя добросовестным приобретателем, начинался свод. Указывался человек, у которого приобреталась вещь, тот, в свою очередь, указывал на другого и т.д. Кто не мог указать источник приобретения, считался вором, должен был вернуть вещь (стоимость) и заплатить штраф. В пределах одной территориальной единицы свод шел до последнего лица, но если в нем участвовали жители другой территории (города), он шел до третьего лица, которое выплачивало повышенное возмещение и начинало свод по своему месту проживания (ст.ст. 35 – 39 Пространной Правды)²⁴.

Другое процессуальное действие – гонение следа – представляло собой розыск преступника по следам. В случае убийства наличие следов преступника в какой-либо общине обязывало ее членов выплачивать «дикую виру» или разыскивать виновное лицо. При терявшихся следах на пустошах и дорогах поиски прекращались (ст. 77 Пространной Правды).

В русском судопроизводстве киевского периода элемент индивидуальной воли тяжущихся сторон играл очень важную роль, в то время как судья ограничивался наблюдением над спором и уравниванием средств и возможностей спорящих. У процесса не было следственной системы. Государственные власти не вмешивались в расследование того или иного случая до его слушания. Местная община оказывала большую поддержку истцу в тех случаях, когда ему трудно было установить личность ответчика. Каждый потерявший что-либо, или если у кого что-то было украдено, мог объявить об этом на рыночной площади своего города. Если пропавшее не обнаруживалось на протяжении трех дней, то любой, у кого обнаруживалось пропавшее по истечении этого срока, считался в таком случае ответчиком.

Если хозяин находил пропавшее  в чьем-либо доме, то владеющий этой вещью мог отказаться от обвинения в краже, утверждая, что честно купил ее у третьего лица. Однако он обязан был помогать хозяину в установлении личности продавца. Это осуществлялось посредством так называемого свода, являвшегося важной чертой средневековой русской досудебной процедуры. Истец и ответчик вместе с достойными доверия гражданами шли к продавцу; если тот не мог объяснить, как ему досталась эта вещь, его признавали виновным, и он обязан был заплатить за нее. Если он настаивал на том, что честно получил эту вещь от еще одного человека, то все они шли к тому человеку, и так далее, пока не находили виновного.

Однако, если расследование приводило  в другие города, ответчик мог идти только к третьему своду: эта третья сторона должна была заплатить убытки, а затем могла самостоятельно продолжать расследование. Стороны на суде имели в своем распоряжении три способа доказательства: свидетели, обращение к Божьему суду и – для гражданских тяжб – акты, расписки и прочие документы.

При судебном разбирательстве стороны  доказывали свою правоту при помощи судебных доказательств. Основными  судебными доказательствами были: собственное  признание, послухи (вероятно, свидетели  не факта, а того, что сторона пользовалась хорошей репутацией, «доброй славой»), видоки (свидетели-очевидцы), присяга («рота») и жребий²⁵.

В литературе нет единогласия о  том, что представляют собой послухи  и чем они отличаются от видоков. Одни исследователи не находят различия между ними, другие считают послухов соприсяжниками, третьи – свидетелями по слуху, а видоков – очевидцами. Нам думается, что последнее мнение является более правильным. Послухи являлись свидетелями-пособниками, свидетелями не факта, а того, что сторона пользовалась хорошей репутацией. Однако не только в позднейших памятниках, но уже в самой Русской Правде заметно, что послухи приближаются к обычным свидетелям.

Особым видом доказательств была присяга. Источники X в. и более позднего времени именуют ее «ротой». Договоры 911 и 944 гг. неоднократно 
упоминают о практическом ее применении. Так, если человек ударил другого мечом или сосудом, но не убил его, то за подобное правонарушение должен был заплатить сколько может и даже снять с себя всю одежду, а «о проце да роте ходит своею верою, яко никакож иному помощи ему». Также рота служит доказательственным действием для подтверждения факта владения беглым челядином. Если челядин убегал и его не смогли найти, то купец должен был присягать, что сбежавший челядин принадлежал именно ему; в этом случае ему возмещались понесенные от пропажи челядина убытки.

Если одна сторона не могла добиться признания другой стороны и если послухи и видоки давали одинаково  благоприятные показания, тогда  прибегали к так называемым ордалиям.  Система формальных доказательств – ордалий – была уже достаточно развита. Наиболее употребительным среди этого рода доказательств являлся судебный поединок, так называемое поле. О судебном поединке очень много говорят позднейшие законодательные кодексы, но в Русской Правде он не упоминается. На этом основании значительная часть исследователей отрицает существование судебных поединков в Киевской Руси.

Однако отсутствие указаний в Русской  Правде о том или ином институте  вовсе не означает, что этого института  вообще не существовало. Русская Правда ничего не говорит о собственном признании стороны, но известно, что собственное признание имело решающее значение в процессе. О судебном поединке русских рассказывают арабские писатели (Х в.), о нем упоминается в договорах с немцами²⁶. Победивший на поединке выигрывал процесс.

 «Если же обе стороны приговором царя не довольны, то по его приказу должно предоставляться окончательное решение оружию... На борьбу эту родственники приходят вооруженными и становятся. Тогда соперники вступают в бой, и победивший может требовать от побежденного чего хочет»²⁷.

 Судебный поединок был возможен лишь в случае недовольства обеих сторон царским приговором. Если хотя бы одна сторона не выражала по поводу него протеста, то решение государя (или судьи) оставалось в силе и приводилось в исполнение. Вследствие этого применение судебного поединка не могло иметь чрезмерно широкого распространения, поскольку редко когда решение царского или простого суда могло задеть одновременно интересы двух сторон.

Среди других судебных доказательств необходимо отметить испытание водой и железом. Русская Правда не содержит также материала, на основании которого мы могли бы установить, в чем заключалось это испытание. Основываясь на показаниях других памятников, можно полагать, что испытание железом заключалось в схватывании руками раскаленного куска железа. Правым считался тот, кто не обжигался. Испытание водой, вероятно, заключалось в том, что обвиняемого, связанного веревкой, бросали в воду: если он шел ко дну, то считался невиновным и вытаскивался.

К числу судебных доказательств  необходимо отнести так называемый жребий. Стороны прибегали к жребию для того, чтобы установить, кому надо приносить присягу.

О присяге говорится в памятниках, относящихся к началу Х в. Следовательно, присяга существовала еще в дохристианские времена. Присяга у славян называлась ротой. По принятии христианства она выражалась в словесной клятве, сопровождавшейся целованием креста.

Что касается актов и прочих документов, они считались абсолютно правомочными, только когда удостоверялись ответственными лицами. В Пскове образцы актов и прочих документов должны были заполняться в архивной конторе Собора Святой Троицы. Несколько слов следует добавить по поводу древнерусского уголовного права. В Русской Правде зафиксирован переход от кровной мести к наказанию преступника. Наказание в период Правды состояло в наложении на преступника князем денежной суммы в виде штрафа.

Производство по делу начиналось с  предъявления иска. Заинтересованная сторона посылала извещение другой об обязанности ее явиться в суд. Следует полагать, что при неявке ее она объявлялась проигравшей дело со всеми вытекающими последствиями.

Судебное разбирательство, по имеющимся  данным, состояло из нескольких частей. Судебные прения заключались в поочередных  выступлениях сторон, в которых они стремились доказать обоснованность своих требований или необоснованность претензий оппонента. Царь (судья) внимательно выслушивал их аргументы. Вслед за этим следовало принятие решения, которое считалось обязательным для исполнения.

Строй процесса по Русской Правде является бесспорно состязательным (или обвинительным), что характерно для эпохи раннего феодализма. Русская Правда описывала особые формы досудебного установления отношений между потерпевшим (будущим  истцом, обвинителем) и предполагаемым ответчиком (обвиняемым). Это так называемый «свод» и «гонение следа». «Свод» состоял в отыскании истцом надлежащего ответчика путем «закличи», свода в тесном смысле и присяги²⁸.

Вообще, как уже отмечалось, главою правосудия, почти всегда был князь, а двор княжеский – обыкновенным местом суда. Но государь поручал сию власть тиунам и своим отрокам. Чиновники, которым надлежало решить уголовные дела, назывались вирниками, и каждый судья имел помощника или отрока, метельника или писца. Они брали запас от граждан и пошлину с каждого дела. То есть пошлина за рассмотрение дел уже существовала. Княжие служащие состояли на «государственной службе» – вирнику и писцу его, для объезда волости, давали лошадей.

Интересен момент появления в процессе присяжных заседателей.

В одном из новгородских списков  Ярославовой Правды сказано, что  истец во всякой тяжбе должен идти с ответчиком на извод перед 12 гражданами – может быть, присяжными, которые разбирали обстоятельства дела по совести, оставляя судье определить наказание и взыскивать пеню.

В Древнерусском государстве не делалось различия между гражданским  и уголовным правом, отсюда не было различий в судопроизводстве: те дела, которые в позднейшем законодательстве признавались гражданскими, и те, которые признавались уголовными, рассматривались одинаково.

В период раннего феодализма особых судебных органов не существовало, судебные функции выполняли органы власти как в центре, так и на местах. Суд не был отделен от администрации. Судьями были князья, посадники, волостели.

С углублением процесса феодализации и распространением княжеской юрисдикции на всю массу населения сельское население не могло уже прибегать  к суду общинных властей, как это  было ранее. Судебные функции над  зависимым населением стали присваивать себе бояре, принятие же христианства повело за собой установление церковной юрисдикции. Устав князя Владимира перечисляет дела, переданные церковной юрисдикции: роспуст (самовольное расторжение брака), пошибанье (изнасилование), умыкание (похищение женщин), урекание (оскорбление словом), «пря между мужем и женой о животе» (имуществе) и т.д. В Уставе князя Ярослава этот перечень дополнялся рядом других дел. Высшим судьей считался князь, о чем свидетельствует ряд статей Русской Правды. Он осуществлял судебные функции в стольном городе, судил своих бояр. Наиболее серьезные дела князь судил совместно с вечем, и судебные решения князей по отдельным вопросам становились нормами права.

На местах судебные функции осуществляли посадники и волостели. С обострением классовой борьбы, с увеличением числа преступлений и ростом числа дел по имущественным спорам усложнился судебный аппарат: появилось множество различных вспомогательных судебных должностных лиц – мечник, вирник, метельник, ябедник и др.

Органами церковного суда были высшие церковные власти: митрополит, епископ, игумены. Органами феодального церковного суда были также тиуны и волостели. Помощниками в судебных делах боярина были тиуны.

Процесс по Русской Правде носил  состязательный характер: он начинался только по инициативе истца, стороны (истец и ответчик) обладали равными правами и на суде обыкновенно окружались толпой родственников, соседей, являвшихся пособниками. Процесс осуществлялся средствами, требовавшими личного присутствия сторон (например, испытание железом, водой, принесение «присяги» – клятвы, выступление в судебном поединке – «поле»)²⁹.

Надо полагать, что чаще всего  процесс начинался по требованию одной из сторон, точных же и исчерпывающих  указаний об установлении процессуальных отношений сторон в Русской Правде нет. Роль государственных органов была активной в преследовании за совершение тяжких преступлений. Большая ответственность за отыскание преступника возлагалась на крестьянские общины. В Русской Правде говорится об особой форме розыска преступника, так называемом гонении следа. Гонение следа заключалось в розыске преступника по его следам. Предполагалось, что там, где теряются следы, находится преступник. Если след терялся на большой дороге или в пустой степи, то розыски прекращались. Гонение следа влекло за собой для общины (верви), в которой терялись следы убийцы, обязанность самой разыскивать преступника и выдавать его властям или уплатить дикую виру. Если было совершено не убийство, а другое преступление, в этом случае вервь обязана была возместить ущерб и уплатить штраф (ст.ст. 3, 77)³⁰.