Реформы жизнь и деятельность Столыпин А.П.

     С некоторой обидой А.А.Кофод позднее  вспоминал,  что "весной 1907 г. даже Столыпин считал землеустройство побочным вопросом в сравнении с громадной работой, которую требовалось  провести для распределения огромных земельных площадей,  купленных Крестьянским банком". До Кофода дошла весть, что  и его собираются заслать в одно из временных отделений. Сослуживцы советовали не сопротивляться, поскольку "Петр Аркадьевич не любит,  когда противоречат ею планам, даже в деталях". Но Кофод был занят составлением инструкции по землеустройству и считал себя "единственным человеком,  который имеет ясное представление о том,  как правильно должна  быть сделана эта работа". Исполненный собственного достоинства как истинный европеец, он явился к Столыпину и сумел себя защитить от такой ссылки.

     Отчасти в результате принятых  мер,  а  больше  того - вследствие  изменения  общей  обстановки  в  стране  дела  у Крестьянскою банка пошли лучше.  Всего за 1907-1915  гг.  из фонда банка было продано 3909 тыс. дес., разделенных примерно на 280 тыс.  хуторских и отрубных участков.  До  1911  г. объем  продаж  ежегодно возрастал,  а затем начал снижаться. Это объяснялось, во-первых, тем, что в ходе реализации указа 9  ноября 1906 г.  на рынок было выкинуто большое количество дешевой надельной "крестьянской" земли,  а  во-вторых,  тем, что  с окончанием революции помещики резко сократили продажу своих земель.  Оказалось,  что подавление революции не пошло на пользу для создания хуторов и отрубов на банковских землях (а реализация проекта Гурко даже сильно подрезала это дело). Оно заняло видное, но все же второстепенное место в аграрной политике правительства. Между тем именно это направление политики было наиболее близко Столыпину.

     Сегодня еще недостаточно хорошо исследован вопрос о том, как распределялась банковская земля среди различных слоев крестьянства.  По некоторым данным, богатая верхушка среди покупателей составляла всего 5-6 %.  Остальные принадлежали к среднему крестьянству и бедноте. Такие ее попытки закрепиться на землях банка объяснялись достаточно просто.  Многие помещичьи земли,  из года в год сдававшиеся в аренду одним и тем же обществам,  стали как бы частью их надела. Продажа их Крестьянскому банку ударила в первую очередь по  малоземельным хозяевам.  Между тем банк давал ссуду в размере до 90-95 % стоимости участка. Продажа укрепленного надела обычно позволяла  уплатить  первый взнос. Некоторые земства оказывали помощь по обзаведению на хуторах.  Все это толкало  бедноту на банковские земли,  а банк, имея убытки от содержания купленных земель на своем балансе,  не был разборчив  в  выборе клиентов.

     Ступив на банковскую землю,  крестьянин как бы  восстанавливал  для  себя  те изнурительные и бесконечные выкупные платежи, которые под давлением революции правительство отменило  с  1 января 1907 г.  Вскоре появились недоимки по банковским выплатам. Как и прежде, власти вынуждены были прибегать к рассрочкам и пересрочкам. Но появилось и нечто такое, чего крестьянин раньше не знал:  продажа с молотка всего хозяйства.  С  1908  по 1914 г.  таким путем было продано 11,4 тыс. участков. Это, по-видимому, было прежде всего мерой устрашения.  И основная часть бедноты, можно предположить, осталась на своих хуторах и отрубах. Для нее, однако, продолжалась та же жизнь ("перебиться",  "продержаться", "дотянуть"), какую она вела в общине.

     Впрочем, это еще не значит, что все так плохо: на банковских землях появились и достаточно крепкие фермерские  хозяйства.  С этой  точки зрения землеустройство на банковских землях было перспективнее,  чем на надельных. Однако, как я уже говорил ранее, таких хозяйств изначально было немного (5-6%).

     Наладив деятельность Крестьянского банка, правительство вплотную занялось реализацией указа 9 ноября 1906 г. На места заспешили министерские ревизоры, потребовавшие от губернских и уездных чиновников, чтобы все их силы сосредоточились на проведении аграрной реформы. Земские начальники, уличенные в нерадивости,  увольнялись в отставку.  Это резко подхлестнуло активность тех, кто оставался на службе. Явившись в то или иное село и собрав сход, они первым делом спрашивали: "Почему не укрепляетесь? Кто вас смущает?" Печать была переполнена сообщениями о произволе администрации.  Аресты сельских старост и отдельных крестьян,  запрещение высказываться на сходах против указа,  вызов стражников и содержание их за счет общества - таков перечень средств, наиболее широко применявшихся  властями.  Практиковалась и административная высылка особо активных противников реформы из числа  крестьян. К сожалению,  общее их число, (высланных  за агитацию против реформы), до сих пор не подсчитано.

     Некоторые из соответствующих дел  доходили  до  МВД,  и вряд ли Столыпин о них не знал. Но это не помешало ему 15 марта 1910 г.  заявить в Государственном совете:  "Не вводя, силою закона, никакого принуждения к выходу из общины, правительство считает совершенно недопустимым установление  какого-либо принуждения,  какого-либо  насилия,  какого-либо гнета чужой воли над свободной волей крестьянства в деле  устройства  его судьбы, распоряжения его надельною землею".

     Психология государственных деятелей,  говорящих одно  и делающих другое, - явление поистине загадочное. Но все же, редко кто из них в такие моменты сознательно лжет и  лицемерит. Благие намерения провозглашаются чаще всего вполне искренне.  Тот же Столыпин,  как я уже говорил, изначально вовсе не хотел насильственного разрушения общины.  Другое дело, что не они,  выступающие с высоких трибун, составляют множество тех бумаг,  в которые и выливается реальная политика.  Они их только подписывают,  не всегда успев даже, бегло просмотреть, что они подписывают. И, уже конечно же,  не имеют представления,  какова статистика тех или иных распоряжений.  Если  при подписании какого-либо  документа возникнет сомнение, то докладывающий его чиновник человек, несомненно, толковый и дельный, показавший  свою преданность) тут же все объяснит или предпримет какой-либо маневр. Например обидится (это на  начальство  тоже  иногда действует).  После недолгих колебаний документ будет подписан.

     Года за три до речи в Государственном совете, 9 декабря 1906 г.,  за подписью Столыпина был разослан циркуляр МВД, в котором устанавливалось следующее правило:  "домохозяин,  подавший заявление о выходе из общины после принятия на сходе приговора об очередном переделе,  но до утверждения его уездным съездом,  укрепляет свой надел в прежнем размере". Фактически это равнялось запрещению общих переделов, "ибо всякий, теряющий часть надела,  мог подать заявление о выходе, удержать за собой весь надел и расстроить передел".  И правительству было известно,  что многие крестьяне держатся за общину только потому,  что она периодически переделяет землю.  В те времена для крестьянства это было то, же что и сейчас  социальная гарантия:  каждый крестьянский юноша,  как бы ни сложилась ею судьба, мог рассчитывать на свою долю в земельном наделе родной деревни.  Циркуляр МВД, изданный всего лишь через месяц после указа 9 ноября 1906 г.,  наносил еще один, очень точно рассчитанный удар по общине.

     Местные власти широко использовали циркуляр  9  декабря 1906 г.,  и дело вскоре дошло до Сената.  5 декабря 1907 г., департамент Сената поставил правительству на вид, что указ 9 ноября "был издан с целью облегчения отдельным крестьянам выхода из общины,  а не  лишения сельского общества фактической возможности производить общие переделы мирской земли".  МВД вынуждено было отступить,  и в том же месяце на места была отправлена телеграмма об отмене циркуляра.  Многие члены Государственного  совета,  внимавшие Столыпину, были осведомлены, что в течение целого года действовал циркуляр, позднее признанный незаконным.

     Но самое удивительное было то, что в той же речи Столыпин поддержал предложение объявить перешедшими к  подворному владению общины, длительное время не совершавшие общих переделов. Он лишь уточнил: пусть таковыми считаются те общины, которые не переделялись после наделения их землей по реформе 1861 г.  Эта норма была закреплена в законе 14 июня 1910 г., заменившем собою указ 9 ноября 1906 г., и впоследствии стала для многих общин источником новых насилий. Например, решили о переходе всем "миром" к многопольным севооборотам - но местная власть это дело быстренько сворачивает. Они пытаются заменить свои измельчившиеся  и  запутавшиеся  полосы на широкие - ну и здесь управа найдется. А был и такой случай: когда казенные землемеры разделили два  селения,  имевшие  общий надел. После этого власти, признав оба селения подворными, запрещают им общий передел,  и мужикам приходится пахать на нелепых клочках и обрывках полос, образовавшихся после разделения.

     Многообразное и неустанное,  законное и незаконное давление центральных и местных властей на общину с целью выталкивания  из нее крестьян началось сразу же после указа 9 ноября 1906 г. Столыпин, отрицавший такое давление, выглядит в невыгодном свете.  Возможно, он что-то не знал или недостаточно трезво представлял политику  собственного министерства. Но не надо забывать, что главнейшая обязанность руководителя такого ранга - не подписывать  бумаги, а подбирать кадры.  Каковы люди - таковы и бумаги. Столыпин не освежил МВД. Гурко был удален, но "дух Гурко" в министерстве остался.  На словах как бы отдавая дань прежним своим взглядам, Столыпин и сам вскоре стал проникаться этим духом. Институты сильнее людей.  Хотя, если уж показывать Столыпина, как человека делающего все возможное на благо родины, только кадры подбирающего плохо, надо отметить то,  что после Столыпина, в 1912-1914 гг., давление на общину еще более усилилось.

     Третьеиюньский государственный переворот коренным образом  изменил обстановку в стране.  Крестьянам пришлось оставить мечты о скорой "прирезке" помещичьей земли. Темпы реализации указа 9 ноября 1906 г.  резко возросли.  В 1908 г. по сравнению с 1907 г. число укрепившихся домохозяев увеличилось в 10 раз и превысило полмиллиона.  В 1909 г. был достигнут рекордный показатель - 579,4 тыс. укрепившихся. Представители правительства, в том числе и Столыпин, всячески крутили этими цифрами в законодательных собраниях и в беседах с репортерами, дабы показать, что указ то работает.  Но с  1910 г.  темпы  укрепления  стали снижаться.  Искусственные меры, введенные в закон 14 июня 1910 г., не выправили кривую. Только после выхода закона 29 мая 1911 г.  "О  землеустройстве" численность  выделяющихся  из общины крестьян стабилизировалась.  Однако  вновь приблизиться к  наивысшим показателям 1908-1909 гг. так и не удалось.

     За эти  годы  в  некоторых южных губерниях, общинное землевладение было почти совсем ликвидировано.  В других губерниях, оно, утратило первенствующее положение. Но в губерниях северных,  северо-восточных, юго-восточных, а отчасти и в центрально-промышленных, реформа лишь слегка затронула толщу общинного крестьянства.

     Чересполосно укрепляемая  личная крестьянская земельная собственность весьма  отдаленно  походила  на классическую римскую  "священную  и  неприкосновенную  частную  собственность".  И дело не только в правовых ограничениях,  налагавшихся на укрепленные наделы (запрещение продавать лицам некрестьянского сословия,  закладывать в частных банках).  Сами крестьяне,  выходя из общины, первостепенное значение придавали закреплению за собой не конкретных полос,  а  общей  их площади.  Поэтому они, были не прочь принять участие в общем переделе,  если при этом не уменьшалась  площадь их надела (например, при переходе на "широкие полосы"). Что - бы власти не вмешались и не расстроили дело,  такие переделы иногда производились тайно.  Бывало,  что такой же взгляд на укрепляемую землю усваивало и местное начальство. Министерская  ревизия 1911 г.  обнаружила в Орловской губернии многочисленные случаи долевого укрепления. Значит, укреплялись не определенные  полосы,  а  доля  того или иного домохозяина в мирском землевладении.  Да и само правительство в конце концов встало на такую же точку зрения, присвоив себе по закону 29 мая 1911 г.  право передвигать укрепленные полосы при выделении хуторов или отрубов.

     Поэтому массовое укрепление чересполосных земель фактически приводило только к образованию беспередельных общин. К началу столыпинской реформы около трети общин в  Европейской России  не переделяли землю.  Иногда рядом соседствовали две общины - переделяющаяся и беспередельная.  Большой разницы в уровне их земледелия никто не отмечал. Только в беспередельной богатые были побогаче, а бедные победнее.

     В советской   литературе  долгое  время  господствовало представление,  будто указ 9 ноября 1906 г. ставил своей задачей  отдать  общинные  земли на разграбление кучке богатых крестьян.  В действительности правительство, конечно, не хотело  сосредоточения земли в руках немногих мироедов и разорения массы земледельцев, т.к. не имея средств пропитания в  деревне,  безземельная  беднота  должна  была хлынуть в город, а промышленность,  до 1910 г.  находившаяся  в  депрессии,  не смогла бы справиться с наплывом рабочей силы в таких масштабах.  Массы бездомных и безработных людей грозили новыми социальными потрясениями. Поэтому правительство поспешило сделать дополнение к своему указу,  запретив в пределах одного уезда сосредоточивать в одних руках более шести высших душевых наделов,  определенных по реформе 1861 г.  По разным губерниям это составляло от 12 до 18 дес.  Установленный для "крепких хозяев" потолок был весьма низким.  Соответствующая норма вошла в закон 14 июня 1910 г.

     Для доказательства того,  что указ 9 ноября 1906 г. был издан  с  целью  возвысить и укрепить немногочисленную деревенскую верхушку,  часто используется речь Столыпина в Думе, где он говорил о том, что правительство сделало "ставку не на убогих и пьяных,  а на крепких и сильных".   

  5 декабря 1908 г.,  когда была произнесена эта речь,  в Думе возник вопрос, признавать ли укрепляемые участки личной или семейной  собственностью.  Настроение Думы заколебалось под воздействием многочисленных известий о том,  что некоторые домохозяева пропивают укрепленные наделы и пускают по миру свои  семейства.  Но  создание  семейной  собственности вместо  общинной не устраивало Столыпина,  ибо большая семья напоминала ему общину.  На месте разрушенной общины, полагал он,  должен  быть мелкий собственник.  Видя угрозу одному из основных положений своей реформы, Столыпин решил вмешаться в спор.

     "Пропивание наделов, - доказывал он в своей речи, -  это исключительно удел "слабых". "Нельзя создавать общий закон ради исключительно уродливого явления, нельзя убивать этим  кредитоспособность крестьянина,  нельзя лишать его веры в свои силы,  надежд  на лучшее будущее,  нельзя ставить преграды обогащению сильного для того,  чтобы слабые разделили с ним его  нищету".  (Когда говорились эти слова, правительство уже само запроектировало такие "преграды" в виде правила о шести наделах,  но  Столыпин,  видимо, считал главными "преградами" общину и семейную собственность). Для борьбы с уродливыми явлениями, продолжая Столыпин говорил, что надо создавать специальные законы,  устанавливать опеку за расточительность,  но при выработке  общих  законов надо  "иметь  в виду разумных и сильных,  а не пьяных и слабых". Заканчивая эту мысль, он выразил уверенность, что "таких сильных людей в России большинство".