Развитие педагогической мысли видными представителями суфийского движения

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 04 Июня 2013 в 01:10, контрольная работа

Краткое описание

Цель суфийского учения, она же и главнейшая – помочь суфию в его восхождении к Истине. И сопутствует в этом только Любовь, значение которой в суфийском образовательном мировоззрении так огромно, что великий шейх Ибн-Араби и его последователи называли суфизм «религией Любви».
Таким образом, помочь осознать человеку свою суфийскую сущность и далее вести его по Пути к нравственному очищению, к совершенству – такая огромная педагогическая работа выполнялась великими предшественниками современного суфизма.

Прикрепленные файлы: 1 файл

Sovitova.doc

— 119.50 Кб (Скачать документ)


Совитова Элла Тулкиновна,

ассистент кафедры психологии

Татарского государственного гуманитарно-педагогического университета

 

Развитие педагогической мысли

видными представителями суфийского движения

 

Один из исследователей суфийской традиции, автор «Антологии суфийской мысли» профессор Л. Яковлев указывает, что «непрерывная работа мысли и сердца – таков Путь суфийского движения. Направляющая путеводная звезда данного восхождения к Истине – это притчи и афоризмы великих учителей суфизма», наследие таких классиков этого учения как Газали, Санайи, Руми, Аттар, Джами, Навои, живших в XI–XV веках в Хоросане (Восточный Иран). К этой же цепочке духовной преемственности принадлежит и знаменитый шейх Накшбад из Бухары.

Каждый из них осознает нравственность, самосовершенствование человека согласно принципам суфийского образования. Идея преемственности, духовное воспитание последующих поколений представлены в их литературном наследии.

«… Суфи нельзя стать – им нужно быть, первая задача суфийского учения – помочь человеку, не знающему о том, что он суфи, постичь свою суфийскую сущность» (Яковлев, 2005, 5).

Вторая цель суфийского учения, она же и главнейшая – помочь суфию в его восхождении к Истине. И сопутствует в этом только Любовь, значение которой в суфийском образовательном мировоззрении так огромно, что великий шейх Ибн-Араби и его последователи называли суфизм «религией Любви».

Таким образом, помочь осознать человеку свою суфийскую сущность и далее вести его по Пути к нравственному очищению, к совершенству – такая огромная педагогическая работа выполнялась великими предшественниками современного суфизма.

Мыслитель и богослов Абу Хамид Аль-Газали (1058–1111), знаток и толкователь Корана, создал главный труд своей жизни – четырёхтомное сочинение «Воскрешение наук о вере», примирившее суфизм и ортодоксальный ислам и обеспечившее ему пожизненную и посмертную славу обновителя ислама.

Мысли и вера Аль-Газали продолжают жить в его книгах, известных уже в средневековой Европе и получивших высокую оценку Гегеля. Первый раздел его труда – «Книга о знании» начинается словами: «Пророк Господа, да пребудут на нём Его благословения и благодать, сказал:

– Стремление к знанию – обязанность каждого мусульманина…

Надо полагать, что эти слова Пророка Мухаммеда относятся не только к мусульманину, но и к любому человеку вообще, поскольку Знание есть один из главнейших путей к Богу! И это – важнейшая задача становления суфийской педагогической мысли. Одним из носителей этого знания был иранец Аль-Газали, читавший древнееврейские и древнегреческие тексты и написавший свою книгу на арабском языке» (Яковлев, 2005, 13), что свидетельствует о высоком уровне образования суфийских учителей.

По суфийской педагогической традиции часть открытых ему истин Газали изложил в виде притч, приобщив, таким образом, своих читателей к поискам смысла и сущности исследуемых им явлений и ситуаций. Так, в притче «Могущество Истины» Газали рассказывает о том, что на террасе прекрасного дворца мужчина обнимал невольницу, которая пела:

 

Ты каждый день меняешься,

Тебе к лицу скорее было б постоянство.

 

Проходивший внизу террасы прекрасный юноша попросил её повторить это двустишие, а после того, как она выполнила его просьбу, он воскликнул: «Клянусь Господом, это и есть моё непостоянство в истине». Затем он глубоко вздохнул и умер. Владелец дворца обратился к невольнице: «Ты свободна перед ликом Всевышнего». После похорон юноши хозяин дворца сказал жителям Басры, очевидцам произошедшего: «Призываю вас в свидетели: всё, что у меня есть, и этот дворец я жертвую во имя Господа и освобождаю всех невольниц». Затем он сбросил одежду, завернулся одним полотнищем, прикрылся другим и пошёл своей дорогой. Люди смотрели на него плача, пока он не скрылся из вида, и с тех пор о нём ничего не было слышно.

Аль-Газали комментирует эту притчу следующим образом: «Это значит, что тот человек посвятил всё свое время Всевышнему Аллаху, познавая свою неспособность быть твёрдым в хорошем поведении и обращении и сожалея о непостоянстве своего сердца и отклонения его от заповедей Истины. И когда слух его воспринял то, что соответствовало его состоянию, он услышал, будто Всевышний Аллах обратился к нему, говоря:

 

Ты каждый день меняешься,

Тебе к лицу скорее было б постоянство» (Яковлев, 2005, 14–15).

 

В другой притче – «Каждому своё» – автор рассказывает о человеке, по воле Пророка вышедшему из рая. Он трижды появлялся перед одним из присутствовавших при этом – Абдаллахом, которому сказал: «Я поссорился со своим отцом и поклялся трижды не приходить к нему. Если ты считаешь возможным приютить меня у себя так, чтобы прошло три ночи, я сделаю это». Абдаллах ответил: «Хорошо». Человек проспал у него три ночи и не разу не видел, чтобы Абдаллах встал после сна, только когда поворачивался он в кровати, каждый раз поминал Всевышнего, и не вставал вплоть до утренней молитвы. Этот человек рассказывал: «При этом его не было слышно». А когда прошло три ночи, я стал было уже презирать его поведение, я сказал ему: «Абдаллах! Между мною и моим родителем не было ни ссоры, ни разлада, но я слышал, как Посланник Господа, да пребудут на нём Его благословение и благодать, говорил о тебе то-то и то-то, и решил узнать о твоих делах. Но я не заметил, чтобы ты много делал. Что же дало тебе эту славу?» Он ответил: «Ничего, кроме того, что ты видел». А когда я уже повернулся, он окликнул меня и сказал: «Ничего, кроме того, что ты видел, но я никогда не находил ни к кому из мусульман ни обиды, ни зависти к тому благу, которым оделил его Господь». Так сказал Абдаллах. «Вот это тебе и дано, а мы на это не способны», – ответил ему я (Яковлев, 2005, 18–19).

В комментарии Аль-Газали приводятся слова Пророка: «Есть враги благам Господа». Когда Пророка спросили: «Кто они?», он ответил: «Те, кто завидует людям в том, чем одарил их Господь в своей милости». Таким образом, мы представляем обучающую форму, которую использовал Аль-Газали в педагогике «нравственного воспитания» (Лотман, 1992, 121). Педагогическая мысль заключается в том, что, воспитывая свою душу, человек должен избавляться от ее негативных проявлений в виде зависти к ближнему.

Как указывают Дж. Фейдимен, Р. Фрейсер, вне отношений обучения, которые могут пересекать любые иные социальные отношения, последние принимаются как принадлежащие вполне определённой системе ролей. В описании социальных отношений у Аль-Газали многое прагматично и соответствует исламской культуре, в которой он жил.

Обратимся теперь к некоторым афоризмам Аль-Газали, в частности, формирующим суфийскую педагогическую мысль, отражающую стремление к знанию. Его афоризмы заключают в себе обучающие направления:

«Люди, как правило, желают иметь прославленного учителя. Всё же всегда существуют лица, не пользующиеся широким признанием, которые способны учить их так же успешно». Это значит, что и среди малоизвестных учителей есть настоящие мастера, скромно выполняющие свою педагогическую миссию.

«Ученик должен как можно меньше обращать своё внимание на привычные вещи, то есть приятеля или своё окружение, ибо вместимость внимания ограничена. Люди противятся многому, потому что ничего о нём не знают». В этом высказывании раскрывается педагогический смысл важности концентрации внимания на главной теме обучения, умении расставлять приоритеты, различая «зерна от плевел».

«Не говоря уже просто о неспособности, к внутренней истине мешают приблизиться и другие недостатки, одним из которых является знание, приобретаемое с помощью внешних средств». Неразличение способностей человека, с навязыванием ему из социального пространства формальных знаний, ведет к непродуктивным результатам в образовании.

«В мире суфия есть высшие намерения; для него вещи, исполненные значения, совсем в другом смысле, чем для людей, сформировавшихся под влиянием подготовки, навязанной им обществом». Суфийская педагогическая мысль содержит духовный аспект восприятия реальности, которая отличается от социальной, бездуховной. Она требует полного преобразования сознания, и начало этому должно положить признание факта, что неразвитый человек мало чем отличается от сырья. Такой человек не обладает ни постоянной сущностью, ни единством сознания. Внутри него есть «сущность», которая не соединена ни с ним самим в целом, ни даже с его личностью.

Как только искатель приобретёт хоть некоторую способность проникать в сущность происходящего вокруг, он прекращает задавать вопросы, которые, казалось бы, имеют непосредственное отношение к целому. Более того, он понимает, что события, внешне не имеющие отношения к данной ситуации, могут изменить её.

Подготовку ума суфия нельзя считать завершённой, пока человек  не поймёт, что он должен сделать  что-то для себя самостоятельно, и  прекратить думать, что другие могут  сделать это за него.

В контексте становления суфийской  педагогической мысли можно обнаружить, что суфием руководит интуиция, он не в состоянии правдоподобно объяснить свои действия.

То, что его ученики называют Божественным знанием, столь глубоко, что по-настоящему его знают лишь те, кто уже обладает им. Ребёнок  не имеет представления о достижениях взрослого. Обычный взрослый человек не может судить о достижениях учёного. Точно так же учёный не может понять переживаний озарённых, святых или суфиев.

Как отмечал Л. Яковлев, «решающую  роль в оценке суфийского наследия той или иной личности играет мнение потомков. Потомками же главный труд Санайи «Окруженный стеной сад истины» признан «энциклопедией суфизма, суфии всех времён чтили память поэта и его могила в Газе окружена почётом и уважением по сей день и является местом паломничества» (Яковлев, 2005, 49).

Абуль-Маджид Санайи (1080–1140), младший современник Омара Хайяма и Аль-Газали, своей знаменитой поэмой «Окруженный стеной сад истины» завоевал огромный авторитет в мусульманском мире как суфийский Учитель. Постепенно это произведение заняло «настолько высокое место в духовной жизни исламского Востока, что иногда эту поэму называли даже «персидским Кораном…» (Яковлев, 2005, 50).

Состоящий из рассуждений и притч, «Сад истины» является прообразом суфийских  поэм Аттара, Руми и других поэтов Ирана, указывающим на связь их творчества с наследием Санайи.

Притчи Санайи из поэмы «Сад истины»  учат читателей мудрости, дружелюбию, справедливости, искренности, проницательности – необходимым качествам, присущим суфиям. Так же Учитель воспитывает в человеке ряд ценных качеств своими мыслями и афоризмами:

«Разум не проясняет ничьё сердце. Он никогда не славословит и не злословит из алчности». Суфийская педагогика ставит приоритетом в обучении, образовании и воспитании развитие «сердечности». Процесс происходит «оком сердца». Разум принадлежит интеллектуальному пространству мышления, лишенному чувств и нравственных категорий, подчиняется логическому началу.

«Всякий, кто искренен науке, побеждает, но тот, кто хочет от неё лукавства, гибнет. Знания искреннего человека – у него в душе, знания двуличного – на его языке». Процесс деятельности в суфизме предполагает включенность душевных, интеллектуальных, духовных сил человека. В противном случае, все остальное является профанацией знания.

«Все миры вселенной ты подчинишь себе, если преодолеешь свою страсть». Этические и нравственные законы отрицают страстность и пристрастия, одной из тем суфийской педагогики является исцеление от страстей для преображения духовного начала в человеке.

«Какая разница, какие решения ты принимаешь, если сам ты не достиг ещё единства и уверенности?» Основной формой обучения в суфизме являются субъектно-субъектные отношения, т.е. они подразумевают образ знающего и умеющего мастера, на которого ориентирован ученик.

«Пока человечество остаётся лишь мёртвым грузом в этом мире, сонное, его так и будет бросать из стороны в сторону, как в лодке. Что могут увидеть люди в спячке? Какая реальная заслуга или наказание возможны при этом?» Суфийская педагогика предлагает свои методы и формы пробуждения человека из духовной, душевной бездеятельности.

«Всеобщий разум пойми как крышу, лестница к этой крыше – чувства». Метафорически суфийская мысль отражает приоритет разумного начала в человеке над чувственно-эмоциональной сферой.

«Не открывай тайну никому, кроме умных людей. Не показывай своё сердце никому, кроме близких сердцу людей». Доверие и открытость допустимы в случае взаимопонимания, взаимной открытости, взаимоподдержки.

«В мире как же ты можешь быть в покое, когда мир по своей природе не знает покоя?» Реальные события жизни требуют соучастия и включенности в происходящее.

«Эй ты, который не в силах познать себя, как ты можешь познать Бога». Встреча человека с самим собой является ключевым моментом в суфийской педагогике и философии для обретения «сердечных и духовных очей».

«Бытие без опыта равно небытию. Опыт – это приобретенный разум твой». Теоретическая концепция нуждается в практическом исследовании, фактах и опыте, без которых она теряет смысл.

Огромно поэтическое наследие великого суфийского поэта Ирана Фаридаддина Аттара (1150–1230), которым написаны десятки поэм и множество лирических стихотворений. Сын аптекаря многие свои сочинения создавал в аптеке, где нередко собирались за советом и лекарством сотни людей, смиренно ожидавших момента, когда вдохновение и творческий экстаз позволят Аттару отвлечься на мирские дела. Вот прозаические переводы некоторых его произведений, созданные отечественным исследователем суфизма Евгением Бертельсом.

Информация о работе Развитие педагогической мысли видными представителями суфийского движения