Птенци гнезда петрова

за Петром повсюду. Образно говоря, он был тенью царя, его памятью, глазами и

ушами. Как и Пётр, Алексей Васильевич работал, не зная устами, с полной

отдачей сил. Царю, бесспорно, импонировали спокойствие, уравновешенность,

благоразумие и пунктуальность кабинет секретаря. Макаров принадлежал  к числу

сподвижников Петра, которые, подобно  Меньшикову, Девиеру, Курбатову и многим

другим, не могли похвастаться своим родословием. Круг обязанностей Кабинета

был достаточно широк. Они включали в себя переписку с русскими послами и

агентами за границей, с губернаторами, коллегиями, Синодом и Сенатом; заботы

о найме иностранных специалистов и отправке русских людей за границу;

руководство строительством царских  дворцов, устройством парков. Кабинет

ведал содержанием придворного  штата, расходами на Кунсткамеру, выдачу

вознаграждений за монстров. Важной прираготивой Кабинета являлся прием

челобитных на царское имя. В  кабинете отложились множество документов

военного содержания. Наконец, в  последние годы жизни царя немало сил Кабинета

поглощало написание "Гистории Свейской войны".

Карьера Макарова не взмывалась по вертикали, как, например, у Меньшикова.

Напротив, восхождение к власти у него протекало медленно, не осложняясь,

впрочем, ни падениями, ни крутыми  подъёмами. И всё же две вехи на его долгом

пути можно отметить. Первый раз  это случилось в 1711 году, во время

Прутского похода, и затем повторилось в 1716-1717 годах, когда они совершали

путешествие за границей. Месяцы, проведённые вместе, сблизили царя с

Макаровым. Пётр в полной мере оценил многие достоинства своего кабинет-

секретаря: трезвую голову и ясный взгляд, способность трудиться, не покладая

рук, быть слугой верным и надёжным.

Чем обширнее становились обязанности  Кабинета, и чем больше поступало

донесений, реляций, ведомостей, челобитных и прочих документов, тем весомее

становилась роль Алексея Васильевича. Царю естественно было не под силу

самому разобраться в массе  входящей корреспонденции. Предварительный ее

просмотр и систематизацию, а  также определение важности существа дела

производил кабинет-секретарь; он же докладывал о ней Петру, он же отвечал сам

или готовил проекты ответов, подписываемых затем царем. В промежутке между

этими заботами Макаров выслушивал повеления Петра, управлялся с финансовыми

делами Кабинета и даже выкраивал  время для управления собственными

вотчинами.

Трудно себе представить, когда  он успевал все это делать. Сил  у Макарова

должно было быть чуть больше, чем  у простого смертного. Это "чуть больше" и

превращало Макарова в помощника, крайне необходимого царю. Правда, Алексей

Васильевич имел сотрудников, но не зависимо от них он тянул такой  воз и с

такой щедростью растрачивал энергию, что это возводило его в  ранг незаурядных

людей.

Многие челобитчики научились  обходить петровские указы, каравшие за подачу

царю прошений: они обращались с  просьбами не к царю, а к Макарову, что бы тот

исхлопотал у монарха положительное  решение вопроса. Почти все просили

кабинет-секретаря донести свою просьбу до царя ” во  благополучное время”. И

Макаров терпеливо его выжидал, тем самым, предотвращая вспышку  царского гнева

по поводу предоставляемых ему донесений, содержащих плохие вести для него.

Стоит упомянуть о деле Курбатова, обвинявшегося в казнокрадстве. Роль

Макарова в этом деле была крайне сложной и требовала от него не только

ловкости, но и отваги. Ему приходилось лавировать между противоборствующими

силами – Меньшиковым и Курбатовым, с каждым из которых он находился в

приятельских отношениях. Кроме того, Макарову надлежало считаться и с самим

царём, внимательно следившим за ходом следствия и считавшим  Курбатова

казнокрадом. Во время следствия  Алексей Васильевич делал всё возможное,

чтобы облегчить судьбу приятеля. Но старания кабинет-секретаря оказались

тщетными, и веру царя в виновность Курбатова он не поколебал. Также были

наиболее известные дела Ершова и Кикина, в которых Макаров выступил в роли

заступника обвиняемого. В общем целом служба Макарова на посту кабинет-

секретаря была весьма необходимой  и полезной для Петра.

Звёздный час Макарова, как и  Меньшикова, наступил в годы непродолжительного

царствования Екатерины I. Алексей  Васильевич был вторым после Меньшикова

человеком, к предложениям которого императрица прислушивалась и выражала

готовность согласиться с ними. При Екатерине Кабинет, а вместе с ним и

кабинет-секретарь достигли наивысшего авторитета и влияния. Но со смертью

Екатерины судьба Кабинета, как и его секретаря, была предрешена. Неделю

спустя после похорон императрицы, 23 мая 1727 года, Верховный тайный совет

принял два указа, которыми положил  конец существованию Кабинета и  назначал

Макарова президентом Камер-коллегии. Таким образом, Алексей Васильевич был

удалён от двора. Портрет Макарова будет выглядеть ущербным, если не оставить

его хозяйственную деятельность. Алексей  Васильевич принадлежал к типу

помещиков, представленных такой колоритной фигурой, как Меньшиков. Конечно,

земельные богатства Макарова не шли ни в какое сравнение с владениями

Шереметьева и особенно Меньшикова. Тем немение Макарова можно отнести к

помещикам выше среднего достатка. С Меньшиковым Макарова сближает не только

практичность, но и происхождение  вотчинного хозяйства. Оба они начинали с

нуля, не имея ни земли, ни крестьян. Превращение  сына вологодского посадного

человека в помещика - плод собственных  усилий и предприимчивости Макарова. В

нем чиновник, знавший себе цену на бюрократическом поприще, бок о бок

уживался с расчетливым дельцом, умевшим округлять свои богатства. К концу

жизни Макаров стал довольно крупным  помещиком. Он владел не менее чем

полутора тысячами крепостных крестьян. Девиз хозяйственной деятельности

Макаров сформулировал сам: "а . люди ж всякого себе добра ищут, что нам

можно делать". Слово у него не расходилось с делом. Кабинет-секретарь,

действительно, всю жизнь был  озабочен поисками для себя "добра", то есть

повышения доходности вотчин.

Безусловно, Алексей Васильевич брал взятки, иначе он не был бы сыном своего

века. Но брал он, видимо, в таких  размерах, что этого рода поступки,

считавшиеся в те времена обычными, не привлекали внимания трёх следственных

комиссий и изветчиков, сочинявших доносы.

В самом начале царствования Анны Иоановны карьера Макарова круто оборвалась.

Он оказался не у дел. Имя Макарова было предано забвению. С 1731 года Алексей

Васильевич находился под следствием, причём следствия накатывались одно ан

другое, подобно волнам, обрушивая на его голову непрерывные испытания. Они

тянулись на протяжении томительного долгого десятилетия. В эти годы он стал

жертвой "остермановщины" и предстаёт как трагическая личность. Макаров

принадлежал к числу первых русских людей поднявших голову против немецкого

засилья.

Внимательно присмотревшись к деятельности Алексея Васильевича, можно без

труда обнаружить в ней скрытое от поверхностного взгляда огромное внутреннее

напряжение, которое он с достоинством выдержал. Он послужил России хорошую,

добросовестную службу. Вряд ли Пётр мог бы найти другого столь

уравновешенного, благоразумного и исполнительного кабинет-секретаря.

    

    

                    Татищев Василий Никитич(1686-1750)                   

Известный русский историк, родился 16 апреля 1686 года в поместье отца его,

Никиты Алексеевича Татищева, в  Псковском уезде; учился в московской

артиллерийской и инженерной школе  под руководством Брюса, участвовал во

взятии Нарвы (1705), в Полтавской битве и в прусской кампании; в 1713 - 14

годах был за границей, в Берлине, Бреславле и Дрездене, для

усовершенствования в науках. В 1717 году Татищев снова был за границей, в

Данциге, куда Петр I его послал хлопотать о включении в контрибуцию

старинного образа, о котором  шла молва, будто он писан св. Мефодием; но

магистрат города не уступил образа, а Татищев доказал Петру неверность

предания. Из обеих своих поездок  за границу он вывез очень много  книг.

По возвращении  состоял при  Брюсе, президенте берг- и мануфактур-коллегии, и

ездил с ним на Аландский конгресс. Представление, сделанное Брюсом Петру

Великому о необходимости подробной географии России, дало толчок к

составлению "Русской Истории". Татищев, на которого Брюс в 1719 году указал

Петру, как исполнителя подобной работы, посланный на Урал, сразу  не мог

представить царю план работы, но Петр не забыл об этом деле и в 1724 году

напомнил  нем. Принявшись за дело, Василий Никитич почувствовал необходимость

в исторических сведениях и потому, отодвинув географию на второй план,

принялся собирать материалы для  истории. Ко времени начала этих работ

относится другой, тесно связанный  с ним план: в 1719 году он подал  царю

представление, в котором указывал на необходимость размежевания в  России. В

его мысли  оба плана связывались; в письме к Черкасову в 1725 году он

говорит, что был определен "к  землемерию всего государства и  сочинению

обстоятельной географии с ландкартами".

В 1720 году новое поручение оторвало Татищва от его историко-географических

работ. Он был послан "в Сибирской  губернии на Кунгуре и в прочих местах, где

обыщутся удобные места, построить  заводы и из руд серебро и медь плавить".

Ему приходилось действовать в стране мало известной, некультурной, издавна

служившей ареной для всяких злоупотреблений. Объехав вверенный ему край, он

поселился не в Кунгуре, а в Уктусском заводе, где и основал управление,

названное в начале горной канцелярией, а потом сибирским высшим горным

начальством. Во время первого пребывания  на уральских заводах он успел

сделать весьма многое: перенес Уктусский завод на р. Исеть и там положил

начало нынешнего Екатеринбурга; добился дозволения пропускать купцов на

ирбитскую ярмарку и через Верхотурье, а также заведения почты между Вяткой и

Кунгуром; при заводах открыл две  первоначальные школы, две - для обучения

горному делу; выхлопотал учреждение особого судьи для заводов; составил

инструкцию для оберегания лесов  и т. п.

Меры Татищева вызвали неудовольствие Демидова, видевшего подрыв своей

деятельности в учреждении казенных заводов. Для расследования споров на Урал

послан был Геник, нашедший, что Татищев во всем поступал справедливо, Василии

Никитич был оправдан. В начале 1724 года представлялся Петру, был  произведен

в советники берг-коллегии и назначен в сибирский берг-амт. Вскоре  его

послали в Швецию для надобностей  горного дела и для исполнения

дипломатических поручений. В Швеции он пробыл с декабря 1724 года по апрель

1726 года, осмотрел заводы и рудники,  собрал много чертежей и планов, нанял

гранильного мастера, пустившего в  ход гранильное дело в Екатеринбурге, собрал

сведения о торговле Стокгольмского порта и о шведской монетной системе,

познакомился со многими местными учеными и т. д. Возвратясь из поездки в

Швецию и Данию,  несколько  времени занимался составлением отчета и, хотя еще

не отчисленный от берг-амта, не был, однако, послан в Сибирь.

В 1727 году  назначен был членом монетной конторы, которой тогда подчинены

были монетные дворы; на этой должности  его застали события 1730 года. По

поводу их Татищевым составлена была записка, которую подписали 300 человек из

шляхетства. Он доказывал, что России, как стране обширной, более всего

соответствует монархическое управление, но что все-таки "для помощи"

императрице следовало бы учредить при ней Сенат из 21 члена и  собрание из 100

членов, а на высшие места избирать баллотировкой; здесь же предлагались

разные меры для облегчения положения  разных классов населения. Вследствие

нежелания гвардии согласиться  на перемены в государственном строе, весь этот

проект остался  в стороне, но новое правительство, видя в Татищеве врага

верховников, отнеслось к нему благосклонно: он был обер-церемониймейстером в

день коронации Анны Иоанновны. Став главным судьей монетной конторы, он начал

деятельно заботиться об улучшении  русской монетной системы. В 1731 году у

него начались недоразумения с  Бироном, приведшие к тому, что  он был отдан под

суд по обвинению во взяточничестве. В 1734 году был освобожден от суда и

снова назначен на Урал, "для размножения  заводов". Ему же поручено было

составление горного устава. Пока он оставался при заводах,  своей

деятельностью приносил много пользы и заводам и краю: при нем  число заводов

возросло до 40; постоянно открывались  новые рудники, и Татищев считал

возможным устроить еще 36 заводов, которые открылись лишь через несколько

десятилетий. Между новыми рудниками  самое важное место занимала указанная им

гора Благодать. Правом вмешательства  в управление частных заводов  он

пользовался весьма широко и тем  не раз вызывал против себя нарекания  и

жалобы. Вообще, он не был сторонником  частных заводов, не столько из личной

корысти, сколько из сознания того, что государству нужны металлы, и что,