Николай Алексеевич Милютин – государственный деятель и реформатор

Главной темой обсуждения в салоне Елены Павловны был «крестьянский вопрос», меры по улучшению положения крепостных крестьян. Осведомленность Милютина в тончайших нюансах этого вопроса поражала его собеседников, отдававших ему безоговорочный приоритет в знании об­суждаемой проблемы.

К моменту, когда в 1852 году он стал директором хозяйственного департамента Министерства внутренних дел, Милютин приобрел такой опыт, что министр Д.Г. Бибиков на вопрос Киселева о племяннике ответил: «Лучше его спросите, доволен ли он мною; я же могу только сказать, что, если бы государь мне велел уйти из Министерства и самому назначить преемника, я без всякого колебания указал бы ему на Милютина»[1]. Удивительно другое обстоя­тельство, как Милютин смог не только выжить в тяжелой обстановке нико­лаевского времени, получить безграничное доверие такого консервато­ра, каким был Бибиков, но и не потерять при этом вкуса к преобразованиям, к трезвому взгляду на необходимость значительного обновления экономи­ческого строя России.

Милютин отличался огромными знаниями, редкой работоспособностью и не был новичком в бюрократической среде, что делало его прекрасным чиновником.  Помимо этого он обладал оратор­скими способностями, смелостью, талантом организатора, четким видением цели и настойчивостью в ее достижении.

Современники оставили немало страниц, посвященных памяти Милю­тина. Хорошо знавший братьев Милютиных, известный либерал, видный юрист и историк, Б.Н. Чичерин в своих воспоминаниях так описывал Н.А. Милютина: «Это был человек, совершенно из ряду вон выходящий. Ум его был более сильный и живой, нежели у его брата (Д.А. Милютина). У него был практический взгляд на вещи, способность быстро схватывать вся­кое дело, даже мало ему знакомое, и с тем вместе знание людей, умение с ними обходиться, ладить с высшими, а низших поставить каждого на надле­жащее место... Многим его блестящая личность колола глаза; его обзывали либералом, демократом и чиновником; но, несмотря на свою видимую пыл­кость, он не давал против себя оружия и умел завоевать себе положение, тонко понимая людей, соединяя откровенность с осторожностью и зная, что кому следует сказать, чтобы направить его к желанной цели. И это он делал, никогда не кривя душой. Характер у него был прямой, возвышенный, благо­родный... Широкая его душа не терпела ни рутины, ни формализма... Одним словом, это был государственный человек в истинном смысле этого слова, такой, какой был нужен России на том новом пути, который ей предстояло совершить»[2]. Милютин был востребован временем через несколько лет, сыграв одну из решающих ролей в подготовке и разработке крестьянской реформы 1861 года.

2.2. Подготовка крестьянской  реформы 1861года

Поражение в Крымской войне (1853-1856 гг.) шокировало Россию. Огромная держава, сто пятьдесят лет подряд одерживавшая победу за побе­дой, была разбита объединенными англо-французскими войсками, пришед­шими на помощь Османской империи. Среди множества вопросов, постав­ленных позорным поражением перед русским обществом, наиболее очевид­ной была проблема отмены крепостного права. Дальнейшее существование этого института грозило превращением России во второстепенную европей­скую державу, а с этим самодержавие не могло не считаться. Крепостное право становилось «пороховым погребом под государством», что требовало умелых, профессиональных действий со стороны верховной власти по обез­вреживанию существовавшей угрозы.

3 января 1857 года был образован Секретный комитет по крестьянскому делу, перед которым была поставлена задача «безотлагательно приступить к разработке плана постепенного, без крутых и резких поворотов» освобождения крестьян. Но разработка этого плана была поручена ста­рым николаевским выдвиженцам, явно не желавшим форсировать события. Первую по­ловину 1857 года Секретный комитет практичес­ки ничего не делал. Оказавшись перед лицом явного сопротивления сановной бюрократии, император был вынужден ввести в комитет своего брата, великого князя Константина Ни­колаевича, известного своими антикрепостни­ческими взглядами, и поручил ему ведение заседаний. Под нажимом великого князя Сек­ретный комитет со скрипом принял все таки решение о начале подготовки мер «по улуч­шению быта помещичьих крестьян»[3]. Осенью 1857 года, в ответ на адрес дворянства литовских губерний, заявившего о своем согласии освободить крестьян от личной крепостной зависимости, но при условии сохранения всей земли в руках помещиков, император подписал рескрипт на имя генерал-губернатора В.И. Назимова, которым предписыва­лось образовать в каждой из трех литовских губерний (Виленской, Ковенской и Гродненской) губернские комитеты для подготовки предложений об устройстве быта помещичьих крестьян. Рескрипт был разослан для сведения другим губернаторам и опубликован в печати. Поскольку Секретный коми­тет был «рассекречен», 18 февраля 1858 года он был переименован в Главный комитет по крестьянскому делу. В ходе обсуждения проектов реформы была выработана новая концепция реформы: вместо первоначального плана осво­бождения крестьян без земли предлагалось освободить их с земельным наде­лом. Своеобразный рубеж был перейден. Предстояло сделать следующий шаг. И он был сделан.

17 февраля 1859 года для рассмотрения предложений губернских комите­тов и выработки общего проекта положений о крестьянах были учреждены Редакционные комиссии. Повелевалось создать две комиссии: одну в составе чиновников заинтересованных министерств и ведомств, другую в составе экспертов, избранных председателем комиссий, для составления местных положений. Формирование структуры комиссий поручалось их председа­телю. Им стал член Главного комитета генерал-адъютант Я.И. Ростовцев, который в конечном ито­ге их слил в одну в составе нескольких отделений (хозяйственного, админи­стративного, юридического и финансового), но название во множественном числе сохранилось. Редакционные комиссии были совершенно новым эле­ментом в российском государственном устройстве. Это учреждение порвало с многолетней традицией узковедомственного решения государственных воп­росов. Использование «свободного совещательного элемента в государственном вопросе», а также широкие полномочия Ростовцева, обеспечивавшие его суверенность и независимость от всех, даже самых высших государствен­ных учреждений, повысили авторитет Редакционных комиссий и создали благоприятные условия для их деятельности.

Приступив к формированию редакционных комиссий, Ростовцев сразу же обратил внимание на Милютина, ставшего к тому времени вторым лицом в Министерстве внутренних дел. Председатель вскоре смог убедиться, что не ошибся, так как Милютин оказался звездой первой величины в ансамбле деятелей Редакционных комиссий. Задолго до официального призвания на «крестьянскую службу» Милю­тин слыл одним из крупнейших знатоков крестьянского дела. В обществе не осталось незамеченным его сотрудничество с великой княгиней Еленой Пав­ловной, которая первой среди членов императорской семьи решилась на ос­вобождение своих крестьян в качестве примера для подражания. Извест­ный юрист А.Ф. Кони писал по этому поводу: «Проницательным умом сво­им она понимала, что освобождение 15 тысяч душ с землей, сделанное русской великой княгиней и старейшим членом императорского дома, будет в нашей внутренней жизни событием первостепенной важности, последствия кото­рого, в смысле нравственного воздействия и подражания, могут быть огром­ны. Так был положен первый камень к практическому осуществ­лению освобождения крестьян»[4].

Для составления соответствующей записки императору был призван Милютин, который и выполнил эту задачу, назвав совместный проект «пла­ном действий для освобождения в Полтавской и смежных губерниях кресть­ян тех помещиков, которые сами того пожелают». Когда Елена Павловна в марте 1856 года доложила своему племяннику план, тот его внимательно про­читал и одобрил, видимо, подобное уже лежало в русле его собственных представлений о механизме подготовки реформы. Но не удовлетворившись локальной реформой, Милютин предлагает императору собственноручную записку «Предварительные мысли об устройстве отношений между помещи­ками и крестьянами». Главная мысль записки заключалась в том, что кресть­яне освобождаются с земельным наделом, который они выкупают в свою собственность. Это был разрыв с традицией подобных реформ, осуществлен­ных в Прибалтике, где освобождение личности не сопровождалось наделе­нием землей. В качестве образца Милютин предлагал реформу в Пруссии, где крестьяне выкупили часть помещичьей земли, которой они пользова­лись. Николай Алексеевич пытался убедить Александра II в возможности и абсолютной безопасности ориентации на «повсеместный в империи выкуп из частного владения крестьянских общин с большим и меньшим, смотря по местности и промыслам, количеством земли. Самая операция выкупа могла бы совершиться лишь при посредстве кредита, постепенною выплатою выкупной суммы крестьянами». Акцентируя внимание на экономической сто­роне преобразований, Милютин кроме того допускал определенные послаб­ления в политической области, предлагая обсуждение проектов реформы в печати «под непосредственным надзором правительства, в специальных из­даниях», журналах Министерства внутренних дел, Министерства государствен­ных имуществ, Министерства народного просвещения, в записках и трудах Вольного экономического общества. «Рассуждения подобного рода, - писал Милютин, - не касаясь щекотливой нравственной и политической стороны крепостного права и притом будучи излагаемы в виде ученых статей, а не в форме всем доступных легких литературных произведений, не представили бы, как кажется, никакой опасности, а между тем принесли бы неисчисли­мую пользу, что в самое короткое время в нашем обществе сложились бы здравые и ясные экономические и финансовые понятия, отсутствие которых ныне еще так ощутительно и так невыгодно отзывается на решение настоя­щего дела». Дальше контролируемой гласности он не шел, и этим записка отличается от подобных трудов либеральных общественных деятелей, наста­ивавших на проведении не только необходимых экономических преобразо­ваний, но и осуществлении крупных политических реформ, не исключая введения представительных учреждений в России.

Милютин был убежденным врагом крепостничества. Ненависть к крепостному рабству сближала его с декабристами, но по своим государственным взглядам он был сторонником «просвещенного абсолютизма», не верившим в возможности развития представительных на­чал на российской почве. Реформа сверху этому вполне способствовала, ибо в реформаторские потен­ции дворян помещиков он не верил: «Сегодня правительство либеральнее об­щества. Конституция прежде времени... Ни демократии, ни конституции...». Не случайно, именно в Милютине дворянство почувствовало основную опас­ность своим привилегиям. К моменту решающей схватки за освобождение крестьянства Милютин оказался на левом фланге государственно мыслящей бюрократии, но на правом фланге либеральной общественности.

Непросто складывались в этот период отношения Милютина с императором. Крепостники всячески старались очернить в глазах Александра II Николая Алексеевича, пытаясь убедить монарха чуть ли не в революционно­сти его взглядов, предпринимаемых им попытках существенно ущемить пра­ва дворянства. Александр II, сомневавшийся в революционных наклоннос­тях Милютина, тем не менее считал его деятелем чересчур радикальным, бескомпромиссным. Этим объясняется его весьма нелицеприятное суждение о Милютине, относящееся к началу 1858 года: «Этот Милютин давно уже имеет репутацию красного, за ним нужно понаблюдать»[5]. Последнему ничего не оставалось, как подать в отставку. И лишь весомое ручательство министра внутренних дел С.С. Ланского, питавшего глубочайшее уважение к своему подчиненному, заставило императора отклонить отставку. В середине 1858 года, после длительных раздумий, Александр II, по представлению Ланского, на­значил Милютина временным товарищем министра внутренних дел. Назна­чение Милютина было редким исключением из общего бюрократического правила, по которому министры, из чувства самосохранения, представляли на пост своих заместителей людей более бездарных, чем они сами. Те же, в свою очередь, сделавшись министрами, отдавали предпочтение еще более бездарным. Ланской поломал эту традицию, интересы дела и государства у него превалировали над всем остальным. В качестве временного (убрать эту приставку император так и не решился) Милютин проработал вплоть до сво­ей отставки, получив в чиновничьей среде ехидное прозвище «временно-постоянный».

Став практически правой рукой Ростовцева в Редакционных комиссиях, Милютин сосредоточил в своих руках разработку теоретической части крестьянской реформы. Милютин настоял на том, чтобы для выработки «Крестьянс­кого положения» созваны были люди из общества, практически знакомые с делом.

Работа Редакционных комиссий отличалась необычайной активностью. За год и 7 месяцев существования было проведено 409 заседаний, в то время, как Секретный и Главный комитеты за 1857-1858 гг. заседали только 39 раз. В ходе работы было рассмотрено и изучено свыше 1000 различных проектов. Вместе с Милютиным в комиссиях работали такие известные общественные деятели, как Ю.Ф. Са­марин, В.А. Черкасский, Г.П. Галаган, П.П. Семенов (будущий знаменитый путешественник Семенов-Тян-Шанский) и другие. Но наряду с этими приверженцами реформы в комиссиях оказались и ярые противники преобразований: предводитель петербургского дворянства, граф П.П. Шувалов, пред­водитель орловского дворянства В.В. Апраксин, генерал-адъютант, князь Ф.И. Паскевич и ряд других.

Уже за первые полгода напряженной работы Редакционные комиссии подготовили проект реформы, который составил три тома «Материалов», представленных 8 сентября 1859 года Александру II. Социально-политические основы реформы сводились к полной отмене крепостного права, наделению крестьян гражданскими правами и ликвидации вотчинной власти помещика, что вело к созданию особого крестьянского управления в деревне. Комиссии решительно отвергли вариант безземельного освобождения крестьян, хотя сторонники такого освобождения имелись и среди членов комиссий.

Обстановка в дворянском обществе накалялась. Лозунгом крепостни­ческой партии стал призыв: «Пора положить предел слишком далеко зашед­шим увлечениям друзей «Колокола» и последователей социализма». Съехав­шиеся в августе 1859 г. в Петербург депутаты решительно возражали против выведенных комиссиями земельных норм, значительно увеличенных по срав­нению с нормами, предложенными в губернских комитетах. В то же время они признавали разорительными для помещиков нормы оброков, установ­ленные комиссиями. Но с наибольшим единодушием депутаты нападали на проект административного устройства крестьян, стремление комиссий под­чинить создаваемые ими органы крестьянского самоуправления местной уез­дной полиции, чем нарушался и сам принцип самоуправления. Верховная власть усмотрела в этих требованиях стремление дворянства ограничить цен­тральную власть на местах путем расширения политических прав помещиков и дворянства в целом. Но вырвав одну политическую уступку, дворянство могло бы замахнуться на святая святых - прерогативы самого. По большому счету, различия между позици­ями редакционных комиссий и депутатов были даже не в понимании конк­ретных мер реформы, а в определении инициатора этих мер. Депутаты и большинство помещиков, поддерживавших их, не хотели, чтобы столичная бюрократия все решала за них. Милютин же и его единомышленники (благо, что в их числе оказался и сам император) полагали, что они решат все лучше, ибо цель их действий - благо государства, а не эгоистические интересы помещичьего дворянства. Такую позицию Редакционных комиссий трудно назвать безупречной, но для тех конкретных условий, в которых решался крестьянский вопрос, она оказалась предпочтительной.

Смерть руководителя Редакционных комиссий Ростовцева, последовав­шая 6 февраля 1860 года, и назначение на этот пост убежденного консерватора, министра юстиции В.Н. Панина (шаг этот был вынужденной уступкой крепостникам), усугубили обстановку вокруг либерального проекта реформы. Новый начальник, несмотря на соответствующие инструкции императора, оказал негативное воздействие на окончательную доработку проекта. Хотя при Панине удалось отстоять основные либеральные положения проекта реформы, Милютину и его сторонникам пришлось пойти на неко­торые существенные уступки. Эти уступки сводились к понижению норм наделов во многих уездах, а также к некоторому повышению нормы оброка в нечерноземных губерниях по сравнению с ранее зафиксированными.