Национальная специфика образования в эпоху глобализации: поможет ли нам опыт КНР?

Национальная  специфика образования в эпоху  глобализации: поможет ли нам опыт КНР?

Боревская Нина Ефимовна - доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН.

За неполных три  десятилетия реформ Китай пережил  ускоренную индустриализацию и урбанизацию. По масштабам производства в области  электроники и информатики КНР  уже занимает третье место в мире, а по ряду разработок в сфере нанотехнологий - передовые позиции. Всех этих успехов страна сумела достичь в том числе благодаря созданию одной из самых грандиозных в мире систем образования.

Обращение к опыту страны, имеющей тысячелетнюю историческую традицию, столь несхожую с российской, и, по собственному определению, создающей  «социалистическую систему образования  с китайской спецификой», на первый взгляд может показаться не совсем удачным. Ведь известно, что образование менее других сфер общественной жизни приспособлено к международной интеграции, ему объективно присущ определенный консерватизм, ибо в его функции входит сохранение культурного наследия и передача его новым поколениям.

Вместе с тем сегодня  невозможно анализировать образовательные  процессы и тенденции внутри отдельной  страны вне глобального контекста. Стремительно развивается международный рынок образовательных услуг с его общими требованиями к специалистам, с его транснациональными дистанционными формами обучения, совместными учебными заведениями, двойными дипломами и т. п. Россия вступила в Болонский процесс, вскоре она присоединится и к ВТО, членом которой КНР является с 2001 года, что обязывает ее подписать ряд документов, в том числе Генеральное соглашение по торговле услугами (ГАТС), которое, в частности, до известной степени унифицирует способы оказания образовательных услуг во всех странах.

Не следует забывать и  о том, что обе наши страны являются крупными мировыми державами, имеющими общую границу. Более того, тесное взаимодействие двух стран в 50-е  годы прошлого века заложило общий  фундамент их политического и  экономического строя — госсоциализм с тоталитарной спецификой (при ряде тактических расхождений), их общую идеологическую базу — марксизм-ленинизм. Это общее прошлое определило и сходный абрис нынешнего этапа модернизации: сохранение социально ориентированной политики наряду с использованием некоторых рычагов рыночной экономики в условиях частичной (разной степени) демократизации режима.

В 80-е годы обе страны начали нынешнюю образовательную реформу  с принципиально разных стартовых  позиций: аграрный Китай с населением почти на четверть неграмотным или  малограмотным находился на ранней стадии индустриализации, Россия же являла собой достаточно развитую индустриальную державу с высоким культурным уровнем и распространяющимся по стране 11-летним средним образованием. В ходе реформ траектории обеих стран  неожиданно пересеклись в фазе «догоняющей  модернизации». Китай, получивший во время  «культурной революции» (1966–1969) прививку от волюнтаризма и изоляционизма, обрел  в конце 70-х годов новое руководство, новый курс и испытал мощные импульсы развития как изнутри, так и извне. Россия, в качестве преемницы СССР много потерявшая не только в государственных  масштабах, но и в экономическом  потенциале, переживала тяжелейший постреволюционный кризис. А потому и уровни задач, вставших перед двумя странами в сфере образования, несколько сблизились. На нынешнем этапе цели у обеих стран во многом схожи: это прорыв в постиндустриальное информационное общество и участие в мировой гонке за лидерство в клубе сильнейших инновационных обществ. Для КНР эта установка стала возможной благодаря тому, что за неполных три десятилетия реформ Китай пережил ускоренную индустриализацию и урбанизацию в условиях почти одновременного с Россией (начало 90-х годов) перехода к рыночной экономике. По масштабам производства в области электроники и информатики Китай уже занял третье место в мире (причем в общем объеме его высокотехнологичной продукции на первых местах — информационные технологии, производство новых материалов и биотехнологии [1]), а по ряду разработок в сфере нанотехнологий занимает в мире передовые позиции.

Всех этих успехов КНР  сумела достичь благодаря созданию одной из самых грандиозных в  мире систем образования, поэтому изучение образовательного опыта Китая представляется не менее интересным для России, чем исследование достижений Европы и США в этой области. 

О приоритетности образования в процессе модернизации

Специфика и приоритеты образовательной  стратегии Китая в переходный период конца 70-х годов определялись низким по сравнению с передовыми странами мира уровнем экономического развития страны и ее огромным населением (около 1 млрд), большая часть которого (почти 80%) проживала в сельской местности и имела уровень грамотности в среднем 4,5 года обучения [2]. Огромное влияние на выбор образовательной стратегии оказали и глобальные вызовы.

Уже в начале 1970-х годов  стало очевидно, что стремительное  развитие образования в ряде азиатских  стран в отсутствие продуманной  социальной политики не привело к  ожидавшемуся сглаживанию социальных различий и повышению мобильности  населения, поэтому «ценность вложений в образование оказалась для  правительств сомнительной» [3]. Учитывая это, китайские ученые в ходе разработки образовательной стратегии постепенно отказывались от не оправдавшей себя ориентации образования исключительно  на экономический рост (80-е годы) и переходили к более современной  модели, связавшей образование с социально-экономическим развитием общества. Иными словами, показателем достижений в сфере образования становилось не только производство материальных благ, но и развитие человека, «всестороннее повышение качества жизни».

Стратегия модернизации системы  образования в КНР совершенствовалась постепенно, с учетом допущенных ошибок. Ее базовыми составляющими стали преемственность и эволюционность преобразований. (Заметим, что «начальный этап социализма» был рассчитан в Китае на 100 лет. На фоне российских программ революционных преобразований за 500 дней это выглядит особенно впечатляюще.) Китайская образовательная реформа прошла несколько этапов, каждый из которых был логическим развитием и продолжением предыдущего, хотя это вовсе не означало отсутствия отступлений и корректировок курса.

Руководство КНР неразрывно связало реформу образования  с понятиями «развития» и «стабильности». Напротив, российская образовательная  стратегия 90-х годов — эпохи  распада СССР и высокого накала политической борьбы — отличалась чрезмерной радикальностью, т. е. полным отсутствием стабильности и преемственности: «разрушительные  тенденции в этой сфере нередко  преобладали над созидательными, что повлекло, например, ослабление воспитательной работы и усиление социального неравенства в сфере образования» [4].

…Испробовав в течение  первого десятилетия реформ практику «догоняющей модернизации», руководство  КНР осознало, что ставка на классический индустриальный рывок себя не оправдала. Если на предшествующем этапе страна в равной степени ориентировалась  на развитие промышленности и научно-технический  прогресс, то XIV съезд КПК в 1992 году наметил перенос центра тяжести  на высокие технологии, науку и  образование, которые были объявлены  «производительной силой первостепенной важности», а образование — «основой»  строительства социалистической модернизации [6]. В канун ХХI века незадолго до вступления страны в ВТО руководство КНР выразило решимость перейти от стратегии догоняющего развития к стратегии сравнительных преимуществ. Главнейшим из таких преимуществ в развивающейся стране с низкой плотностью знаний был назван человеческий ресурс. Но теперь речь шла не о дешевой и малоквалифицированной рабочей силе. Замысел выглядел грандиозно: превращение фактора избыточности населения из демографической обузы в ресурсное преимущество — человеческий капитал.

Иными словами, китайское  руководство начало новый виток  модернизации с утверждения приоритетной роли науки и образования в  общественном прогрессе. И это не осталось пустой декларацией: образование  реально стало «основой строительства  социалистической модернизации». Замечательный  российский «Закон об образовании» 1992 года также провозгласил принцип  приоритетности образования в общественном развитии и даже предусмотрел соответствующие  экономические гарантии, однако пока в силу множества факторов это  положение так и не удалось  воплотить на практике.

Первый в КНР «Закон об образовании» 1995 года дал правовые основания фактически действовавшей  в стране «государственной гарантии приоритетного развития образования» (в частности, благодаря статьям  о преимущественном бюджетном финансировании обязательного образования, о системе  налоговых льгот для ряда образовательных  учреждений и их инвесторов) [7]. Закон  утвердил опережающее развитие образования  по отношению к экономическому росту за счет повышения темпов роста вложений в образование по сравнению с ростом бюджетных доходов. Впервые, однако, этой цели удалось достичь лишь в 1998 году (опережение составило 1,41%). Правительство КНР учло также принятые в мире показатели приоритетности государственных вложений в образование: государственная «Программа реформ и развития образования» (1993) наметила к концу ХХ века довести долю расходов на образование в ВВП до 4% (уровень развитых стран — 5–6%). Планка оказалась высокой и по сей день не достигнута — в настоящее время этот показатель находится на уровне 3,4%. Заметим, что и в России, где к концу 90-х годов бюджетное финансирование образования сократилось по сравнению с 1991-м на 48%, а доля расходов на образование в ВВП бюджетов всех уровней с 1995 по 2000 год снижалась и начала расти только с 2001 года, также не удалось достичь уровня 6%, намеченного в Национальной доктрине образования РФ (2000) [8]. Хуже другое: в соответствии с новым бюджетным кодексом 2004 года утратила силу ст. 40 Закона РФ об образовании, где перечислялись «государственные гарантии приоритетности образования». Тем самым был снят ряд важных позитивных положений, в том числе касающихся налоговых льгот.

Китай же, хотя и с большим  трудом, достиг еще одного высокого показателя, свидетельствующего о приоритетности образования: доля расходов на образовательные  нужды в общих расходах консолидированного бюджета составила в 2005 году 15,2% (в  России для сравнения — 11,8% [9]).

Приоритетные стратегические позиции образования в обществе — это не только реакция на глобальные вызовы современности, это соответствует  также конфуцианской философской  доктрине и национальной традиции. Принятая в 1997 году ХV съездом КПК формулировка «Наука и образование приведут страну к процветанию» очевидным образом преемственна по отношению к курсу буржуазных реформаторов начала ХХ века, проводившемуся под лозунгом «Расцвет образования спасет страну». Согласно китайской традиции, образование и на новом историческом повороте рассматривалось как предпосылка и важнейший инструмент проведения остальных реформ. В официальных китайских документах последних лет четко сформулирован стратегический принцип, по которому в развитии государства образование занимает лидирующие позиции, поскольку в современном мире перераспределение человеческого капитала непосредственно определяет перераспределение богатства. Представляется, что именно эта позиция руководства КНР определила многие его шаги последних лет: дальнейшее регулирование политики налоговых льгот, повышение уровня финансовой ответственности (также и центрального правительства) за развитие обязательного образования, стимулирование притока внебюджетных поступлений в систему образования. В финансовой сфере остается немало проблем: негосударственные образовательные учреждения в Китае пока не имеют права на коммерческую деятельность, медленно вводится система акционирования образовательных учреждений.  

Концентрация  усилий на перспективных направлениях и проблема равного доступа к  образованию

С самого начала реформ в  КНР был взят на вооружение экономический  принцип, успешно опробованный ранее  в странах Юго-Восточной Азии и требовавший «сосредоточить силы на главных направлениях», более  конкретно — на наиболее развитых регионах страны, в сфере образования  — на лучших учебных заведениях.

… Китай приступил к  созданию приоритетной группы элитарных  вузов международного уровня в целях  превращения их в базы инновационных  исследований, разработки и внедрения  в производство новых высоких  технологий. В 1995 году был запущен  «Проект 21–1», во многом предваряющий проект отбора федеральных университетов  и инновационных вузов, начатый  десятилетием позже в России [11]. Перед выделенными вузами ставилась  задача: за последующие 10–20 лет приблизиться к уровню лучших университетов мира или достичь его. Сейчас проектом охвачено 92 университета(5,4% общей численности вузов КНР). В этих вузах, получающих около 10% всех средств, выделяемых государством на науку и инновации, сконцентрировано около 80% ключевых научных дисциплин и почти 75% основных лабораторий, благодаря чему они реализуют более 2/3 всех базовых научных проектов страны. Только за 2000 год первая семерка наиболее престижных университетов — участников «Проекта 21–1» получила от государства 7,4 млрд юаней [12], соответственно в среднем каждый вуз получил 125 млн долл., а Пекинский университет и Университет Цинхуа с 1999 года ежегодно получали от центрального правительства по 225 млн долл. (1,8 млрд юаней). Для сравнения: каждому из двух российских федеральных университетов в 2007 году государство выделило по 2 млрд руб. (хотя первоначально речь шла о сумме 3 млрд руб.), т. е. примерно по 81,5 млн. долл.

В конце 90-х годов наряду с «Проектом 21–1» был введен в  действие «Проект 98–5», в соответствии с которым было отобрано 40 «лучших  из лучших» вузов. С 1998 по 2005 год государство  выделило на нужды их инновационного развития 50 млрд юаней (6,2 млрд долл. США).

Благодаря концентрации ресурсов на ключевых направлениях в системе  образования КНР были достигнуты крупные успехи: в сжатые сроки  подготовлены высококвалифицированные  кадры для наиболее перспективных  секторов экономики, совершен скачок в  развитии высоких технологий.

Вместе с тем нельзя не отметить, что руководство страны, провозгласившей социалистический характер модернизации, сознательно  предприняло некоторые рискованные  шаги, противоречащие принципам социального  равенства, — это прежде всего создание элитарных учебных заведений, неизбежно приводящее к дифференциации образовательных шансов населения. Ситуация осложнялась несколькими моментами. Во-первых - постепенно вводимой с середины 90-х годов платой за высшее образование — для всех без исключения, причем учебные взносы неуклонно росли.

Среднегодовой доход на душу населения составлял в тот  период 11 759 юаней в городе и 3 587 юаней  на селе [13] (при значительном количестве сельских жителей с доходом 693 юаня в год), поэтому подобная политика вызывала недовольство внутри Китая. Однако руководство страны твердо стояло на своем, заявив, что на данном этапе  развития равенство образовательных  шансов возможно обеспечить только на ступени обязательного образования, а на остальных ступенях приоритетным будет пока оставаться принцип эффективности.

Второй осложняющий момент — это присущая Китаю (как и  России) неравномерность развития территорий. В обеих странах существуют регионы  с преобладанием черт либо традиционного, либо техногенного или даже информационного  общества. Нельзя не упомянуть такие  факторы, стимулирующие неравенство  доступа к образованию, как децентрализация  системы образования и наличие  региональных моделей образования, распространение принципа вариативности  образовательных учреждений и программ.

Различия по количественным показателям между регионами  наиболее остро выявляются на этапах полной средней школы и вуза. Одна из важных причин — растущая неравномерность  расходов на одного ученика. В Китае  в период с конца 90-х годов до начала ХХI века вложения различных провинций в начальную, среднюю и высшую школу (в расчете на одного ученика) могли различаться в несколько раз: от3,7 до 9,1, в России в эти же годы разрыв был еще более значительным. В высшем образовании ситуация в региональном разрезе дифференцирована более всего: разрыв между Пекином и западной провинцией Гуйчжоу по такому показателю, как количество студентов на 10 тыс. населения, в 1990 году составлял 11,9 раз, правда, за десять последующих лет он сократился до 8,9. …