Музей как понятие

 

Увлечение разными уродцами, карликами и великанами было модно  за границей в ту пору. Европейские  короли старались держать их при  своих дворах или как шутов, для  увеселения, или как слуг, для  охраны. Следуя моде, Петр привез из-за границы великана по имени Буржуа. Он был гигантского роста - 2 метра 27 сантиметров. Когда Буржуа шел  по улице, то заметно возвышался над  толпой. Петр сам был высоким и  любил высоких людей. Ему нравилось, когда великан Буржуа стоял на запятках его кареты. После смерти Буржуа его скелет и препараты  отдельных органов отдали в Кунсткамеру, где они хранятся и поныне.

 

Количество коллекций  с каждым годом возрастало. Со всех концов России поступали в Кунсткамеру  невиданные вещи: уродливая овечка с двумя ртами и языками, 8-ногий  барашек, 3-ногий младенец, еще более  необычный младенец, у которого "глаза  под носом и руки под шеей" и тому подобные редкости. Привозили  и старинные, археологические вещи: золотые и серебряные изделия, раскопанные  в окрестностях Астрахани, древние  языческие предметы, которые нашли "на восточном краю Каспийского  моря", собрание идолов, старые рукописи, редкие монеты. Везли и птиц, животных, рыб, травы и коренья, образцы  минералов, предметы домашней утвари и  одежду.

 

IV. Кунсткамера в здании  на Стрелке Васильевского острова. 1727 г.

 

Не многие современники Петра  понимали, что царская причуда  собирать заморские диковинки, инструменты, станки, а также камни, минералы и  растения со всех концов России закладывает  основы русской науки. Не всем было понятно и желание царя построить  специальное здание Кунсткамеры  рядом со строившимися правительственными зданиями на Стрелке Васильевского  острова в Петербурге.

 

В планах возведения столичного города на болотистых берегах Невы и ее притоков особое место Петр уделял этому острову. Выдающийся архитектор Д. Трезини представил царю проект застройки  Стрелки острова, где предполагалось разместить центр столицы. Оконечность  Стрелки превращалась в удобную  пристань для кораблей. На ней возводились  два маяка - Ростральные колонны, за ними открывалось обширное поле, дальний конец которого обрамляло  величественное здание Двенадцати коллегий - правительственные учреждения России. По берегам Большой и Малой  Невы должны были быть размещены другие государственные службы, в том  числе и Кунсткамера.

 

Стрелка Васильевского острова  не стала столичным центром, но размещение на ней Кунсткамеры, которую справедливо  называют колыбелью русской науки, привело с течением времени к  формированию здесь крупнейшего  научного и учебного центра и Петербурга, и всей страны.

 

Рассказывают, что, прибыв на Стрелку, чтобы воочию представить  проект Трезини, Петр 1 обратил внимание на одну из сосен, которые росли здесь. Несколько толстых ветвей ее, причудливо переплетенные вросли в ствол, изогнулись и образовали полукольца.

 

- О! Дерево-монстр, дерево-чудовище! - будто бы воскликнул Петр  и добавил: - Так быть на сем  месте новой Кунсткамере.

 

Здание было задумано по тем  временам огромным: около ста метров в длину и пятнадцати метров в  ширину. На пустынной тогда Стрелке  Васильевского острова это было первое монументальное сооружение в  новом городе. И сейчас оно остается одним из немногих хорошо сохранившихся  памятников русского зодчества первой четверти XYIII века.

 

Привычное нам название Кунсткамеры  закрепилось за зданием не сразу. Первоначально оно называлось "Палаты Санкт-Петербургской Академии Наук, Библиотеки и Кунсткамеры". Сохранились  планы, разрезы и фиксационные чертежи  здания 1737 -1741 гг., где оно именно так и названо. Позже от него отделилась Библиотека и обсерватория, а потом  и другие музеи, и большая часть  помещений заполнилась этнографическими вещами.

 

Общее архитектурное решение  здания вполне отражало стиль петровского  барокко. Изящная и пропорциональная центральная башня отводилась под  анатомический театр (1-й этаж) и  обсерваторию (2-й этаж). Башня объединяла два симметричных крыла: западное отводилось для Библиотеки, а восточное - для  Кунсткамеры.

 

В размещении залов использовался  новый и модный тогда анфиладный принцип. Интерьеры соединялись  лестницами и обходными внутренними  галереями на всех этажах. На 2-м и 3-м этажах главное пространство занимали большие светлые залы; в  боковых ризалитах размещались  разные кабинеты. Новым и тоже модным украшением интерьера были скульптуры, настенные рельефы, медальоны, изображавшие римских цезарей и мудрецов древности. Так с помощью изобразительного "языка" прокладывала себе дорогу в русское общество история и  другие научные знания. Петр хотел, чтобы "древнее обиталище наук в Греции" стало, наконец, известным  в России, иными словами, чтобы  русские приобщились к классическому  наследию.

 

Здание палат заложили в 1718 году. Строительством руководил  архитектор Г.И.Маттарнови, и на этом основании его считают автором  проекта. Но И.Грабарь, а следом за ним  и другие исследователи, сомневаются  в его авторстве. Дело в том, что  Маттарнови работал у талантливого архитектора А.Шлютера, имевшего опыт проектирования подобных зданий в Берлине, и мог использовать его идеи. После  Маттарнови строительство здания до 1734 года вели другие архитекторы: Н.Гербель, Г.Киавери и М.Земцов.

 

Здание возводили медленно, с большими перерывами. Петр торопил  строителей, сам вникал во все мелочи и часто давал свои собственные  деньги на строительство. Но он так  и не увидел полностью законченного здания Кунсткамеры. К началу 1725 года, когда Петр умер, были возведены  лишь стены. Башню и внутреннюю отделку  Кунсткамеры заканчивали уже  после смерти Петра. В 1726 году оно  еще не было закончено, но в него перевезли коллекции из Кикиных  палат. Здание подобного просветительского  назначения было в своем роде уникальным. Подобных ему Европа того времени  не знала. Не случайно французский путешественник 1726 года назвал его "одним из самых  превосходных сооружений такого рода в Европе". Действительно, оно  было так всесторонне продумано  и так основательно построено, что  без серьезного ремонта и переделок  простояло до наших дней.

 

Открытие Кунсткамеры, а  вместе с ней и Библиотеки, было важным событием в жизни и города, и страны. Оно происходило в  очень торжественной обстановке. Съехались именитые гости, осмотрели  музей и нашли, что в нем  все находится в полном порядке  и "выразили особливое свое удовольствие."

 

1. Кунсткамера – часть  российской Академии наук

 

Петр действительно прекрасно  понимал пользу науки для государства.

 

Мысль о создании Академии Петр вынашивал давно. Проектов было много. Но дело затянулось. Своих ученых в России тогда не было, а с  иностранцами возникли сложности. Петр требовал, чтобы приглашали крупнейших ученых Европы, но не все хотели ехать  в далекую и неведомую северную страну. Кроме того, у Петра постоянно  оказывались неотложные дела, которые  отвлекали его от мыслей об академии.

 

Наконец, 22 января 1724 года состоялось заседание Сената, на котором был  утвержден проект основания Академии Наук. Было решено на первое время отдать под Академию дом Шафирова, который  оказался в это время в опале. Петр даже распорядился нанять эконома  и кормить академиков, чтобы приезжие ученые "времени не теряли бездельно" и не таскались по трактирам.

 

По замыслу Петра, петербургская  Академия Наук не должна была походить на западные. Она должна была объединять, во-первых, университет, где будут  обучать медицине, философии и  юриспруденции; во-вторых, гимназию, которая  будет готовить учеников для университета и, в-третьих, собственно Академию, то есть "собрание ученых и искусных людей". В странах западной Европы все  эти учреждения существовали раздельно. Петр же считал такое положение неприемлемым для России. По его мнению, "при заведении простой Академии" "науки не скоро в народе расплодятся". А если же создавать один только университет, то в стране не будет надежной системы образования. Ведь молодые люди должны не только "началам обучаться", но и впоследствии "выше градусы науки воспринять". Вот почему царь хотел, чтобы петербургская Академия стала не только местом, где "науки обретаются", но и таким учреждением, которое было бы просветительным центром и которое разрабатывало бы государственные задачи.

 

Другой особенностью русской  Академии было то, что ее создавало  государство, и оно же собиралось содержать ее. На западе же академии сами искали себе средства к существованию. Петр выделил на содержание Академии большую по тем временам сумму  в 25 тысяч рублей в год. Академикам он тоже пообещал выдавать "довольное  жалованье."

 

Переговоры с иностранными учеными о приглашении их на службу в русскую Академию велись весь 1724 год - накануне смерти Петра. Многие иноземные  ученые отказывались ехать в Россию. Одни прикрывали отказ льстивыми  речами, а другие открыто высказывали  сомнения в успехе нового начинания  в полудикой и почти сплошь неграмотной стране, где и школ-то почти не было. Но и русское правительство  выбирало кандидатов в академики  осторожно, а некоторым и вовсе  отказывало. Так было отказано, например, математику Слейбе, который неумеренно восхвалял себя. Петр сказал о нем, что "он не прямого сорту есть".

 

Тонкое и щекотливое дело приглашения иностранных ученых было поручено Иоганну Шумахеру. Он приехал в Россию в 1714 году и получил  должность библиотекаря при Кабинете редкостей. По приказу Петра Шумахер  отправился за границу приглашать ученых и закупать самые новые и совершенные  физические и астрономические приборы.

 

Вскоре после смерти Петра  Великого в доме Шафирова императрица  Екатерина I, его супруга и преемница, в августе 1725 года принимала первых академиков. Зимой и весной 1725 года в Петербург приехали люди талантливые  и незаурядные, которые и стали  первыми русскими академиками, потому что своих, русских ученых, тогда  еще не было: гениальный математик  Леонард Эйлер, Николай и Даниил Бернулли, происходившие из знаменитой семьи швейцарских математиков, историк и этнограф Г.Ф.Миллер, натуралист И.Г.Гмелин, астроном Жозеф Никола Делиль. Кстати, именно ему принадлежит идея ежедневного полуденного сигнала  пушки. У него были точные астрономические  часы, по которым он отмечал полдень  и подавал сигнал из башни Кунсткамеры, а по нему с бастиона крепости палила пушка.

 

Мы обычно представляем себе академиков степенными, убеленными сединами людьми, но все первые русские академики  были очень молодыми: Эйлеру исполнилось  всего лишь 20 лет, Николаю Бернулли - 30, Даниилу Бернулли - 25, Миллеру - 20, а Гмелину всего лишь 18 лет. Академию торжественно открыли в доме Шафирова, и Екатерина провозгласила: "Мы желаем все дела, зачатые трудами  императора, с Божией помощью завершить". Профессор Герман произнес торжественную речь на латыни о процветании наук, в которых Петр видел славу новой России. Императрица, в прошлом неграмотная крестьянка, ни слова в ней не поняла, так же как и стоявший рядом с ней неграмотный губернатор Петербурга светлейший князь Меншиков. Но надо полагать, важность исторического момента они оценили.

 

Удивительными людьми были наши первые академики. Им приходилось очень  нелегко в чужой стране, среди  неграмотного народа, язык которого они  поначалу не знали, а нравы и обычаи его казались им дикими. Не все выдержали  тяжелые испытания; некоторые вернулись  домой. Но те, кто остался, довел свое дело до конца. Россия стала для них  второй родиной и они сделали  очень много для ее блага и  процветания.

 

На академиков в ту пору существовал особый взгляд. Считалось, что они должны были все знать, все уметь и отвечать на любой  вопрос; заниматься не только учеными  трудами, но и читать лекции, и руководить занятиями слушателей. Они должны были давать отзывы о работе разных машин и изобретений, уметь объяснять  причину чьей-либо смерти, писать отзывы на разные рукописи, произносить оды  и речи по разным поводам, сочинять поминальные слова, а также составлять гербы, девизы и гороскопы, принимать  участие в устройстве фейерверков  и т.п. Кроме этого Академия издавал  две газеты, календари, месяцесловы  и, конечно, ученые издания, которые  нередко составляли увесистые тома большого формата. Не будем забывать и о том, что бюрократы постоянно  вмешивались в работу академиков, донимая их невозможными требованиями и отравляя жизнь мелочными придирками, и далеко не всегда давали им необходимые  средства для работы.

 

Тем более поражают и восхищают  трудолюбие, работоспособность и  преданность делу первых русских  ученых. Несмотря на далеко не благоприятные  условия, они успевали не только "науки  производить и совершать", но и  делать множество других, полезных для России дел. Они прекрасно  выполняли, например, свою учительскую  задачу. Уже через 30 лет после  основания Академии в ней было 10 русских академиков, а к 50-летию - 15.

 

Русская Академия наук не только не отставала от лучших европейских  академий и университетов, но и во многом их превосходила. Академик Бильфингер, возвратившийся через 6 лет после  основания Петербургской Академии в Германию, сказал в своей публичной  речи: "Кто хочет основательно научиться естественным и математическим наукам, тот отправляйся в Париж, Лондон и Петербург. Там ученые мужи по всякой части, и запас инструментов. Петр, сведущий сам в этих науках, умел собрать все, что для них  необходимо. Он собрал отличный запас  книг, дорогие инструменты, заморские  редкости природы, искусственные произведения, словом, все, признанное знатоками за достойное уважения."

 

Со времени основания  Академии наук Кунсткамера была передана в ее ведение. Здание, в котором  разместились ее коллекции, стало одним  из зданий, принадлежащим в XVIII веке Академии. Помимо коллекций, в нем находилась и Библиотека, и кабинеты, и мастерские. Академические мастерские одно время возглавлял А.К.Нартов, любимый "токарь" Петра.