Кыргызское Великодержавие

 

 

Алтайский вариант

 

 

На Горном Алтае памятников енисейских кыргызов известно значительно меньше. Впервые они были открыты М.П. Грязновым на могильнике Яконур, где были раскопаны два кургана с обрядом трупосожжения и характерным для IX-X вв. комплексом предметов сопроводительного инвентаря — палаши, удила с 8-образным окончанием звеньев и эсовидными псалиями с сапожком, пирамидальные наконечники стрел и др. В одном из них, как и в тувинских «дружинных» погребениях, находилось захоронение нескольких человек. Позже такие же погребения были открыты на могильниках Узунтал VIII в Юго-Восточном Алтае; Кара-Коба I  и Коргон I  в Центральном Алтае; и в других местах. В отличие от Тувы, погребения енисейских кыргызов на Горном Алтае не образуют крупных могильников, расположены дисперсно и, по-видимому, относятся к разному времени в общих хронологических пределах середины IX — начала XI в., что свидетельствует о последовательном освоении кыргызами горно-алтайских котловин. При этом, как отмечает В.А. Могильников, «примечательно, что кыргызские погребения на Алтае находятся на одних некрополях с курганами местного населения, что указывает скорее всего на смешение осевших на Алтае пришельцев-завоевателей с местным населением». Факт сосуществования (или смешения) кыргызов на Алтае с местными телескими племенами подтверждается руническими надписями из Мендур-Соккона, в одной из которых сказано: «Он тюрк...», а в другой — «Мой старший брат... герой и знаменитый киргиз». Следует отметить, что в конструкции некоторых алтайских курганов сохраняются традиции минусинских чаа-тасов. Однако как долго продолжалось это сосуществование — сказать трудно. Поздних кыргызских погребений XI-XII вв. на Горном Алтае неизвестно: встречаются только отдельные, как правило найденные случайно, вещи этого времени.  

 

Аналогичная ситуация складывается на Западном Алтае, только в данном случае, очевидно, можно говорить о смешении не с местными телескими, а кимакскими племенами. Погребения с трупосожжениями здесь открыты на могильниках Карболиха VIII, ряде курганов группы могильников Гилево и др. По этим материалам В.А. Могильниковым был выделен комплекс предметов из памятников енисейских кыргызов, распределяющихся на два этапа: рубеж VIII — середина IX в.; середина IX — первая половина X в. На наш взгляд, это достаточно однородный комплекс, и первая дата представляется несколько заниженной. В числе других предметов сопро-

водительного инвентаря здесь найдены такие характерные вещи, как витые удила с эсовидными псалиями, стремена с отверстиями в подножках, пряжки с язычком на вертлюге, трёхгранные наконечники стрел и др. Интересная ситуация зафиксирована при раскопках могильника Новофирсово, где в одном из «длинных» курганов находились три погребения: по обряду трупосожжения (женское?) с кыргызским инвентарём, трупоположение с восточной ориентировкой (мужское) и детское с сосудом типа «кыргызской вазы», на основании которых можно говорить «не только о проникновении енисейских кыргызов на Юго-Западный Алтай в IX-X вв., но и об этническом смешении местного и кыргызского населения».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Восточно-казахстанский вариант. 

 

Очень близкие кыргызским как по обряду погребения (подкурганные трупосожжения на уровне древней поверхности), так и по предметам сопроводительного инвентаря (стремена с прорезной подножкой, палаш, лировидные подвески с сердцевидной прорезью, орнаментированные детали поясных наборов, бронебойные наконечники стрел, тройники с вырезными лопастями, витые 8-образные удила и т.д.) захоронения открыты в составе Зевакинского могильника на Иртыше. По всем признакам, отмечает Ф.X. Арсланова, «рассмотренные курганы наиболее близки к погребениям в Туве, относящимся к древним хакасам. Такая близость свидетельствует, по-видимому, о культурном и этническом взаимовлиянии племён, оставивших памятники в Туве и верхнем Прииртышье». Вместе с тем следует отметить, что зевакинские погребения отличаются и некоторым своеобразием: в них найдены кости лошадей, скорее всего относящиеся к сопроводительным конским захоронениям; керамика, отличная от кыргызской; характер орнаментации поясных наборов (например, широкое использование мотива «жемчужин») ближе к известному в предшествующее время в Средней Азии, чем в Южной Сибири. Все это свидетельствует о том, что оставившее их население — это кыргызы, но уже «вступившие в непосредственный контакт с аборигенами Прииртышья», причем процессы аккультурации, отражённые в зевакинских материалах, должны были занять определённый промежуток времени. Поэтому датировка восточноказахстанских погребений с трупосожжениями не ранее X в. представляется наиболее оправданной. Высказано предположение о близости некоторых восточноказахстанских наземных сооружений и минусинских чаа-тасов. На самом деле, это не памятники «типа чаатасов», а только воспоминание о них, свидетельствующее о постепенном угасании устойчивой погребальной традиции по мере продвижения кыргызов с востока на запад.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Красноярско-канский вариант.

 

 

 

 В это же время отдельные погребения енисейских кыргызов появляются севернее Минусинской котловины. В первую очередь к ним относится известный Ладейский комплекс около Красноярска, откуда происходят витые удила, стремя с прорезной подножкой, зажимы для кистей, сбруйные наборы характерного кыргызского облика. К этому же времени относятся некоторые городища, возможно, служившие укреплениями на северных границах государства енисейских кыргызов. Интересное захоронение по обряду трупосожжения с кыргызским ин-

вентарем (витые удила, палаш с напускным перекрестием, стремя с петельчатой приплюснутой дужкой, отдельные сбруйные украшения) было открыто в Большемуртинском районе Красноярского края. Р.В. Николаев предполагает, что «погребение принадлежало воину-кыргызу, участвовавшему в ...набеге на таёжные племена Сибири». На севере отдельные погребения по обряду трупосожжения с кыргызским инвентарём известны вплоть до среднего течения Ангары. Найденные в погребениях красноярско-канского варианта предметы ближе всего к минусинскому варианту культуры енисейских кыргызов IX-X вв.

 

 

 

 

 

 

 

 

Прибайкальский вариант.

 

 

В восточных районах расселения енисейских кыргызов, зафиксированного письменными источниками, памятников, которые могут быть с ними связаны, известно значительно меньше. Так, в 1902 г. Ю.Д. Талько-Грынцевичем были опубликованы материалы Хойцегорского могильника, в одном из погребений которого в углу ямы в обрывках шёлковой ткани («тайник»?) находился поясной набор, включающий лировидные подвески с сердцевидной прорезью и антропоморфными изображениями, пряжки и другие украшения с растительным орнаментом кыргызского облика. Позднее эти материалы были включены Л.Р. Кызласовым в состав выделяемой им хойцегорской культуры IX-X вв. в Западном Забайкалье, имеющей много общих черт с уйгурской и кыргызской культурами. Типично кыргызское погребение было открыто в 1980 г. в Восточном Забайкалье около г. Читы. В нём найдены набор бронзовых блях с растительным орнаментом, в том числе две бляшки с «перехватом», характерные для IX-X вв.; стремена с приплюснутый петельчатой дужкой и прорезной подножкой; удила с 8-образным окончанием звеньев; обоймы с орнаментированным щитком, бусы, серьги и др. По характеру набора предметов сопроводительного инвентаря это погребение — женское и принадлежит, как считает автор, «одной из тех кыргызских женщин, которые могли быть уведены уйгурами из родных мест в период их военной экспансии против народов Южной Сибири». Близко по составу сопроводительного инвентаря погребение с трупосожжением, недавно открытое в Западном Прибайкалье, около г. Иркутска. Вещи из прибайкальских погребений с трупосожжениями IX-X вв. ближе всего к тувинскому варианту культуры енисейских кыргызов. 

 

Приведённые данные полностью подтверждают высказанное нами еще в 1973 г. положение о том, что ареал распространения кыргызских памятников IX-X вв. охватывал огромную территорию — от таежных районов Восточной Сибири на востоке до гор Тянь-Шаня на западе; от степной Монголии на юге до района современного Красноярска на севере. Вместе с тем, археологические материалы фиксируют более сложную картину этнокультурных процессов, происходивших в IX-X вв., чем это представлено в письменных источниках. Распространение кыргызов происходило не только в южном и юго-западном, но и восточном и северном направлениях. Вслед за военными походами часть кыргызского этноса расселялась на завоеванных землях и ассимилировалась в местной среде. Это привело к образованию ряда кыргыз-

ских субэтносов, обладавших как общими чертами с культурой кыргызов Енисея, так и отличавшихся от неё и друг от друга специфическими деталями за счет адаптации к культурным особенностям местного населения. Представляющие эти субэтносы локальные варианты культуры енисейских кыргызов продолжали существовать и после завершения кыргызской экспансии, являясь основным источником распространения кыргызского влияния на соседние племена.   

 

С завершающим этапом периода «кыргызского великодержавия» связаны два важных и окончательно не решенных вопроса: 1) о возможности переселения енисейских кыргызов (или части их) на Тянь-Шань; 2) о длительности пребывания енисейских кыргызов в Центральной Азии и причине возвращения их на Средний Енисей. Вопросы эти взаимосвязаны; от их решения во многом зависит отношение исследователей к дальнейшей судьбе енисейских кыргызов на территории Средней Азии и Южной Сибири.  

 

Первая дискуссия по этому поводу развернулась ещё в конце XIX в. между В.В. Радловым, сторонником переселения енисейских кыргызов, и Н.А. Аристовым, сторонником независимого происхождения тяньшаньских киргизов. В.В. Бартольд, автор первой монографии о кыргызах, не придавал большого значения их переселению в период «киргизского великодержавия» с Енисея на Тянь-Шань и считал, что «главная масса киргизов переселилась в Семиречье позже. Если бы киргизы жили в Семиречье уже в эпоху Караханидов, то они, несомненно, приняли бы ислам в X или XI в., между тем они еще в XVI в. считались язычниками» В наиболее законченном виде идея о переселении енисейских кыргызов на Тянь-Шань получила воплощение в работах А.Н. Бернштама и позднее — О. Караева. В работах С.М. Абрамзона и К.И. Петрова впервые была высказана мысль о том, что этноним «кыргыз» принесли на Тянь-Шань не собственно кыргызы Среднего Енисея, а племена, в IX-X вв. входившие в состав государства енисейских кыргызов. С.М. Абрамзон считал, что это были «тюркоязычные племена, проживавшие раньше в пределах Восточного Притяньшанья, отчасти Прииртышья и Алтая» К.И. Петров отводит значительную роль в этом процессе области Енисейско-Иртышского междуречья, которую он понимает достаточно широко — от оз. Киргиз-Hyp до Красноярска и от верховий Енисея до верховий Иртыша. Здесь до конца XII в., по его мнению, смешивались кыргызские, кимакские и прибайкальские этнические компоненты, и уже образовавшийся субстрат в XIII в. переселился на Тянь-Шань (Петров, 1960; 1961). Точку зрения К.И. Петрова поддержал Е.И. Кычанов (Кычанов, 1963). В «Истории Киргизской ССР» выделяется область «Киргиз», занимавшая территории Горного Алтая и Обь-Иртышского междуречья, где в результате ассимилятивных процессов между потомками енисейских кыргызов и кимако-кыпчакских племен образовался этнический субстрат, который во второй половине XV в. пересе-

лился на Тянь-Шань. Ни одна из высказанных точек зрения не является окончательной, и истории изучения вопроса о переселении енисейских кыргызов на Тянь-Шань уже посвящена специальная литература. Лучше всего об этом написал С.М. Абрамзон: «Если уже давно стала очевидной невозможность отождествления енисейских и тянь-шаньских кыргызов, то столь же очевидна необоснованность полного отрицания некоторых этногенетических связей между ними 

 

Решающее значение в решении вопроса о возможности переселения енисейских кыргызов на Тянь-Шань принадлежит памятникам археологии. В свое время одним из аргументов гипотезы А.Н. Бернштама послужило сходство ажурных блях из Кочкорского клада на Тянь-Шане с накладной орнаментацией копёнских сосудов. Отдаленная и довольно формальная аналогия вызвала естественные возражения. «Орнамент кочкорских блях, — писал Я.А. Шер, — как и орнамент посуды, обнаруженной в Копёнах, относится к широкому кругу орнаментальных мотивов, присущих многим азиатским народам от Ирана до Китая». «Если бы было передвижение кыргызов с Енисея на Тянь-Шань, — отмечал Л.Р. Кызласов, — то оно фиксировалось бы прежде всего погребениями по обряду трупосожжения... Таких погребений на Тянь-Шане нет». Их место, по мнению Я.А. Шера, занимают здесь погребения с конем. Необходимо отметить, что приведенные выше материалы из погребений IX-X вв. в Минусинской котловине, Туве, на Горном и Западном Алтае, в Восточном Казахстане как бы связывают в одну цепочку памятники енисейских кыргызов от Среднего Енисея до Верхнего Иртыша, а такие комплексы, как Текели на р. Или, уже вплотную подступают к восточным отрогам Тянь-Шаня. При этом, судя по алтайским и восточноказахстанским материалам, сама культура енисейских кыргызов при распространении ее на запад претерпела некоторые изменения за счёт адаптации к культурным особенностям местных племён. Очевидно, поэтому тувинские погребения IX-X вв. несколько отличаются от минусинских, алтайские от тувинских, восточноказахстанские от алтайских и т.д. Памятники енисейских кыргызов на Тянь-Шане должны отличаться ещё большими чертами своеобразия, чем алтайские или восточноказахстанские. О том, что погребения периода кыргызской экспансии могут быть открыты на Тянь-Шане, еще раньше свидетельствовали отдельные археологические находки. Приведенная А.Н. Бернштамом параллель между кочкорскими и копёнскими материалами имеет под собой то основание, что ажурные изображения были распространены в IX-X вв. и преимущественно в Южной Сибири. В 1965 г. ажурные накладки с изображением различных животных и растительных побегов, весьма близкие кочкорским, были найдены в погребении IX-X вв. в Центральной Туве (Трифонов, 2000). Такая же накладка с зооморфными и растительными изображениями известна из случайных находок в Минусинской котловине. В Чуйской долине и на Иссык-Куле имеются, правда в небольшом количестве, и отдельные вещи кыргызского облика — пряжки, кресала, детали поясных наборов, лировидные подвески с сердцевидной прорезью, тройники и др.. Появление подобных предметов на Тянь-Шане вполне может иметь отношение к распространению культуры енисейских кыргызов в IX-X вв. Наконец, в последние годы на Тянь-Шане открыто несколько погребений с обрядом трупосожжения и «тайниками» (Табалдиев, 1996) несмотря на некоторое своеобразие, несомненно относящиеся к той же самой кыргызской традиции. Таким образом, вопрос о возможности появления енисейских кыргызов на Тянь-Шане в конце I тыс. можно считать решённым.